Квадрат жизни. Грань первая. Путешествие

Сзади подходит Максим. Видимо он все слышал и отвечает за двоих:

– Нехорошо так поступать. Вместе начали, так вместе до конца идти должны. Батя обидится, если оставим его, долго вспоминать будет, себе дороже, – парень замечает озадаченность Сережки, и покровительственно приобнимает за плечи. – Собственно, что плохого? Нам здесь нравится. Прошли уже не мало, и почему обязательно к главной вершине нужно идти. Что там, медом намазано? Тут по окрестностям погулять можно. Потрясающие места, и народ не ропщет.

– Все с вами понятно. Отдыхайте. Мы же не Красные, чтобы свою волю навязывать. Но подумайте, еще не поздно, можете все переиграть.

– Лентяи, не то что мы с тобой, – говорит Ваня, когда братья оставляют нас наедине.

– Просто они довольны малым. Этот случай стал отличным поводом зависнуть в уютном местечке. Думаю, они договорились бы, но праздность привлекательнее. Батя всех удерживает, а они и рады. Все довольны в своем самообмане.

– Забудь. Пошли, посидим, побухтим. Ты же на гитаре играешь, то есть на лютне. Порадуй компанию. Если в их дрязги не вникать, нормальные люди.

– Поздно уже. Выспаться хочу. И не смотри на меня, как на маменькиного сынка. Десять минут так и быть, пожертвую, но играть не буду, руки онемели и с гитарами не дружу.

Ваня сразу находит себе забаву, разрисовывает чью-то чашку, своими заковыристыми буквами, под взглядами пары человек. Надеюсь, он помнит о раннем подъеме, у меня все по-прежнему строго. А мне, правда, пора на боковую. Знаю свой недостаток. Пристрастие к режиму снова лишает меня общества, хаотичного и эмоционального. Еще немного задерживаюсь, но поняв, что молчащего меня никто не замечает, удаляюсь на покой. Засыпая на спине, обращаю взор в прозрачное окошко на крыше, наблюдаю редкий вид звездного неба, который бывает только в горах. Как в счастливом детстве, мне снова кажется, что далекие светила наблюдают за мной, за моим путешествием, также пристально и беспристрастно, как следящая система этого огромного парка.

Прошедшая ночь кажется мне самой лучшей за все путешествие. Скорее всего, сказывается особенный воздух и ровная поверхность земли. Не обнаружив храпящей начинки Ваниного спальника, понимаю, что сном он побрезговал. Мой друг обнаруживается возле тлеющего костра, сидящим с дымящейся чашкой чая в руках. Он громко шепчется, сдавленно хохоча, чуть ли не покрикивая, с одним из младших отроков Игоря. Видимо боятся будить спящих, но громкости обычного шепота явно не хватает для выражения эмоций. Мне вручают еще одну кружку чая, налив из черного от копоти котелка.

Ваня, ухватывает меня за локоть, начинает торопливо говорить, то и дело срываясь на смех:

– Прикинь, к ним вчера Вольные странники заглянули. Им, торопыгам, некогда лагерь ставить, марш-бросок понимаешь ли. Парней угостили, спросили автоматическую аптечку, у меня самого такая была, но облом вышел. Зато новость недели узнали: якобы Красные Синих обчистили, да не просто по мелочам, а детали ракетного ранца унесли, в четырех ящиках с замками кодовыми. – Ванёк срывается на хрипящий смех, и едва подавив его, продолжает. – Никаких подробностей Странники не говорят, только невесомые контейнеры у всех спрашивают. По слухам Синие претензию выдвинули, Красные отпираются, якобы нет у них ничего. На одиночек беззаконных или на Вольных стрелки переводят. А сами тоже давай землю носом рыть. Дальше этой «золотой ракетно-ранцевой лихорадкой» все заразились. Носятся по лесам, вынюхивают, себе урвать желают.

Мне кажется правильным сохранить тайну, и разыграть удивление при постороннем человеке:

– Хе-хе, вот чудаки, заняться людям больше нечем. Может байка это все, кто-то ляпнул чушь, не подумав, а другие поверили. Пусть роют, ищут, лишь бы народ меньше тиранили, – пробую чай, грею руки горячей посудиной, и решаю завершить мысль шуткой. – А ведь это страшное дело, если Ставр за нарушителями порядка по воздуху гонятся будет, как мышь летучая, на ракетном ранце-то. Все трепещут и на поклон к проводнику идут.

