Боль. Сборник рассказов

– Ну и кто виноват?!

– Дело не в том, кто виноват, – продолжала соцпедагог. – А…

– Хватит заливать нам уши, вообще-то мы пострадавшие, а вы говорите нам, будто мы совершили что-то плохое.

– …в том, что из этого мы должны извлечь. Мы не должны искать козла отпущения.

– Ага, ага, что ещё скажите?

– Прекратите, господи!

– Я вам не Господь, – ответил Эрнест.

– Причём здесь Боженька? – спросил директор.

– Господь учит, чтобы мы не искали виновного, – сказал соцпедагог.

– Ты, малолетка, учишь меня разбираться в религии?

– Господи, что за панибратство, – сказал директор.

– Боже, когда это уже закончиться. Почему… почему ваша дочь начала плакать, правильно?

– Что «правильно»? Я откуда знаю? Даша, что случилось? – Отец посмотрел на дочь, та скосила взгляд. – Из-за чего весь этот сыр-бор?

– Эм-м…

– Смелее, отвечай.

– …ПОТОМУ ЧТО ВЫ КОЗЛЫ!!! НЕНАВИЖУ ВАС, РОДИТЕЛЕЙ! СНАЧАЛА ЗАПРЕЩАЮТ МНЕ ЭКСТАЗИ! ПОТОМ МАТЬ ИЗБИВАЕТ НОЧЬЮ!! ЕЩЁ ТЕЛЕФОН НОРМАЛЬНЫЙ НЕ МОГУТ КУПИТЬ! У МЕНЯ ОН ИЗ-ЗА ВАС СЛОМАЛСЯ! У МЕНЯ УЖЕ ЦЕЛЫЙ ГОД НЕТ НОВОГО ТЕЛЕФОНА! МНЕ НАДОЕЛ IPHONE 6, МНЕ НУЖЕН СЕДЬМОЙ! Я НЕНАВИЖУ ВАС, ВЫ ПЛОХИЕ РОДИТЕЛИ, ПЛОХИЕ! ЧТОБ ВЫ СДОХЛИ!!!

– О Боже! Что мне сделать, чтобы удовлетворить твой эгоизм? Банк ограбить, чтобы купить тебе сотни китайских говняных телефонов? Притон тебе завести? Или купить гору экстази, чтобы ты сдохла от передозировки? Может, мне мать убить? А? А?!

Этот абсурд не заканчивался. Пора покончить с этим. Даша выбежала в смачных слезах, толкнув отца от двери. И неизвестно никому, куда она побежала.

– Ну, спасибо вам, господа. Теперь я навсегда потерял дочь, – пробормотал Эрнест и вышел вслед, захлопнув дверь.

– А с тобой, – начал директор, обратившись к Насте, – мы ещё разберёмся.

Даша вылетела из школьных дверей парадного входа. Она заметила, как в густых слезах расплывается сумеречный горизонт под серыми облаками. На автомате Даша смахнула слёзы, и встречные лучи заходящего солнца обдали опухшие веки. Она пересилила внутреннюю истерию и остановилась. Даша повернула голову. Волосы на затылке зашевелились. Сзади неё стояли одноклассники адекватнее, чем Настя. Они стояли в кучке. Каждый смотрел на неё с разными глазами. Вон у той девочки глаза дохлой рыбины. Вон у той девочки глаза – застеклённые, будто бы хрустальные и чистые. Вон у той девочки – тревожные, будто бы она увидела маньяка с ножом. Но обескуражили Дашу глаза её бывшей подруги Кати. Она стояла в сердце этой толпы, в ступоре и смятении. Глаза – влажные от слёз. Даша прочитала в глазах Кати усталость от жизни, мирской суеты и… жалость.

– Даша, – услышала она приглушённое эхо. Голоса, звучащие извне: когда нырнул с головой воду и слышишь, как из берега доносятся крики о помощи… «Человек утонул!». Пучины засасывают, и ты уже не можешь вынырнуть. И слышишь только глухое эхо, доносящееся с суши. Голоса тихие и сдавленные, обработанные толстым слоем воды. Звуковые волны не могут в чистом виде пройти сквозь воду. Мир водной стихии, где связь доходит с испорченным качеством.

– Даша, – послышался второй голос.

Люди с суши звали помощь тонущей Даше.

