Друзья и недруги. Том 1

– Да.

Она прилегла рядом с ним и положила ладонь ему на грудь. Он обнял ее, и она склонила голову ему на плечо так привычно, словно они много ночей засыпали в объятиях друг друга. Тепло ее тела, шелковистых волос и еле слышного дыхания породило в его душе небывалое прежде умиротворение. Ему показалось, что он знал ее всю жизнь и она всю жизнь незримо сопровождала его, где бы он ни был.

Она приподняла голову и с улыбкой заглянула ему в лицо. Ее черты поразили его совершенством, которое было оживлено исходившим от нее очарованием и мягким душевным светом. Проснувшись утром, он не смог вспомнить ее лица. В памяти остался лишь неясный образ и неуловимое ощущение пленительной красоты.

Он провел кончиками пальцев по ее лицу, повторяя его нежные очертания. Она задержала его руку и прижалась губами к его ладони. И так они смотрели друг другу в глаза, где находили свое отражение. Внезапно он вспомнил слова из предсказания цыганки, что любить ее будет не только он. Его сердце кольнула тревога. Он не расстался бы с ней даже под угрозой смерти, но что если она выберет другого? И, утопая в ее бездонных глазах, которые таили в себе изначальную женскую суть, он спросил:

– Кто я тебе?

Она улыбнулась, ее ладони легонько сжали его скулы, губы дотронулись до его губ так невесомо, словно капля прохладной росы скользнула по лепестку цветка. Он услышал тихий нежный голос:

– Муж.

Вздох несказанного облегчения вырвался из его груди. Он обнял ее с правом, которое ему дал ее ответ, и поцеловал уже без боязни спугнуть ее. Она ответила на его поцелуй, прильнув к нему так тесно, что он услышал биение сердца в ее груди.

– Назови свое имя!

В ее голосе послышалась нежная, чуточку лукавая улыбка:

– Ты его знаешь.

Он понял, что она права и он задал излишний вопрос. Конечно, он знал имя своей Девы, как знал его каждый Воин. Но в жизни ее могли звать совершенно иначе – тайное имя на то и было тайным, чтобы он по нему мог узнать ее. Предупредив его новый вопрос, она прошептала:

– Тебе известны оба имени. Ты много раз называл меня так, как зовут все, кто знает меня.

Он не стал ничего уточнять. Она его жена, он держал ее в объятиях, запах ее кожи и волос кружил ему голову, и он пожелал соединиться с ней, слиться в одно целое, познать как жену. Но она с видимым сожалением отстранилась.

– Не сейчас, милый мой, не во сне. Только наяву! Я скоро приду к тебе, ты лишь узнай меня, прими и не отпускай.

– Да разве такое возможно – не узнать тебя или отпустить? – спросил он, лаская волны ее волос.

Она задумчиво улыбнулась. Ее глаза вдруг стали печальными, и она с грустью сказала:

– Все возможно, если ты сам того пожелаешь! – она склонилась к самым его глазам и ослепила их серебристым сиянием: – Но я верю тебе и верю в тебя!

****

Гай навестил Робина в очередной раз всего через день после того, как Робин и Вилл привезли избитого ратника шерифа. Тот пока не пришел в себя и только стонал от боли, когда его поворачивали в постели.

Лицо Гая, хотя тот старался быть приветливым, показалось Робину слишком безрадостным, словно его что-то печалило. Перебросившись с ним несколькими словами, Робин решил, что Гай нуждается в помощи. Помочь же ему мог доверительный разговор, который сложно вести в движении. Робин попросил Эллен снабдить его флягой с элем и съестными припасами. Она сделала все, о чем он просил, и подала ему седельную сумку, в которую сложила и флягу, и еду.

– Ты что-то сама не своя, – заметил Робин. – Все время о чем-то думаешь и молчишь.

– О чем говорить? – пожала плечами Эллен.

– Например, о том, когда твоя свадьба, – улыбнулся Робин. – Я все жду, что ты представишь нам своего избранника, и никак не могу угадать, кто же им стал.