Отпиваю чай, под затянувшийся хохот Вани, вкуса не понимаю, но задумываюсь. Натворили мы дел, как бы в будущем не аукнулось. Нас в лицо мало кто знает, но лучше рот на замке держать, и Ваню-балагура одергивать. Окончательно решаю на месте не задерживаться. Собираю свою посуду, и иду паковать вещи. Ваня улавливает мои мысли, тоже следует к палатке. Скручивая тент, с небольшой завистью смотрит на больничный пикник юных туристов. Остается надеяться, что их больше не потревожат, а нам пора спешить к вершине, подальше от нарастающего конфликта. Спустя десять минут мы покидаем все еще спящий лагерь, будто санаторий какой. Прощаемся только с одним отроком, просидевшим до утра, и резво уходим, в утренних сумерках, даже странно, что Ванёк не стал просить задержаться, кто его поймет.

Блуждание в лабиринте

В середине дня, после преодоления, самого высокого перевала, нашим глазам открылась величественная и пугающая панорама горного массива. Нагромождение хребтов и одиноких пиков занимает все видимое пространство. Только небо и горы, чем-то похожие на кости древнего гиганта. Ум не преминул возможностью запаниковать от грядущих подъемов и спусков, но мне удается отстранится, и принять тяготы как должное. Вспоминаю, что на карте все выглядело скромнее, но, самое главное, она помогла бы разобраться в паутине дорог, которые сплетаются здесь в причудливые рисунки. Понимаю, что мы не раз отступим с обрывов, будем обходить отвесные склоны и непролазный лес. Заранее смиряюсь с поражением, одновременно надеюсь на лучшее, и застываю, не в силах справиться с внутренними противоречиями.

– Что встал? Идем дальше. Не заморачивайся ты с этими перекрестками. Сколько уже их миновали, до сих пор в стену не уперлись, и назад не вернулись, – говорит Ваня, подталкивая меня в спину.

– Очень уж не хочется ошибаться, и потом лезть напролом, как тогда, в начале. Тебе хорошо, как ведомому, а мне выбирать приходится. Вроде не вопрос жизни и смерти, но все едино.

На наше счастье южный ветер пригоняет полчища кучевых облаков, скрывающих палящее солнце. Спустя час, после спуска с обзорной точки и долгого раздумья на большом перекрестке, мы понимаем, что крутые подъемы пока закончились. Теперь тропа пролегает между склонами, почему-то сухими, без единого ручья или водопада. Широколиственный лес, из незнакомых мне деревьев, с тонкими и изогнутыми стволами, кажется одинаковым и безликим, особенно на фоне скалистых выступов, которые действительно похожи на ребра и позвонки. Вид за очередным поворотом мало отличается от пройденного пути, и навевает тоску. Время и пространство растворяются, создавая ощущение топтания на месте. Мы продолжаем придерживаться запада, и молча ожидаем хоть какого-то разнообразия. День сам собой завершается, но пейзаж неизменен.

Утро мрачно от грозовых туч на небе, а поросшие лесом горы, только добавляют темень. Сновидения были пустыми, лишенными подсказок, и просыпаться в ранней темноте совсем не хотелось. Радует только отсутствие навязчивого бреда от следящей системы. Пасмурная погода поддерживает наше вялое состояние, а темные облака грозят оросить влагой это сухое, однообразное место, но так и не решаются, продолжая то ли дразниться, то ли стращать. Остается надежда найти крупный ручей, и следовать вдоль него. Ведь с обратной стороны гор течет река, и все воды попадают в ее русло.

Почти полностью свернув лагерь, Ваня сообщает еще одну новость, вполне предсказуемую:

– У меня закончилась вода, и здесь ничего не растет. Если так пойдет и дальше, придется вскрыть последние рационы.

– Ага, или начать сухой пост, – язвлю ему в ответ. – Кстати, для меня это не вопрос, и тебе полезно будет.

