– Наплюй, – посоветовал я. – Вампир всего один был, и приходил чисто по мою душу. Вас эти дела не коснутся, не Валахия какая-нибудь, чтоб окна чесноком завешивать. Давай лучше еще по одной дернем – за победу над кровососом!
И мы дернули. Тут я изложил историю целиком.
– Да, именно ты достойный хозяин Аль-Тана! – горячился дед, – что против такого бойца-молодца, как ты, этот телок мокроносый, Доблестин, из себя представляет? Так, звук пустой! Эх, жалко я отстал!
Я усмехнулся.
– А кто больно знает, что ты отстал? Может мы вампира еще по пути туда завалили, и ты принял в этом самое деятельное участие? А вурдалак был тот самый, которого Абен всю жизнь боялся? И только из-за твоей доблести это сражение и было выиграно, кто знает? А мы уйдем завтра, и поминай как звали! Один ты очевидец и участник этой битвы остался.
Дед Банчо примолк и задумался. В его старческих глазках светились новые красоты – деревянный протез пожилого болгарского героя, попирающий шею ненавистного ворога, голос ветерана, отдающий команды неловким русским болярам, и решающий удар вовремя перехваченным Аль-Таном жилистой старческой ручонкой, решивший исход поединка. Вот это сюжет! Вот это красоты! Ври, не хочу. Под такую историю наливать будут до конца жизни. И главное – никаких лишних свидетелей!
– А вы навсегда уходите? – осторожно поинтересовался героический дедок, – а то заявитесь вдруг внезапно, нарасказываете своего, меня ведь и побить могут.
– Навсегда, – заверил его я, – вернуться может одна Ванча, но она тут не при делах, в Добра-Поляну с нами не ездила.
Банчо ахнул.
– Вы и ее с собой увозите?
– Погостить к сыну поедет, он у нее в Софии обосновался. Тоскует материнское сердце по кровинушке своей.
– Вот оно что…, – задумчиво протянул дед. – Нам-то этого не понять, мы мужчины, мыслим иначе. А София это ведь та же Сердика, город старинный и известный…
– Столица вашего болгарского царства – отозвался я.
– Нет милок, нету у нас сейчас столицы, а последней был город Охрид. Византийцы разогнали наше царство и упразднили столицу еще в 1018 году. Мы теперь византийская колония, и нету у нас ни царя, ни прав никаких – сопи в две дырочки, да только успевай подати Константинополю подтаскивать. Пробовали мы бороться, только вернулось нас немного, и я вот охромел. А наемники норманны вместе с немцами весь северо-запад Болгарии начисто вырезали.
Помянули павших болгар.
– А зачем же Сердику переименовали? Звучит вроде неплохо.
– Это для русского слуха, а болгарину ухо режет. Город так римляне нарекли, а София это чисто наше прозвание, в честь покровительницы и защитницы города название.
– Святой Софии? – уточнил я.
– Нет, это все поповские выдумки! – отмел мою версию дед. Приплели к названию какую-то ветхозаветную римскую святую. Языческая богиня София, а еще ее зовут Макошь, Мокошь, Макошка, это наша исконная болгарская устроительница земного и небесного порядка. Всегда на левой руке сову или филина носит – символ мудрости. Слыхал про Макошь?
– Еще бы! – не стал отрицать я, и подумал: а ее филина знаю лично.
– Расскажи-ка лучше, каким манером схоронили кровососа. Не выползет он из-под земли, когда вы уедете?
Я поделился и историей о расчленении и раздельном сожжении останков вампира.
– Так жгли, что аж костей не осталось! – горячился я. – Зарекутся вурдалаки топтать святую болгарскую землю и вообще сюда соваться!
Выпили и за светлые перспективы. В голове предостерегающе бренькнул колокольчик. Все. Закончилось на сегодня мое гулянье. Наши уже ушли, и мне пора. Я отсыпал деду Банчо с десяток полновесных милиарисиев и начал прощаться.
– Да тут мне денег на посещение корчмы до весны хватит! – поразился неприхотливый старик.
– Вот и посещай, и вспоминай меня добрым словом. Ты мне сильно помог, и я тебя на прощанье чуть-чуть уважу. Дам тебе еще добрый совет: будет если выламываться Пламен, отмани его в сторонку и негромко скажи: меня тут русский болярин Владимир наблюдателем от Тайной сотни оставил, грубостей не потерплю! Меня гонцы с вестями от него посещают!
– Думаешь, струсит?
– Уверен. Сегодня не плати, пусть на нас с Богуславом запишет.
Мы встали, обнялись на прощанье и расстались.
Холодным и ясным утром мы наконец-то выехали. Прощай, Лесичарска!
Через пару дней мы въехали в Хасково. Лишних коней решили не покупать, и так слишком большой табун с собой ведем – я за содержание этой малонужной оравы умаялся платить. Один жеребец у нас охромел, другой оказался дохловат, мы от них избавились, и теперь у каждого из нас оказалось всего по одной заводной лошади. Впрочем, мы теперь особенно и не спешили. Перед выходом в город Ванча нас предупредила.
– Главное, не ввязывайтесь ни в какие сомнительные истории и с местными не задирайтесь! Здесь вам не сельская местность, в Хасково очень строгий градоправитель, и он с нарушителями спокойствия шутить не любит. А его стражники очень любят по любому поводу хватать и обирать приезжих. Собаку ни в коем случае с собой не берите! Здесь с собаками по улицам ходить не принято, враз заарестуют!
Марфа обиженно гавкнула про свое миролюбие, но все равно была оставлена дома – мне лишние проблемы были ни к чему. Каждый занялся своим делом: Богуслав с Ваней повели перековывать лошадей, Ванча унеслась проведать какую-то местную родню и передать им деревенские подарки, а мы с Наиной неторопливо прошествовали на местный базар: мне нужны были приличные ножны для Аль-Тана, а ей позарез понадобилась какая-то особенная заколка для волос.
Рынок привычно шумел. Болгары рьяно торговались, при этом очень горячились и орали, как в Великом Новгороде на вече, сильно при этом для убедительности размахивая руками. Слава Богу, драк, вроде бы, не наблюдалось, и ввязываться было некуда.
– Я тебя уверяю, лучшего зерна, чем у меня, ты не купишь в самом Константинополе! Посмотри на цвет – чистое золото! А на ощупь? Не мягкое, не гнилое, паршой не поеденное. Бери, не пожалеешь.
– Хватай хомуты! Твоя лошадка под моим хомутом как белая лебедь ходить будет – веса телеги не учует, сколько не грузи. Да постромки не позабудь – в ременной упряжи вся сила! А уж прочное все, аж удивишься! Твои правнуки этим всем, у меня задешево купленным, еще пользоваться будут!
– Посмотри, красавица, какая ткань: бархат и шелк, бриллиант ткаческого мастерства! Есть и попроще: ситец и холстина. А какие расцветки! Дождя не боятся, стирай в чем хочешь и сколько угодно долго. Посадишь пятно, отстираешь и следа не останется! Что значит дорого? Я уступлю!
– Наши мечи и сабли самые прочные в мире! Крепче булата и дамасской стали будут! И почти не ржавеют.
Тут наши пути с Наиной слегка разошлись: она осталась щупать ткани, а я пошел вдоль ряда оружейников. У третьего по счету продавца я нашел нужные под цвет магического кинжала ножны. На ощупь они тоже были хороши: гладкие, без шероховатостей и ненужных заусенцев. Чувствовалось, что очень хороший мастер делал. Цена была немалой, но примерно соответствовала моим ожиданиям, да и как иначе? Дешевка чаще всего оказывается какой-нибудь дрянью.
– А кто это сделал? – спросил я.
– Да я и сделал, – ответил сам торгующий своими изделиями кузнец.
Сильно, правда, мешался соседний купчик: хватал меня за руки, орал прямо в ухо, что у него все гораздо лучше и надо немедленно переходить к его прилавку. Мой мастер только морщился, но нахала не одергивал. Отовсюду на него глядели с укоризной, а один из торгующих сразу сказал:
– Зря ты, Дезислав, всю эту музыку терпишь! Дай ты ему просто в морду, перестань терпеть этого поганца!
Я бы тоже решил эту проблему аналогичным образом, но пока терпел. Чужая страна, чужие порядки. Намнешь эту мерзкую образину не думая, а потом окажется, что покупателям в эти дрязги вмешиваться не положено. Разок сунешь кулаком в наглое рыло, а на тебя после этого накинутся всем рынком, да еще и стражники налетят, как мухи на мед. А я вдобавок приезжий. Господь терпел, и нам велел. Вот и потерпим. Попробуем подойти к делу иначе, этак технически, и заодно проверим в действии одно из заявленных свойств Аль-Тана: невиданную прочность.
А беседа между торговцами оружием продолжалась.
– Жалко Ганс уехал в свой Ганновер! Этот хорек сразу на его место со своим гнилым товаром взгромоздился.
– Да, у Ганса товар был хоть куда. Как он это говорил: гутен меч, гутен сабля!
– А хорек, он теще Дезислава какая-то там родня, вот мужик и опасается с ним связываться: враз накляузничает. Теща потом всю печенку выклюет: не дал человеку проявить себя. Мало того, что дочь мою зажираешь, так теперь и родню нашу притеснять начал. Еще и деткам на папаню какие-нибудь гадости напоет.
И все эти беседы мне перекрывало верещание гадкого соседа. С этой болгарской хореобразной гнидой пора было разбираться, но вначале все-таки надо купить нужную мне вещь.
– Дезислав, я вот эти ножны возьму, – сказал я, отсыпая серебро без лишнего торга.