Болгарская неожиданность. Книга 5

– Пожалуй да, – согласился Слава. – Пересаживаемся.

Подождав пока Ванча исчезла в кустах, я строго спросил побратима:

– Совсем нюх потерял, старый кобель? Бабенка первый раз в жизни зиму увидела, вымерзла вся, а ты знай тут песни поешь да облезлым хвостом крутишь!

Богуслав аж ахнул от неожиданности.

– А что же делать? Я ей свою шапку отдам! И рукавицы мои пусть поносит.

– Дурень ты дурень, – подытожил я его замыслы. – На кой черт ей твоя мужская шапка? Не озябнет и в Наинином пуховом платочке. А здоровенные мужские рукавицы уже Ваня выдал. Он у нас парень молодой и привычный. Ты-то уж человек пожилой, нечего тебе по морозу неодетому полоскаться.

– Можно подумать, ты у нас больно молод! – обиженно отбрехнулся Богуслав. – Всего-то год у нас с тобой разницы!

– Это в душе. Но меня Макошь лет на 25-30 омолодила, а тебя антеки от силы на пять. Да и свои рукавицы с шапкой я никому не отдаю. Поэтому глупые споры прекращай, и думай о деле. Нам видимо придется сделать крюк и заехать в Пловдив.

– Что это за Пловдив такой? – недоуменно спросил побратим. – Я его не знаю. Мы же вроде в Софию должны заехать?

– Мало ли чего ты не знаешь в чужих странах, – ответил я. – Да это и не нужно. А нужно Ванче срочно прикупить зимнюю одежонку, а то пропадет бабенка ни за грош. Болгары еще не расчухали, что закончились теплые времена, и одеваться надо по-иному. А как поймут, цены на зимнюю одежду взлетят в несколько раз и станут заоблачными. А до Софии еще ехать и ехать, до этого города еще двести верст, а до Пловдива рукой подать, махом доедем. Платок и рукавицы я сейчас Ванче выдам и заставлю все это одеть.

– Я сам со своей женщиной разберусь! Давай вещи! – и он протянул ко мне властную руку.

Я не обратил на это никакого внимания, переседлывая коней, и ничего ему не дал, а заметил:

– Гордо! Истинно по-нашему, по-боярски!

Богуслав вздернул нос вверх.

– Но глупо, – неторопливо продолжил я, – потому что она у тебя теплых вещей не возьмет. Озябнет вся, поморозит все, что может, и все то, что морозить совсем нельзя, и замерзая и прощаясь с жизнью, пролепечет стучащими зубами: мне хорошо, я совсем не замерзла. Главное, не бросай меня здесь, а я и на Руси не замерзну! И до последнего будет строить из себя истинную северянку!

Богуслав понуро повесил носяру и растерянно спросил:

– А что же делать?

– Не мешаться! – рявкнул я. – И поддерживать меня в этом разговоре!

– Ладно, ладно, – торопливо согласился Богуслав. – Ты у нас переговорщик известный, вот и действуй!

Тут вернулась к нам из лесу Ванча, и я отдал команду:

– Одеваться!

Мы с Богуславом привычно натянули боярские шапки и более-менее мягкие дорогие рукавицы. Ванче одеть было нечего, и она стояла, как стояла, и ничего не делала.

– Ванча! Это не просьба, это приказ! – жестко сказал я.

Женщина попыталась сделать хорошую мину при плохой игре.

– Да я привычная к холоду, потерплю.

Да такого холода как сейчас, в этих широтах не было уж лет триста, а она привычная!

– Ванча, у нас на Руси принято, чтобы женщины в такую погоду были одеты в зимние красивые шапочки или теплые пуховые платки. Да и твоя безрукавочка уж поди промерзла насквозь. Богуслав всем этим явно недоволен, вон как брови-то нахмурил! Наверное думает: зря я с этой оборванкой связался. Оставлю-ка я ее здесь, в Болгарии!

В женских глазах заплескалась паника. Любимый недоволен, а она ничего сделать не может! Как пить бросят черте где!

– А что же делать?

– Наина о тебе позаботилась. Передала вот пуховый платок и мужские рукавицы. Дала, правда, на время, но ты не горюй – завернем на денек в Пловдив и оденем тебя, как картинку. Денег не пожалеем.

Теперь женские глаза зажглись радостью.

– Я отслужу! Я отработаю!

– Не горячись. В конечном счете за все это надо благодарить Славу – ему и отслужишь, ведь благодаря ему Наина в поход пошла. Да и с девушкой надо попытаться сдружиться, потолковать о своем, о женском. А то гляжу сторонитесь друг друга, а это нехорошо. Нам еще очень долго вместе идти и ехать по чужим землям. Неизвестно где и как нас какая-нибудь трудность или опасность прихватит. Надо нам всем душа в душу жить.

– Да вы ведь русские, а я нет!

– А Наина иудейка, и что с того? Национальность друга не имеет для русского человека никакого значения. Веди себя честно, работай хорошо, бейся с врагом от всей души, а как твоя нация зовется, это неважно.

– Да мы болгары в бою не сильны… Вон, под рукой Византии сколько времени уж живем…

– Все это ерунда. Отстоите еще свое царство. Не всегда и мы, русские, всех одолеваем – бывало, что и нас в битвах Византия побеждала. И не женское это дело о войне думать. А ваши мужчины бьются смело. Так Византия против них ораву наемников бросила, вот они и отступили.

Под эти разговоры, пока суть да дело, я наливал в бронзовый походный стаканчик взятую с собой из Лесичарски кизиловую ракию и разбавлял ее водой.

– На ка вот выпей, – сунул я озябшей бабенке горячительное. – Враз полегчает!

Она заколебалась.

– Ты ему верь, – поддержал меня Богуслав. – Он опытный лекарь, чего не нужно, не даст.

Ванча выпила и с непривычки закашлялась.

– Эх и крепкое вино вы у себя на Руси пьете! – раздышавшись сказала она.

Я не стал объясняться, что это их же болгарская ракия, вдобавок в ее же харчевне и взятая, да еще и наполовину разбавленная. Пусть с ней дальше Слава беседует, а мне пора звать молодых.

– Наина! Иван! – заорал я во всю мочь своих легких. – Езжайте сюда!

Молодые махом подъехали, и мы всей толпой взялись переодевать Ванчу. Наина помогла женщине повязать на голову, заодно прикрыв и шею, пуховый платок, Богуслав снял с себя длинный боярский кафтан с опушкой и надел его на любимую, а я, увидев, что у Ванчи плоховато гнутся в Ваниных рукавицах ладони, содрал с побратима еще и более мягкие боярские варежки. Богуслав накинул на себя длинную и теплую телогреечку из своих тороков и Ванины рукавицы. Запаслив, однако, старый черт, аж крякнул я.

Ванча в теплых вещичках пригрелась, разрумянилась, расцеловала в благодарность Наину и теперь обожающим взглядом любовалась любимым в телогрейке. Мы не спеша поехали дальше – лошадям сквозь заносы на дороге пробираться было нелегко.

– Слышь, Богуслав, надо на ночевку где-то останавливаться.

– Не рановато будет? Хотели же до Пловдива доехать.

– Не с утра выехали, а к обеду ближе, и в такую лихую погоду темнеет рано. А сейчас ведь где попало костерок не раскинешь – не лето красное на дворе. Нам до первой деревни или села лишь бы добраться, ведь с нами хрупкие женщины, а не закаленные дружинники едут.