Испорченный король

– Для начала думаю, я должен кое-что тебе рассказать. Ты равно скоро всё сама увидишь. – произнёс я, глубоко вздохнув. – На самом деле я живу в Италии, а в Нью-Йорке я только по рабочим вопросам.

– Ну по тебе заметно, что ты не местный. – пробормотала она, неловко пожав плечами. – У тебя акцент, и точно не американский.

– Да, но это ещё не всё. Я занимаю высокое положение, и мне принадлежит половина страны.

Её брови сошлись на переносице, она явно была озадачена моими словами, будто пыталась разгадать загадку.

– Ты какой-то политик или бизнесмен?

– Нет… Я босс итальянской мафии.

Эти слова повисли в воздухе, словно приговор. Но в следующее мгновение всё пошло наперекосяк.

Настя неожиданно вскочила с дивана, её движения были резкими и отрывистыми, будто она пыталась вырваться из кошмарного сна. Она начала пятиться, её глаза широко распахнулись от ужаса, отражая всю глубину её страха.

– Нет, нет, пожалуйста, не надо, только не это. – закричала она, её голос надломился от страха и отчаяния.

Я поднялся следом за ней, протягивая руку в тщетной попытке успокоить, но она отшатнулась от меня, словно я был воплощением самого дьявола.

– Я никому ничего скажу, только не трогайте её, пожалуйста! – умоляла Настя, её хрупкое тело сотрясалось от рыданий.

Глава 7. Доменико

Я остановился и медленно поднял руки в успокаивающем жесте. Моё чёрствое, привыкшее к насилию сердце болезненно сжималось при виде её страданий.

Настя перестала кричать, но продолжала плакать, пятясь назад, пока не упёрлась в холодную каменную стену. Присев на пол, девушка обняла колени и начала раскачиваться, словно пытаясь спрятаться от ужасной реальности.

– Настя, если ты боишься меня из-за моего образа жизни, то не стоит. – тихо проговорил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно мягче. – Я никогда не причиню тебе вреда. Наоборот, хочу защитить тебя, и помочь вернуться к нормальной жизни.

Но она не ответила. Её взгляд был устремлён в одну точку, а слёзы безостановочно катились щекам. Настя, казалось, полностью погрузилась в пучину своих страданий. Эта картина разрывала меня на части – видеть такую сильную боль в глазах невинной девушки. Я чувствовал, как моя решимость защитить её нарастает, смешиваясь с отчаянным желанием утешить и успокоить.

Я понятия не имел, почему она так отреагировала и что мне делать. Опыт общения с плачущими девушками был для меня чужд, а уж с теми, кто пережил травму, и подавно. Мой холодный, расчётливый ум, привыкший к решению жестоких задач, сейчас был парализован, не в силах найти нужные слова, чтобы успокоить эту бедную девушку.

Напряжение в воздухе было почти осязаемым, оно давило на меня, заставляя ощущать себя монстром, неспособным на проявление истинных чувств. Я знал, что должен что-то сделать, чтобы помочь ей, но что?

Возможно, мне не следовало оставлять её здесь, но сейчас было уже поздно предполагать. Мне нужно было найти способ вернуть её. В прошлый раз, когда у неё был срыв, она позволила мне обнять её и успокоить, но сейчас я не был уверен, что это сработает. Но и держаться от неё подальше, когда она была в таком состоянии, для меня было просто невозможно.

Я медленно двинулся к ней, стараясь сильно не шуметь и не пугать её, но Настя не обращала на меня никакого внимания. Остановившись рядом, я опустился на корточки и осторожно коснулся её руки. Она была холодной, как мрамор, будто вся жизнь покинула её.

И опять, блядь, Настя закричала. Её взгляд метался по сторонам, будто она пыталась найти хоть какой-то путь к спасению. Я почувствовал, как внутри меня всё сжалось от боли при виде её панического страха. Неужели я настолько отвратителен в её глазах, что одно моё прикосновение вызывает у неё такой ужас?

– Настя, пожалуйста, успокойся. – тихо произнёс я. – Я не сделаю больно тебе или тем, кто тебе дорог.