Эллен вздрогнула, но тут же улыбнулась Робину как ни в чем не бывало.

– Тебя ждет сэр Гай, – напомнила она, – а мне надо вернуться к раненому.

Робин проводил ее взглядом, пока она поднималась по лестнице, и чуть слышно щелкнул пальцами. С Эллен творилось что-то неладное. Она вовсе не походила на влюбленную женщину, которая вот-вот пойдет под венец, да и никаких приготовлений к венчанию Робин не замечал. Он не знал и того, за кого она собралась замуж. Все дни, как обычно, Эллен занималась делами по дому Робина: стирала, шила, убирала, готовила еду. По вечерам она уходила домой, а не на свидания. Ни разу Робин не увидел ее с мужчиной, который бы ухаживал за Эллен, как за будущей женой. Может быть, она собиралась замуж за того, кто жил не в Локсли? Но Робин не помнил, чтобы Эллен хотя бы раз покидала селение. Если жених сам приезжает к ней, то, получается, тайно и по ночам. Но в таком случае честны ли его намерения? Конечно, она уже не неопытная девица, а взрослая женщина и понимает, что к чему, чтобы позаботиться о себе, и все же на счастливую невесту Эллен никак не походила. Надо поговорить с ней, выспросить, что происходит, решил Робин. Но сейчас его ждал Гай, и тоже не в самом веселом расположении духа, в чем Робин окончательно убедился, понаблюдав за ним несколько минут. Обычно разговорчивый Гай был молчалив и отделывался короткими фразами, пока они ехали по прозрачному, уже скорее зимнему, чем осеннему лесу.

– Я так хорошо изучил окрестности, гуляя с тобой верхом по этим местам, что теперь не могу понять, как заблудился! – сказал Гай, и это было самым длинным предложением, которое он произнес в течение часа.

Когда они добрались до одной из полян, окруженной высокими березами, Робин решительно спрыгнул с коня и под удивленным взглядом Гая стал собирать валежник.

– Посидим у костра, перекусим и выпьем эля.

Гай молча кивнул, спешился и принялся помогать Робину, складывая валежник в кучу. Распалив костер, Робин постелил на опавшие листья плащ из толстого сукна и кивком предложил Гаю устраиваться. Достав из седельной сумки припасы и флягу, он положил их на край плаща. Гай взял флягу и сделал несколько больших глотков. Пошевелив палкой горящий валежник, Робин подбросил в костер новую охапку и, глядя на мрачное лицо Гая, предложил:

– Расскажи, чем ты расстроен. Ведь расстроен, Гай?

Вопрос Робина вывел Гая из хмурой задумчивости, он поднял голову и невесело улыбнулся:

– Расстроен? Нет, скорее огорчен. За своего молочного брата Джеффри.

Робин знал, что молочный брат Гая – простолюдин, а потому Гай должен быть о нем невысокого мнения, хотя Джеффри и возглавлял его дружину. Но, видно, Гай испытывал к молочному брату привязанность, несмотря на сословные различия.

– С ним приключилась какая-то беда?

– Беда? – переспросил Гай и усмехнулся. – Скорее освобождение от обузы, которую он взвалил на себя по глупости или из-за ненужного благородства, называй как хочешь. Одна из моих служанок оказалась в тягости. Я узнал об этом, когда увидел, что у нее живот из-под фартука выпирает. Что ж! Всякое бывает. Свалялась с кем-то, понесла, так выходи замуж. А ее никто в жены брать не захотел, все отказывались и твердили, что не спали с ней. Она же молчала и лишь слезами заливалась. Пришлось поговорить с ней строже, и тогда она созналась, кто отец ее ребенка. И кто бы, ты думал, им оказался? Сэр Рейнолд! Этот старый боров еще на что-то способен! Затащил девчонку в постель, когда был у меня в замке, и слова мне не сказал!

– И что же?

Гай пожал плечами.