– Ты не виновата, ты ни в чём не виновата. Нам очень жаль, что так случилось. Ты же знаешь этих трёх куриц.

Они приблизились к ней. Окружили её. Попытались обнять.

Руки тянулись к Даше и с нежностью касались её скукожившейся кожи. Кожа, вся покрытая гусиными пупырками. И когда Катя попыталась притронуться к её плечу, она почувствовала леденящий кровь холод – то ли схожий с мрамором, то ли с резиной. Ком тошноты подкатил к ней.

– Не надо, не надо…

– Мы выслушаем тебя, – одна из них вырвалась из кружка и крепко обняла. И удивительно, такого объятия Даша не испытывала никогда, даже материнские ласки с этим не сравнились.

– Нет… нет…

Даша оттолкнула её, чуть ли не исцарапав ногтями её лицо. Девочка падала со сдавленным криком, но одноклассники схватили её. Даша выбежала из круга.

– Вы все гниды лицемерные… оставьте меня в покое! Нельзя, что ли, побыть хоть раз в жизни наедине с самим собой?!

– Мы, – начала староста, – не хотели причинить тебе зла, правда. Что случилось, Даша? Из-за чего ты так… заплакала?

– Что случилось?! – Она начала размахивать руками. Сердце щемило, грудь разрывало от боли. Мир казался несправедливым, что все люди отвернулись от неё, даже солнце не светило в её сторону.

И… образ тугого верёвочного узла, завязанного у шеи, усилился. Образ окровавленных, алых лезвий, плывущих в ванне, усилился. Образ крови, которая расплывалась в быстротечном Енисее узорчатыми струйками, усилилась. Как её окоченевшее тело плыло в холодном течении реки, в то время как жадные рыбы сжирали её плоть. Зубы-лезвии резали полосами кожу… И образ окровавленного тела с кучей переломов, сброшенного с десятого этажа, усилился.

– Что случилось?! Я сломала телефон, хотя просила родителей купить новый! Мой IPhone! Ещё… ещё экстази, экстази, экстази запрещают…

В лицах некоторых девочек появилось отвращение в виде приподнятой нижней губы. В толпе послышалось тихий шепот: «Наркоманка…».

– …принимать! Все меня не любят, не любят. Они думают, что я плохая, но я не плохая. Я хорошая, очень хорошая… Они говорят, что я эгоистка, но это… это не так…

– Слушай, – послышался роковый для Даши голос, судьбоносный. – А разве ты не думала, что дело-то не в людях, которых ты обвиняешь в собственных проблемах? Разве ты не думала, что дело не в нас, а в тебе? Обиженный на весь мир ребёнок, не так ли? Разве ты не думала, что твоё нытье о несправедливой жизни, о нелюбви к тебе – лишь преувеличение. Ты сама устроила пожар, и винишь, что плохие люди виноваты в поджоге. Но это не так…

– Что?..

– Короче, Даша, – сказала Катя. – Мы не виноваты, ты виновата. Так что иди в…

– …Даша! – из дверей выскочил Эрнест. – Дочка, прости… Прошу!

– Нет! Нет! Нет! Я устрою вам всем сюрприз… – на удивление всем некогда рыдающая Даша засмеялась.

Отец вздрогнул, отступив от дочери. «Что с ней происходит?» – подумал он.

Смех, который можно услышать от визжащей собаки. Собака – не простая, а резанная и сумасшедшей. Животное, способное присниться тебе в кошмарах. Собака, заставляющая приводить людей в ужас от улыбчивого оскала и режущего уши смеха. Оскал, раскрывающий острые, кривые зубы, окровавленные алой слизью… И смех, напоминающий скрип пенопласта о стекло.

– Я устрою вам всем приятный сюрприз. Думаю, вы все будете рады этому, будете танцевать на моих костях. Ха-ха-ха-ха!

– Не надо нам никаких сюрпризов, – возразила Катя. Голос её дрожал.

– Надо-надо, ты же сама этого напрашивалась, сучка…

И с горькими, обжигающими слезами и заливистым смехом она убежала.

Эрнест осел на асфальт. «Неужели это была явь?», – размышлял он, взъерошив волосы. – «Неужели это моя дочь? Неужели я не могу, как в былые времена, усадить её на свои колени и объяснить всё. Затем поиграть, купить мороженое… Нет, она уже не маленькая, Эрнест. И никогда не будет после этого».