Девушка замолчала и остановила свой испуганный взор на мне, и только тогда я заметил, что её глаза были какие-то пустые, как будто это всего лишь оболочка человека, лишённая души. Моё сердце болезненно сжалось при виде этого ужасающего зрелища.

– Tesoro, вернись ко мне. – мягко произнёс я, надеясь, что она услышит в моём голосе искренность и поймёт, что ей ничего не угрожает. Но мои слова не возымели никакого эффекта, и она снова начала кричать, на этот раз ещё сильнее.

Я чувствовал, как отчаяние охватывает меня, сжимая грудь, будто стальными тисками. Я привык решать любые проблемы силой и насилием, но сейчас был совершенно беспомощен перед лицом этой хрупкой девушки.

Не зная, что ещё делать, я просто повиновался своим инстинктам. Резким движением я схватил Настю за талию и прижал к груди, надеясь, что физический контакт успокоит её. Но она лишь забилась в моих объятиях, продолжая истошно кричать.

Тогда охваченный отчаянием, я накрыл её дрожащие губы жадным и грубым поцелуем, пытаясь заглушить её леденящие душу вопли. Я целовал её с яростью отчаявшегося человека, стараясь вложить в этот поцелуй всю свою решимость защитить её, даже если для этого придётся применить силу. Её тело содрогалось в моих руках, но я не мог остановиться – мне было необходимо любым способом вернуть её к спокойствию, успокоить этот ураган эмоций, грозивший поглотить нас обоих.

Когда наши губы, наконец, разомкнулись, Настя замерла, глядя на меня широко раскрытыми глазами, полными слёз. Я видел, как она дрожит всем телом, будто пойманный в ловушку зверёк. Мне хотелось прижать её к себе, укрыть от всего мира, но я переживал, что любое прикосновение вызовет у неё новый приступ паники.

Я осторожно отстранился, стараясь не делать резких движений.

– Прости меня, Настя. – хрипло произнёс я. – Я должен был найти другой способ успокоить тебя, но не мог видеть, как ты страдаешь.

Но, к моему удивлению, она молчала, лишь безжизненно глядя на меня, а в её глазах до сих пор была пустота.

Ну, по крайней мере, она перестала кричать и плакать.

Я осторожно коснулся её руки, надеясь получить хоть какую-то реакцию, но тщетно. Настя стояла неподвижно, как статуя. Но неожиданно её глаза начали закрываться, а тело расслабляться. Прежде чем она успела упасть на пол, я поймал её и аккуратно устроил в своих объятиях, неся в её спальню. Внутри я бережно уложил бессознательное тело на кровать и укрыл тёплым пледом.

Её бледное, осунувшееся лицо вызывало во мне болезненные уколы вины и беспокойства. Не знаю, почему она отключилась, но, возможно, это был способ её измученного мозга справиться со стрессом. Мне придётся изучить это и найти для неё хорошего врача, но сейчас я, по крайней мере, мог выдохнуть.

Я понаблюдал за ней некоторое время и, убедившись, что она спит и ей ничего не угрожает, тихо покинул её комнату. Пройдя в собственную спальню, я подошёл к бару, и, достав бутылку виски, сделал несколько больших глотков прямо с бутылки. Когда я, наконец, мог вдохнуть полной грудью, отправился в душ, чтобы подготовиться ко сну.

Стоя под ледяными струями воды, я вернулся мыслями в гостиную, где Настя кричала и умоляла не трогать кого-то.

О ком это было? Ей угрожали, манипулируя, причинить вред кому-то из близких? Возможно, это мать, сестра или подруга. Наверное, из-за этого она попала в рабство.

На самом деле в этом нет ничего нового или удивительного. Мексиканским ублюдкам плевать на других, их волнует только власть и деньги. Угрожать бедной девушке, причинить вред её родным? Для них это проще простого. Но теперь я был решительно настроен узнать, кем угрожали Насте, и найти этого человека. Однако сначала мне нужно было, чтобы она сама захотела поговорить со мной об этом. Или же я буду вынужден действовать силой и заставить её рассказать правду.

Сжав челюсти, я представил, как переломаю каждую косточку в теле мерзавца, который посмел причинить ей боль. Я отрезал бы ему язык, а если Настя подвергалась сексуальному насилию, то скормил этой твари его собственный член, и заставил бы его испытывать то же самое, что и она. Но мне пришлось отбросить эти кровожадные мысли, чувствуя, как адреналин вскипает в венах, а жажда крови затмевает разум. Мне нужно было держать себя в руках, чтобы быть в состоянии готовности, если Насте ночью снова станет плохо. Я понятия не имел, как часто повторяются у неё эти срывы, и что именно может стать триггером.

К моему удивлению, в памяти всплыли образы, как я прижимал хрупкое тело Насти к своей груди и жадно целовал. Это воспоминание вызвало неожиданную реакцию в теле – мой член дёрнулся, напоминая о давно забытых инстинктах. Уже много лет меня практически не возбуждают мысли о девушках, хотя и рядом со мной тоже никого и не было. Но сейчас, при одной только мысли о мягком теле Насти, её упругих грудях, прижатых к моей собственной, о её пухлых, манящих губах, он наливался кровью. Я прикрыл глаза, пытаясь отогнать навязчивые образы, что роились в голове. Но тело предательски реагировало, а член пульсировал от желания.

– Что, чёрт возьми, происходит? – с досадой пробормотал я, сжимая кулаки до побелевших костяшек. Я ненавидел себя за эту слабость, ведь всегда гордился своей способностью держать эмоции и желания под железным контролем. Но Настя каким-то образом умудрилась пробить дыру в моей броне и разрушила весь мой самоконтроль, сама того не осознавая.

Выругавшись по-итальянски, я опустил руку вниз по своему накаченному прессу, обхватывая пульсирующий член, и начал ритмично двигать ладонью.

Проклятье! Я должен избавиться от этого наваждения.

Но образ Насти никак не покидал моего измученного сознания. Её соблазнительные изгибы, манящий взгляд, чувственные губы – всё это будоражило воображение, распаляя пожар вожделения, разгорающийся во мне.

Сжав зубы, я с остервенением двигал рукой по пульсирующему члену, представляя, как пальцы гладят её соблазнительные изгибы, спускаясь к влажной, пульсирующей плоти. Моя хватка на члене стала жёсткой и судорожной, а движения – отчаянными и рваными. Меня захлёстывала волна жгучего, мучительного наслаждения, от которого сводило скулы и перехватывало дыхание. Я едва сдерживал низкие, рваные стоны, вырывающиеся из горла сквозь стиснутые зубы. Боже, как же мне хотелось вонзиться в неё, ощутить её тугую, влажную тесноту, услышать её сладкие, умоляющие крики.

Но нет, я не могу позволить себе такую слабость. Я должен держать свои тёмные, порочные желания под железным контролем. Иначе они разрушат всё, что я так тщательно выстраивал годами. Зарычав от ярости и отвращения к самому себе, я ускорил движения, чувствуя, как напряжение внизу живота достигает предела. Ещё немного – и волна обжигающего наслаждения накроет меня с головой.

Прикрыв глаза, я представил, как грубо сжимаю Настю в своих объятиях, впиваясь в её пухлые, искусанные губы голодным, жадным поцелуем. Как мои мозолистые ладони скользят по её нежной, фарфоровой коже, сминая, лаская, пробуждая в ней ответное, обжигающее желание. Как она выгибается навстречу моим прикосновениям, как с её губ срываются сладкие, умоляющие стоны. Это видение довело меня до исступления, и я, рыча сквозь стиснутые зубы, кончил на холодный, мраморный пол душевой кабины, забрызгав белоснежную плитку своим семенем.

Отдышавшись, я открыл глаза и уставился на свои испачканные ладони. Моё лицо исказила гримаса отвращения – к самому себе, к своей слабости и распущенности. Мне было мерзко от осознания того, что я поддался низменным порывам плоти по отношению к невинной Насте.

– Cazzo! – выругался я сквозь зубы и с силой ударил кулаками в стену душевой. Боль в разбитых костяшках на мгновение притупила терзающую меня страсть. Но лишь на короткий миг.

Сплюнув с отвращением, я встал под ледяные струи, пытаясь смыть с себя следы этой мерзкой похоти. Я яростно тёр кожу мочалкой, желая стереть саму память об этом позоре. Но жар, пожирающий меня изнутри, не утихал.