– Вот и вышло, что замуж ее никто по доброй воле не брал. Оставлять ее с животом без мужа – какой пример для других? И вдруг мой молочный братец заявляется ко мне и говорит, что готов жениться на ней! Зачем тебе она, спрашиваю. Жалко ее, отвечает. Пытался отговорить его, да без толку. Обвенчались, она потом на него смотрела так, словно он ее от смерти спас, не знала, как угодить ему, чем услужить. Две недели назад она родила мертвого ребенка, а через день и сама умерла. Казалось бы, оно и к лучшему, но Джеффри, сдается мне, успел привязаться к ней и до сих пор ходит с хмурым лицом. Я пообещал найти ему другую девушку в жены, чистую, никем не тронутую, дать за ней приданое. А он ответил, что больше не намерен жениться, раз уж так вышло. Вроде бы глупо, Робин, а у меня сердце за него болит. Нельзя же так расстраиваться! И жену его жаль: как шерифу откажешь? Ох, будь моя воля, свернул бы я шею сэру Рейнолду и за девчонку, и за Джеффри!

– Сочувствую вам обоим, – искренно сказал Робин. – Не знал, что ты так привязан к молочному брату.

– Привязан? – Гай на мгновение задумался. – Скорее привык к нему. Он вырос вместе со мной, я помню его сколько себя самого. Преданнее человека, чем он, у меня нет. Не знаю, чем заслужил его преданность, но дорожу ею. Когда ему было десять лет, отец выдал его мать замуж за конюха. Тот был вдовцом, и покойная жена оставила ему сына, младше Джеффри года на три. Балованный мальчишка, у которого один ветер в голове. Конечно, он стал любимчиком, а Джеффри от названого отца доставались одни подзатыльники, хотя к сводному брату Джеффри относился с приязнью. Только легче его жизнь от этого не становилась. Однажды я даже не выдержал и вступился за Джеффри, когда отчим весьма жестоко наказал его за проделку собственного сыночка. Все-таки Джеффри хоть и простолюдин, но мой молочный брат, что обязывает относиться к нему с большим почтением. Я пригрозил его отчиму, что выгоню вон, если он впредь хоть пальцем дотронется до Джеффри, и принудил заняться воспитанием собственного отпрыска. Последнее не больно-то получилось – лет пять назад этот парень вообще сбежал и до сих пор не дает о себе знать. Ну да не о нем речь. Может быть, из чувства благодарности за трепку, которую я задал его отчиму, Джеффри и проникся ко мне такой преданностью. А может быть, нас с ним связало схожее одиночество.

Гай тряхнул головой, отгоняя непрошеные чувства, которых сам устыдился, и сказал иным голосом – чуть напряженным:

– Ладно, все это суета обыденной жизни. Раз уж мы с тобой устроили привал ради того, чтобы побеседовать толком, то и у меня есть к тебе разговор, Робин. Я давно хотел поговорить с тобой о другом, более вечном.

– О чем? – осведомился Робин, делая глоток эля.

Эль был сладковатым, душистым и немного отдавал можжевельником. Робин задержал напиток во рту, не торопясь глотать и думая, что именно таким он представляет вкус солнечного дня позднего лета.

– Ты мог бы рассказать мне все, что знаешь сам, о Посвященных воинах?

Меньше всего Робин ожидал от Гая подобного вопроса. Знание о существовании Посвященных воинов было закрытым для обычных людей. Конечно, любая тайна с веками выходит наружу, но в данном случае она открывалась даже не в легендах, а в слухах о неких древних легендах, которые мало кто знал, а если знал, то забыл. Этим легендам не придавали значения, не знали в основах, не то что в подробностях, и, конечно, не считали их содержание правдивым. В колдунов и ведьм верили куда больше, несмотря на все церковные запреты. Но в голосе Гая Робин услышал волнение, хотя его лицо выражало полнейшее безучастие.

– Почему ты меня об этом спрашиваешь? – осведомился Робин, проглотив наконец эль, которым едва не поперхнулся. – Старые предания, вроде тех, что повествуют о драконах или эльфийских королях.

Гай даже зевнул, якобы с откровенным равнодушием к старым преданиям, но прежде чем Робин успел почувствовать себя в безопасности, вдруг посмотрел на него в упор и с нажимом сказал: