Квадрат жизни. Грань первая. Путешествие

Ваня бегло глядит на меня, сдерживая вопрос, и явно беспокоится. Во мне тоже появляется внутренняя настороженность, ибо уже знаю, как людям погружение мозги выкручивает. Однако Павлик и его спутники не походят на отъявленных борцов за порядок и даже суковатых палок не имеют. Здесь и физиогномистом не надо быть, чтобы отличить идейных фанатиков от самостоятельных личностей. Решаю послушать, если само в руки пришло. Лысый мужичок просит отряд отдыхать и усаживается на траву рядом с нами.

– Здесь все не то, чем кажется. Вы когда-нибудь задумывались, отчего люди так уперто стремятся к вершине? Почему они взмывают в небеса, окутавшись сиянием? По-вашему, это нормально? Почему персонал сидит на стартовых точках и не вмешивается в конфликты? О нормальных гидах, схемах, картах, и маркированных маршрутах вообще молчу. А о границе задумывались? Были там? Что скрывают за этими непреодолимыми горами? – он с сочувствием глядит на незадачливых нас, и продолжает. – Короче говоря, мы находимся в огромной лаборатории, где над людьми проводят эксперименты. Здесь работают психические генераторы, ведь люди ведут себя как ненормальные. Замечали? Хотя, что такое нормальность – это отдельный вопрос. Можно много рассказать о сём местечке, но гораздо важнее сбежать. Сломать систему. Сокрушить запоры и препятствия.

Понимаю, что передо мной сидит еще один продукт, обработанный системой наблюдения, только особо изощренным образом. Едва сдерживаю улыбку от осознания, как причудливо Павлику заморочили голову, приоткрыв некий вариант правды. Будучи опытным, понимаю, что спорить с этим человеком бессмысленно. Он свято верит в свою теорию, на фоне полной амнезии, хотя прав в общих чертах. Разубеждать борца с системой сразу отказываюсь, ибо мне нет до него дела, зато решаю подыграть, надеясь получить временного проводника, или совет.

После продолжительной паузы, за время которой изображал культурный шок, смущенно говорю:

– Осмелюсь предположить, для победы над системой у тебя есть план и отличная подготовка, включающая знание местности, если правда к границе ходил, – до меня доходит, что наши цели сильно разнятся. – Подожди, куда же ты собрался, если вершиной не интересуешься, а граница неодолима?

– Хе-хе, поди представил, как мои люди скалы с обратным уклоном штурмуют? До нас сотни уже вверх улетели, пытаясь дернуть отсюда. Но мы не дураки, собираем опыт, друг другу пересказываем, ведь каждый день может стать последним, – Павлик переходит на таинственный шепот. – Внешнее кольцо скал не перелезть, трещин и проходов под ними нет, все реки замкнуты внутри. Очевидные способы побега бредовы и уже испробованы. Наша задача – найти скрытый центр управления, – лысый переходит на деловой тон и приосанивается. – Для этого мы принимаем всех, кто готов бороться за свою свободу. Мы почти во всем разобрались, осталась самая малость. Сейчас моя группа прочесывает данный участок хребта, продвигаясь вдоль. Присоединитесь?

– Эм… Честно говоря, у нас немного другие планы. Павлик, твой рассказ, переворачивает все в голове, и надо это обдумать. Однако, в твоей теории есть слабое место. Ведь управление может быть удаленным, за кольцом гор, хотя в целом звучит правдоподобно. И даже если выберетесь, вряд ли будете рады содеянному. Может снаружи мертвый мир, открытый космос или пустота? По мне риск сомнительный.

Ванёк сидит с выпученными глазами, то ли испугавшись массового безумия, то ли переваривая революционную информацию. У меня нет сомнений по поводу тяжести осознания подобных сведений глубоко погруженным, поэтому сам стараюсь выглядеть ошарашенным.

– Ты такую ересь не говори, не сбивай нам настрой. Хочешь, наверное, разделить общую участь и грациозно улететь в голубую высь? – неожиданно спрашивает искатель правды.

– Честно говоря, не планировал. Надеюсь на чудо и собственную упёртость, но это – мое дело, – во мне разгорается любопытство, ибо встретить человека с расширенным, но погруженным сознанием большая редкость, поэтому решаю спросить. – Считаешь, что улетевшие путники пропадают в никуда? Знаю, выглядит это странно, но так уж устроено.

– Вот именно. Сам на вопрос ответил. Так нам устроили. Зуб даю, там народу мозги прочищают, что-нибудь выкачивают, может, списывают в расход, а остальных назад, в ловушку эту. Надо же было додуматься, вознесение такое выдумать. Да-да, мы так и говорим, вознесение. А, черт с ним. Меня больше заботит, как ум человеческий здесь меняется.

– Но людям в принципе свойственно меняться…

– Так, да не так, – Павлик перебивает меня. Нас буквально ломают с помощью суровой природы, разделенного общества и психических генераторов, скрытых от глаз. Они создают ложные желания, сумбурные идеи, подавляют или будоражат, даже пугают всяким бредом. К счастью, их работа избирательна и непостоянна.

Слова Павлика напоминают мне о сравнительно недавней эпохе перемен, когда мир действительно освобождался от оков лжи и обмана. Мне посчастливилось родиться уже после, но человечество надежно сохранило тот болезненный опыт. Понимаю, что наш парк подобен детскому, шуточному аттракциону, по сравнению с суровой реальностью прошлого. Видать, именно память о тех технологиях управления массами людей пробудилась в сознании этого путника. Мне думается, что верными словами можно затронуть и другие фрагменты его памяти, касаемые желания победить в восхождении.

– Некоторые говорят, если пройти эти испытания, то перейдешь на принципиально новый уровень бытия и возможностей. Кстати, откуда вы все это берете? Может пси-генераторы вас вдвойне обманывают, если они вообще есть, – на память приходят предыдущие восхождения, и вновь становится ясно, сколь тяжела участь погруженных, не стоит их критиковать за ошибки на пути к цели, когда в голове шоры и бардак, разной степени тяжести.

– Оттуда и знаем, – мой собеседник неопределенно крутит пальцем в воздухе. – Да здесь же оно все, вот здесь. – Павлик стучит себя по голове.

– В этом, пожалуй, соглашусь, – говорю ему вслух, а сам думаю. – Как ни странно, но ты почти во всем прав, вот только мы добровольно приходим, и все ради пользы.

– Парни, подождите, у меня сейчас крыша поедет, – встревает в затянувшийся разговор Ваня. – Нам просто про дорогу хотелось узнать, а то идем наобум.

– Эх, ничего вы не поняли. Ну что ж, как всегда, – Павлик иронично вздыхает. – Вы мужики, не в свою игру играете, как мыши лабораторные. Куда путь вам проложили, туда и трусите. Могу только рукой указать, но без толку. Или за мной идите, но мы к вершине ни ногой.

– А может пройтись? Вдруг всё не так? Вдруг, это – правда ловушка, а все воспоминания гроша ломанного не стоят, – гаденько пищит в моем сознании пугающая мысль.

На сей раз посмеяться в лицо следящей системе не получилось. Даже несмотря на отсутствие лица. В висках набухает тяжесть, голова склоняется ниже, в глазах на миг темнеет. Некоторое время, мне кажется, будто мир застыл и остался только бешенный пульс крови, отдающийся в ушах. Уже собираюсь поверить в теорию страшной лаборатории и отсутствие своей воли, но прикосновение Вани возвращает меня к реальности. Приходится протереть внезапно намокшие глаза и извиниться. Мысленно желаю следящей системе успехов на поприще моего оболванивания и собираюсь с силами, дабы закончить бесполезный разговор, с самого начала зашедший в тупик.

– Накрыло, мужик? – сочувствует мне искатель выхода. – Вижу, не по-детски тебя скукожило. Вот так нас за ниточки и дергают. Меня порой и сильнее к стенке прижимает, однако держусь. Неужели до сих пор к вершине хочешь?

– Сомневаюсь, что ты найдешь нечто скрытое. Проводи ты сам эксперименты, точно позаботился бы о недосягаемости элементов управления. Ты же здравомыслящий. Но не это хотел сказать, – Павлик изображает ироничный интерес. – Уверен, вы кое-чему научились в тренировочных лагерях, прежде чем тайны пошли искать. Так представь, что посреди зачетного занятия ученик вскакивает, мечется среди палаток, обвиняет тренера, и надеется удрать, наплевав на получение, образно говоря, плода учебы, – лысый молчал, ждет продолжения. – Мне нужен плод. И это место сродни полигону, нами же избранному, таково мое понимание. Просто надо уметь отличать озарения от наваждений, чего тебе желаю. Не обижайся.

Разрушитель системы разочарованно разводит руками. Вербовка новых сторонников провалилась. Отряд искателей правды, верно расценивает движение лидера, заканчивая привал. Уже через минуту их спины скрываются за поворотом тропы. Наверно меня с Ваньком пожалели, наивных подопытных.

– Бред какой-то. А вдруг он правду говорил? – задумчиво бормочет Ваня, шумно почесывая затылок.

– Забудь, конечно, бред, ну или почти. Нам как угодно не по пути. Пусть развлекаются, как хотят, лишь бы народ не тиранили. Ты главное выкинь все из головы, миры внешние, внутренние, эксперименты. Не это сейчас главное. Мне подыграть пришлось. Хотел его на чистую воду вывести, но нет… Пойдем дальше, своими силами управляться надо.

– Погоди, пока мы в кустах прятались, мне какое-то журчание было слышно. Нет не то, о котором ты думаешь, не улыбайся так. Дохловатый, но ручей. Как хочешь, а мне и лужа сгодится.

– На счет луж не знаю, не пробовал, и не прижимало еще до такой степени, но пойдем, поглядим. Должно же хоть немного нам повезти.

Путешествие возобновляется. Фляги и даже пара пакетов наполнены вполне сносной водой, что радует, но мы молчали, каждый думая о своем. Мне кажется напрасным тревожить рассудок своего приятеля объяснениями и вообще любыми словами. У него и так временная картина мира расплылась и потекла на пол походной обыденности. Меня же восхищает тонкая подмена истинных понятий ложными. Замени идею лаборатории на полигон, и все встанет на место. Однако, эти парни нашли или выдумали внешнего врага, давшего иную, обманную цель. По себе знаю, что пасть в борьбе с системой проще, чем преодолеть собственное несовершенство. После беседы у меня остался странный осадок. Он заставляет нервничать, оборачиваться, словно на каждом шагу за нами следит система, и собирается устроить внеочередную пакость. Умом понимаю, следит, но злого умысла не имеет, машина все-таки.

Голодный край

Встреча с Павликом и его спутниками, вопреки всему, внесла разнообразие и странным образом подняла тонус. Тем не менее, мы снова блуждаем по тропам, на этот раз ища разумных трудностей, потому безрассудно ломиться через заросли, по кручам, камням и бурелому себе дороже. На ближайшей развилке решаем разойтись в разные стороны, договорившись вернуться назад через пять минут. Ваня сразу сталкивается с желанными препятствиями. Его путь преграждает разлившийся ручей, мелочь, но уже что-то. Воодушевившись, мы еще пару раз повторяем этот прием на развилках, со схожим итогом. Тропа часто уходит в сторону, но мы все равно держимся западного направление. Мой приятель предлагает больше не разделяться, надеясь на удачу, которая не заставляет себя ждать.

Дорога исчезает. Ее буквально стер, загромоздил оползень. Широкую расщелину между почти отвесными склонами укрывают огромные валуны, пополам с глиной. Былой опыт подсказывает, что карабкаться по камням проще, нежели продираться сквозь кусты. Для моей легкой комплекции и скромного груза это оказывается гимнастической игрой. Крепкому Ване с его тяжелым и хрупким репликатором, задача представляется не из легких. Широко шагаю и прыгаю по вершинам глыб, изредка прибегая к помощи рук. Приятель же выверяет каждое движение, сопит, приседает, и наверно сожалеет об отсутствии хвоста. Мне иногда хочется оставить его и уйти вдаль, дав волю отстраненности, но всякий раз обращаюсь к своей совести и терплю. Изредка приходится возвращаться и страховать его или вовсе забирать ношу, позволяя перебраться налегке. Так или иначе, во второй половине дня, отбив пятки и поцарапав ладони острыми гранями камней, мы вновь выходим на обычную тропу, и сразу устраиваем привал.

– Все идет не по плану, уже столько поправок в поход внести пришлось, просто жуть, – говорю Ване, сбросив рюкзак и опершись на ствол тонкого, незнакомого дерева. – От режима уже спокойно отстранился, но, по-моему, мы излишне мучаемся и все равно идем не туда.

– Если ты о дороге, то это мелочи, – Ваня успевает отдышаться, и сейчас просто лежит на спине. – Тут жратвы нет. Разве так бывает? Лес, и совсем пустой.

– Меня уже первые километры после стоянки вечноотдыхающих смутили. Когда идешь в неверном направлении, то и потенциала в пути нет, – приятель хмурится мне в ответ. – Ладно, скажу проще. Если на твоей дороге пусто, голо, темно и холодно, значит, ты ошибаешься. А продолжи двигаться тем же путем, сгинешь, от того же голода. Для меня это ориентир, но порой трудно отличить его от допустимых сложностей.

– Пока сполна не огребешь, не додумаешься, – подводит итог Ваня. – Тогда мы дураки, каких много.

– Конечно, дураки. Как мы Синим попались, с тех пор у меня уверенности вообще ни в чем нету.

– Из-за карты? – приятель не стал дожидаться ответа. – Чего ты к ней прилип. Сотни людей ходят как получится, и нормально. Если ты у нас такой отстраненный и равнодушный к проблемам, вот и забей на точность маршрута. Можешь мне довериться, у меня все просто. Иду по следам. Либо сам цель увижу, либо спрошу у кого.

– Раньше ты такого не говорил. Хотя и вопроса не было… Ладно, пора отвлечься на маленькие радости привала.

Скромный обед, мы растягиваем на целый час, очень уж вымотались. Ваня не жалуется только из-за привязанности к своему бесценному трофею, который весит куда больше моей поклажи. Таскать подобную тяжесть не по мне, но приятель был уверен в будущей выгоде. Взаимными упреками мы заниматься не стали, зато отказались от всех выдуманных методов движения сквозь лабиринт, даже от первой идеи, интуитивного толка. Мне действительно удается отстраниться от желания выйти из замороченного хребта. Теперь мы просто гуляем, избегая раздумий, сомнений и неподвижности.

Дальнейшие блуждания окончательно разрушаю все теории о логике устройства троп, возможно, ее и нет. Мы пробираемся по козьим тропкам на косогорах, идем высохшими руслами ручьев, минуем десятки логов и еще больше грив, и уверяемся в бессмысленности своих странствий. Не будь со мной Вани, перед которым стыдно сдаваться и показывать слабину, устраивать вечную стоянку бы не стал, но ругался бы в голос, вымещая негодование на сухостое и всем, что под руку подвернется. Однако, наш непредусмотренный моим планом союз, помогает брести дальше, не рассчитывая на удачу, а просто, так, ради самоуспокоения. Так проходит день и наступает следующий. Мы готовы уже поверить в теорию заговора здешних леших, водящих самонадеянных путников, или уловки следящей системы, которую впору называть манипулирующей. Ваня теперь то и дело вспоминает слова Павлика и докучает мне бредовыми разговорами о коварстве наших незримых угнетателей, хотя и не уверен в их злом намерении. Стараюсь не отвечать и не слушать, мне почти все равно.

Иногда попадаешь в такие ситуации, когда возникает желание развернуться и уйти навсегда, унося обиду на собственное бессилие, это был тот самый случай. Наш путь упирается в абсолютный тупик. Решаем воспользоваться случаем, передохнуть и задуматься над вечными вопросами. Вчера уже перебирались через ущелье, по подвесному мостику. Он явно существует изначально, причем с перилами по одной стороне. Но непримиримый народ, используя альпинистские тросы, связал, в несколько приемов второе ограждение, за что мы были безмерно благодарны. Тем не менее, мало приятного идти над бездной, прилично раскачиваясь, но шаткая переправа лучше ее отсутствия.

Теперь же тропа просто оборвалась на краю обрыва, с весьма крутыми склонами. Ущельем это не назовешь, но преграда уходит в обе стороны, не оставляя надежды на обход. Гляжу на устрашающие скалы, до сих пор напоминающие ребра, такие же белые и гладкие. Кажется, что ущелье стало местом гибели очередного древнего колосса, и нам уготована та же участь. Отстраняюсь от фатализма, и прагматично прикидываю, как воспользоваться этими скалами, но здравых идей нет, все равно вижу вероятную гибель, дешевле не связываться.

– Все что ли, пришли? Только давай не будем, валить дерево на краю, и лезть по нему. Про более экзотические способы самоубийства вовсе молчу, – бормочет Ваня, глядя вниз.

– Здесь и деревьев таких нет, и к безрассудному риску склонности не имею. Назад точно не пойдем, там тропа в восточном направлении, совсем не туда. Вдоль по чащобе не продерёмся, крылышки тоже не вырастим, даже выдуманного ракетного ранца не имеем. Глупо получается.

– Знаешь, это не тупик. Больше на обзорную точку смахивает, – бодрым голосом говорит Ванёк. – Ты заметил, что вдалеке больше нет гор? Может мы почти выбрались?

– Может быть, – равнодушно отвечаю приятелю. – Тогда еще досаднее, но волком выть не буду.

Грубое решение

Растительность за последний день не изменилась. Нас по-прежнему окружают худосочные и высокие деревья, щедро засыпавшие своей листвой землю, в том числе и склоны исполинского оврага. Трава наотрез отказывалась расти на белесой, каменистой земле, и толстый слой листьев, копившийся годами, не желал перегнивать, превращаясь в сухое и скользкое подобие снега. Мой приятель успел побывать в роли естествоиспытателя. Час назад он соскользнул с края тропы, усеянного этими самыми листьями, по пояс увязнув в собравшейся внизу шуршащей куче. Этого хватило для отказа от спуска на дно пропасти. Мои мысли цепляются за все подряд, судорожно ища решение.

Ваньку надоедает осматривать ближайшие заросли с гастрономическими целями. Он садится рядом со мной, демонстративно громко молчит и ждет. Мне приходится ответить: