Домби и сын

– Лордъ-меръ! – прервалъ старикъ.

– Да здравствуетъ лордъ-меръ и вся городская дума! – вскричалъ мальчикъ.

Дядя съ величайшимъ удовольствiемъ кивнулъ головой.

– Ну, теперь раскажи-ка намъ про свой торговый домъ! – прибавилъ Соломонъ Гильсъ.

– О, дядюшка, про него нечего много разсказывать, – отв?чалъ мальчикъ, усердно работая ножемъ и вилкой, – контора ужасно темна и угрюма; въ той комнат?, гд? сижу я, – высокiй каминъ, жел?зная касса, н?сколько картъ, календарь, пюпитры, стулья, чернильница, книги, коробки и пропасть паутины, такъ что одна густая гряда прямехонько виситъ надъ моей головой.

– И больше ничего? – спросилъ дядя.

– Ничего, кром? старой кл?тки, – не знаю, какъ она туда попала! – да еще корзинки съ углями.

– A счетныя, вексельныя, долговыя книги и другiя принадлежности коммерческихъ оборотовъ богатаго дома? – сказалъ старикъ, внимательно взглянувъ на племянника сквозь туманъ, постоянно помрачавшiй его глаза, и придавая особенное выраженiе словамъ.

– О, этого добра я думаю, очень много, – отв?чалъ безпечно мальчикъ, – но в?дь все это лежитъ въ комнатахъ м-ра Каркера, м-ра Морфина или м-ра Домби.

– Былъ сегодня въ контор? м-ръ Домби? – спросилъ дядя.

– О, да! Онъ очень часто приходилъ и уходилъ.

– Съ тобой, разум?ется, ничего не говорилъ?

– Н?тъ, говорилъ. Проходя мимо меня – какой суровый, жестокiй челов?къ! – онъ сказалъ: – "а, ты сынъ м-ра Гильса, мастераморскихъ инструментовъ?" – Племянникъ, сэръ, – отв?чалъ я. – "Ну, да, любезный, я и говорю, племянникъ", – возразилъ онъ. A право, дядюшка, онъ назвалъ меня твоимъ сыномъ, a не племянникомъ.

– Ты ошибся, мой другъ, – вотъ и все. Да впрочемъ небольшая б?да.

– Конечно, небольшая. Только непрiятно, что онъ такъ гордъ и грубъ. Потомъ м-ръ Домби сказалъ, что ты говорилъ съ нимъ обо мн?, что онъ нашелъ мн? м?сто въ своей контор?, что я долженъ быть прилеженъ, аккуратенъ и… уменъ. Кажется, я не слишкомъ ему понравился.

– Ты хочешь сказать, – зам?тилъ старикъ, – что онъ не слишкомъ теб? понравится.

– Можетъ быть, и такъ, дядюшка, – отв?чалъ улыбаясь мальчикъ, – только я объ этомъ не думалъ.

Посл? об?да Соломонъ развеселился и отъ времени до времени посматривалъ на племянника. Когда убрали со стола и сняли скатерть, – кушанье было принесено изъ сос?дняго трактира, – онъ спустился въ погребъ въ сопровожденiи мальчика, который со св?чею въ рукахъ остановился на сырой л?стниц?. Порывшись н?сколько времени въ разныхъ углахъ, онъ воротился со старой, заплеснев?лой бутылкой, покрытой пылью и пескомъ.

– Что ты д?лаешь, дядюшка, – вскричалъ мальчикъ, – в?дь это твоя зав?тная мадера? Ея всего дв? бутылки.

Старикъ Соль значительно кивнулъ своей головой, давая знать, что понимаетъ въ чемъ штука, и съ торжественной важностью вытащилъ пробку. Потомъ онъ налилъ два стакана и поставилъ бутылку на столъ вм?ст? съ третьимъ пустымъ стаканомъ.

– Другую бутылку, Валли, – сказалъ онъ, – мы разопьемъ, когда ты составишь свою карьеру, то есть когда сд?лаешься ты порядочнымъ, почтеннымъ, счастливымъ челов?комъ, – то есть когда путеводная зв?зда новой, сегодня начатой тобой жизни, – о, если бы Богь услышалъ мою молитву! – выведеть тебя на ровный, гладкiй путь того поприща, на которое ты вступилъ. Благословляю тебя отъ всей души!

Туманъ, постоянно вис?вшiй на глазахъ старика, какъ-будто опустился ему на горло: голось его сд?лался хриплымъ и рука дрожала, когда онъ начиналъ чокаться съ племянникомъ, Но лишь только онъ попробовалъ вина, тяжелое бремя свалилось съ его плечъ, и ясная, спокойная улыбка показалась на лиц?.

– Любезный дядюшка, – сказалъ растроганный мальчикъ, стараясь улыбнуться сквозь слезы, – приношу теб? мою глубокую благодарность за честь… и прочая, и прочая, и прочая! Теперь позволь мн? предложить тостъ. Vivat, м-ръ Соломонъ Гильсъ! Да здравствуетъ онъ сто тысячъ разъ! ура!.. Ты отплатишь мн?, дядюшка, когда разопьемъ съ тобой посл?днюю бутылку: не правда ли?

Они опять чокнулись. Вальтеръ, бережливый на вино, только обмочилъ губы и, поднявъ стаканъ, принялся разсматривать его съ напряженнымъ вниманiемъ. Н?сколько минутъ дядя безмолвно смотр?лъ на племянника, и потомъ, когда глаза ихъ встр?тились, Соломонъ громко продолжалъ свою мысль, какъ будто не переставалъ говорить:

– Ты видишь, Валли, – сказалъ онъ, – я совершенно сроднился со своимъ мастерствомъ. Я такъ къ нему привыкъ, что не могу и жить безъ этихъ занятiй. И между т?мъ д?ла идутъ дурно, очень дурно. Когда носили вотъ эти мундиры, – прибавилъ онъ, указывая на деревяннаго мичмана, – такъ можно было заниматься д?ломъ и стоило! A теперь… конкурренцiи, новыя изобр?тенiя, моды… св?тъ перегналъ меня. Не знаю, куда д?вались мои покупатели, да и самъ я Богъ знаетъ гд?.

– Полно, дядюшка, не думай объ этомъ.

– Съ т?хъ поръ, какъ ты воротился изъ пансiона, a этому ужъ десять дней, – продолжалъ Соломонъ, – я помню, только одинъ челов?къ и заглянулъ въ нашу лавку.

– Н?тъ, двое, дядюшка! Разв? ты не помнишь? Сперва приходилъ мужчина разм?нять червонецъ…

– Ну, да, – и больше никого.

– Какъ, дядюшка! A разв? ты забылъ женщину, помнишь, что входила спросить, гд? пройти въ Тернпэйкъ?

– Да, я и забылъ. Точно, двое.

– Но, в?рно, они ничего не купили? – вскричалъ мальчикъ.

– Разум?ется, не купили ничего! – спокойно отв?чалъ Соломонъ.

– Да, кажется, имъ ничего и не нужно было?

– Конечно, иначе они купили бы въ другой лавк?, – проговорилъ Соломонъ т?мъ же тономъ.

– Но все же приходило двое, a ты говоришь, что одинъ! – проговорилъ мальчикъ торжествующимъ тономъ, какъ будто открытiе забытой пос?тительницы было важною находкой.

– Эхъ, Вальтеръ, – началъ старикъ, помолчавъ немного, – в?дь мы не дикари на пустомъ острову Робинзона Крузо. Ну, что толку, что одинъ разм?нялъ y насъ червонецъ, a другая справилась о дорог?: будешь ли съ этого сытъ? Право, св?тъ перегналъ меня и не подъ силу мн? идти за нимъ. Все теперь не то, что прежде: и мастера не такiе, и ученики не такiе, и д?ла не т?, и товары не т?. Инструменты мои вышли изъ моды, и я старый торговецъ въ старой лавк?… куда и къ чему я пригоденъ? Улица наша тоже не та… все р?шительно не такъ, какъ прежде. Да, я отсталъ отъ времени и поздно, очень поздно догонять его. Шумъ жизни тревожитъ меня…

Вальтеръ хот?лъ отв?чать, но дядя остановилъ его.

– Вотъ почему, Валли, мн? хот?лось бы поскор?й пристроить тебя на этомъ д?ловомъ св?т?. Я ужъ не д?лецъ, a такъ себ?, только т?нь д?лового челов?ка: умру – и т?ни не будетъ. Это плохое для тебя насл?дство! Хорошо еще, что могъ употребить въ твою пользу почти единственный остатокъ моихъ старыхъ связей. Сос?ди думаютъ, что я богатъ. Желалъ бы для твоего счастья, чтобъ это была правда. Во всякомъ случа?, поступивъ въ контору Домби, ты выбралъ прекрасную дорогу. Будь д?ятеленъ, дитя мое, трудись, устраивай свою карьеру, и… Господь благословитъ тебя!

– Постараюсь вс?ми силами оправдать твои надежды, любезный дадюшка, и не забуду твоихъ сов?товъ, – съ твердостью отв?чалъ мальчикъ.

– Знаю и не сомн?ваюсь въ этомъ, – отв?чалъ Соломонъ и съ возрастающимъ удовольствiемъ принялся за второй стаканъ мадеры. – Ну, a что касается до морской службы, Валли, – продолжалъ онъ, – такъ это довольно хорошо въ воображенiи, въ мечтахъ, a на д?л? не годится, совс?мъ не годится! Разум?ется, глаз?я на эти снаряды, ты привыкъ мечтать о мор?, – но все это вздоръ, другъ мой, то есть р?шительный вздоръ!

Однако-жъ Соломонъ Гильсъ, говоря о мор?, потиралъ руки съ тайнымъ удовольствiемъ и смотр?лъ на свои морскiе инструменты съ невыразимымъ наслажденiемъ.

– Вотъ, наприм?ръ, это вино, – продолжалъ старикъ, – оно Богъ знаетъ сколько разъ прогуливалось въ Остъ-Индiю взадъ и впередъ и даже совершило путешествiе вокругъ св?та, – вид?ло ночи, черныя какъ смоль, слышало свистъ в?тровъ, ревъ моря…

– Громъ, молнiю, дождь, градъ, – всевозможныя бури! – съ живостью вскричалъ мальчикъ.

– Да, – сказалъ Соломонъ, – это винцо прошло по вс?мъ мытарствамъ. Вообразь, мой милый, какъ скрипятъ и трещатъ корабельныя мачты, какъ воетъ в?теръ между канатами и снастями.

– Какъ матросы б?гаютъ взапуски и карабкаются на реи, какъ сп?шатъ укр?пить паруса, a корабль между т?мъ летитъ и прыгаетъ, какъ б?шеный! – вскричалъ племянникъ.

– Все, все видала старая бочка съ этой почтенной мадерой, – сказалъ Соломонъ. – Когда "Прекрасная Салли" отплыла…

– Въ Балтiйское море, въ темную ночь! Помню, помню… Она погибла въ самую полночь, четырнадцатаго февраля тысяча семьсотъ сорокъ девятаго года! – вскричалъ Вальтеръ съ большимъ одушевленiемъ.

– Да, именно такъ! – отв?чалъ Соломонъ. – На корабл? было пятьсотъ бочекъ съ этимъ виномъ, и весь экипажъ, за исключенiемъ перваго мачтоваго, перваго лейтенанта, двухъ матросовъ и одной дамы, которые перес?ли въ лодку, – бросился къ бочкамъ, разбилъ ихъ, напился мертвецки пьянъ и, торжественно расп?вая "Rule Britannia", пошелъ ко дну, вм?ст? съ кораблемь, при адскихъ крикахъ и проклятiяхъ.

– A помнишь, дядюшка, какъ страшный в?теръ прибилъ "Георга Второго" къ берегамъ Корнвалиса, за два часа до захода солнца, четырнадцатаго марта семьдесятъ перваго года? На корабл? было до двухсотъ лошадей: испуганныя бурей, он? сорвались, б?гали подъ палубой взадъ и впередъ, топгали другъ друга, ржали, стонали и подняли такой невыразимый гвалтъ, что экипажъ вообразилъ, будто кораблемъ овлад?ли тысячи чертей. Лучшiе матросы, потерявъ присутствiе духа, побросались въ море и только двое остались въ живыхъ, чтобъ разсказать о происшествiи.