– Да ну тебя. Глянь на меня, похудел дальше некуда, скоро сидеть не на чем будет, – он продолжает возиться с навесным мешком, полученным от Валентина. – Не должно таких бесплодных земель быть, хоть листья жри, или умирать ложись.

– Все бы тебе умереть. Выберемся, не волнуйся, – пытаюсь хоть как-то ободрить приятеля, борясь с трагическими нотками в голосе. – Надо сегодня перестать скромничать и жалеть себя, как вчера, а то плелись как сонные мухи, под пасмурное настроение. Надеюсь, желание вкусно поесть будет для тебя отличным стимулом к ускорению.

– Судя по голосу и кислой морде, у тебя настроение такое же, как… – Ваня ненадолго задумывается, тихо мыча. – Никакое, нет его совсем. Прогресса в пути тоже нет, не ощущаю. Наверно это все из-за дороги.

– Возможно. Меня она не воодушевляет. Хотя считается, что за всякое дело нужно с радостью браться. Натягивать фальшивую улыбку сейчас не могу, а настоящая куда-то подевалась. На самом деле замкнутый круг. Нет радости от пути – нет прогресса, нет прогресса – нет радости. Надо его разрывать.

– Если ты музыкант, – Ванёк начинает рассуждать вслух, – тогда должен играть любые мелодии, и лирические, и грустные. Есть в них тоже что-то кайфовое. Скажешь, нет?

– Ловко ты меня… А что, есть такое дело. Задумку понял, но здесь можно вдвоем постараться. Вот иди и наслаждайся этими сонными лесами, зачарованной дорогой и застывшей природой. Не волнуйся, отлынивать не буду, помогу, – договорив глубоко вдыхаю, стараясь очароваться мрачной красотой.

Вновь все повторялось. Тонкие стволы деревьев, сизая хмарь над головой, чахлый подлесок, белесая земля. Глаз останавливается только на извилистых, длинных корнях, оплетающих и дробящих светлые камни; многолетний бессмысленный труд, почти как наш переход. Ожидаемый постоянный спуск не находится, как и вода. Скорее всего, до выхода из горного массива еще очень далеко. Мне приходится гнать от себя мысль, будто мы движемся параллельно хребту, как убегающий от катящегося камня болван из какого-нибудь старого фильма, не думающий о возможности свернуть в сторону.

– Слышь, – обращается ко мне приятель. – Ты на следы смотришь? Их тут полно.

– Да, видел. И что с того? – нехотя отзываюсь, скорее из вежливости, а то мог бы только кивнуть.

– Они расходятся по всем тропам. Понимаешь, вообще по всем. То есть на твоих любимых перекрестках, если считать, что только один путь правильный, большая половина народа ошибается, и прется не туда.

– Ты прирожденный аналитик, – говорю усмехнувшись. – По-моему, так всегда и везде. Имею ввиду мир или жизнь так устроены. Все люди вроде бы идут, что-то делают, хотя бы притворяются, а сквозь тернии мало кто продирается. Так и кружат в лабиринтах.

– На тебя опять депресняк напал. Мне вот полегчало. Иду, и сам не знаю, чему радуюсь. Наверно, потому что не в гору, да еще на воле, – Ваня дурашливо хихикнул. – Не так уж тут скверно.

– Мне разные люди вспоминаются. Хотя нет… А, ладно, – вовремя понимаю, что не стоит упоминать о внешнем мире, но нехорошо мысль обрывать, и решаю опереться на примеры из парка. – Наверно помнишь первые два лагеря, где народ учится. Так вот. Скольких неудачников мы уже встретили, а ведь все они готовились, надеялись. И куда не пойди, что ни делай, везде препятствия.

– К чему ты это клонишь?

– Просто нельзя однозначно говорить о правильных и неправильных путях. Слишком уж много дополнительных условий влияет, будь то погода, попутчики, время, события, да все что угодно, – почувствовав, что повысил голос, умолкаю, дабы остыть. – В общем надо идти куда идется. Не пользоваться умом, а отдаться течению, только в редких случаях легко маневрировать. Если заранее принять любой результат, обидно не будет, и не устанем от тяжких дум. Хотя ты для себя этот вопрос уже решил.

– Хорош болтать, теперь моя очередь тебя подгонять, – говорит Ваня, и впервые ускоряется раньше меня, наверно поняв нечто новое из моей спонтанной речи.

Постепенно в пейзаже возникает разнообразие. Мы точно не ходили кругами. Стволы деревьев теперь украшает плющ, свешиваясь пышными гроздьями над тропой. Тропа напоминает американские горки, так часты ее повороты, перепады высоты, и есть самые настоящие виражи, видимо подчиненные причудливому рельефу. Наш путь сворачивает в странную глушь, будто истерзанную ураганом и сильными дождями. От постоянных прыжков с валунов, вымытых из дороги, преодоления лежачих стволов и игру в равновесие на краю глубоких оврагов, скука развеивается, словно ее и не было. Внутри загорается давно дремавший азарт, а в мыслях вертится старая пословица: «Чем дальше в лес, тем больше дров», и ее шуточный вариант: «Чем дальше влез, тем ближе вылез». Ум зацепляется за логическую цепочку и начинает выдавать странные идеи, которыми хочется поделиться с Ваней.

– Слушай, приятель, если эти тропы запутаны умышленно, то в них заложен некий смысл, как в полосу препятствий или в игру, чем дальше, тем сложнее. Просто иного объяснения у меня нет, – Ваня заинтересовано глядит на меня. – Наверно мы ошибаемся, всякий раз выбирая легкий путь, вниз или по прямой. Может быть, надо выбирать сложные тропы, с подъемами или виляющие в сторону. Хотя бы попробуем.

Ваня молчит. Наверно считает меня сумасшедшим, верящим в некую теорию заговора. Вспоминаю, что в прошлый поход мне не удалось добрать до хребта, зато читал и слушал истории о самых странных способах его прохождения, для тех, кто идет без проводников. Хотя есть и простые пути, но мы на них уже не попали. У нас же с проводниками все сложно, полная самостоятельность перед неизвестностью, почти как после университета, иди куда хочешь, и будь что будет. Однако воплощение задумки пришлось отложить. За спиной слышался торопливый топот нескольких ног, заставляющий нас скрыться в зарослях. Горького опыта мы имеем с избытком, и лучше выглядеть глупым и изваляться в пыльной листве, чем объяснять очередному умнику почему идешь сам по себе, и куда вздумается.

Антагонисты

– Эй, мужики. Чего прячетесь, мы вас все равно давно заметили, – добродушный и немного картавый голос сопровождает хохот нескольких человек. – Не волнуйтесь, у нас с головой все в порядке, к цветастым служакам не относимся, – шорох листьев приближается, и лысая голова забавного на вид мужичка, заглядывает в наше убежище. – Здорово.

– По звуку мы цветастых от простых путников не отличаем, лучше перебдеть. А Синие, правда, нам сполна насолили. Вы из Вольных странников будете? – говорит Ванёк, смахивая с колен землю и поправляя куртку.

– Не… Вольные такие же дурни, как все тут. Зато почти безвредные. Мы всего-навсего здравомыслящие люди, со своими взглядами и целями. Забыл представиться, Павлик, – он протягивает Ване руку, пристально глядя в лицо, словно опытный физиономист.

После формального знакомства настает моя очередь задавать вопросы. Оценив внешнюю уверенность новых знакомых, рассчитываю получить помощь или совет для выхода из лабиринта. Решаю не хитрить, и спрашиваю Павлика прямо:

– Если вы мыслите здраво, и помощи у нас не просите, стало быть, этот хребет проблемой не считаете? А то мы каких только теорий не навыдумывали.

– За себя говори, – бурчит Ваня. – Мне уже почти нравится, только с водой у нас совсем туго.

– Ага, еще одни спящие, впрочем, предсказуемо, тут все такие, – отвечает Павлик, загадочно улыбаясь, одновременно снимая рюкзак. – Идея выбраться хороша, если знать, откуда выбираться и куда. Но мне негоже давать традиционные советы, они ввергнут вас в одну из типичных иллюзий. Все сложно, – он умолкает, соображая. Эх, была ни была, придется вас в курс дела ввести, время позволяет.