Лорд и леди Шервуда. Том 1

– Смею ли я сердиться на тебя, предназначенный мне Воин? Ведь я не хочу разгневать древних богов за то, что неласково обошлась с тобой!

За окнами стояла глухая ночь, шелестел листвой лес, доносились всплески ручья, протекавшего вдоль опушки, и казалось, что весь мир исчез. Остались только неровный круг света, который отбрасывало пламя очага, аромат сухих трав и тепло объятий двух сильных рук и двух тонких и нежных.

– Если бы время могло остановиться! – прошептала Марианна, склонив голову Робину на плечо. – Но снова придет утро, и ты опять будешь торопиться в свой Шервуд, как торопишься с каждым рассветом, прощаясь со мной! Иной раз я ревную тебя к этому лесу. Как я хочу, чтобы однажды ты взял меня туда с собой днем! И чтобы мне не надо было закрывать лицо, чтобы я могла познакомиться с твоими друзьями, узнать твою настоящую жизнь!

– Не желай того, о чем не знаешь, ласточка! – глухо ответил Робин – Шервуд не так романтичен, каким может представляться. Этот лес и суров, и требователен. А днем в Шервуде ты можешь не узнать и меня. Там я бываю далеко не таким, каким ты привыкла видеть меня. Представь, как я вернусь в лагерь – в одежде, испачканной кровью, с лицом, искаженным от ярости недавнего сражения. И что ты станешь делать?

Марианна выскользнула из его объятий и встала на колени так, что ее лицо оказалось напротив лица Робина.

– Я сниму с тебя оружие, помогу умыться, принесу тебе чистую одежду, согрею вина. Я сяду рядом с тобой и возьму тебя за руку, чтобы мое прикосновение прогнало ненависть, умерило ярость, принесло тебе успокоение. А когда ты уснешь, буду беречь твой сон, чтобы усталость покинула тебя и ты проснулся полным свежих сил, – говорила она, глядя ему в глаза. – Может быть, я не все знаю о тебе, Робин. Но тебя настоящего я знаю сердцем и никогда не испытаю разочарования, каким бы тебя не увидела!

Робин медленно провел ладонью по ее щеке и, не отрывая взгляда от светлых глаз Марианны, тихо спросил:

– Ты уверена в том, что сказала сейчас?

– Уверена ли я, что хочу свою жизнь прожить с тобой? – и Марианна рассмеялась нежным серебристым смехом. – Да, я уверена!

Робин долго смотрел на нее, потом привлек Марианну к себе и нежно коснулся губами ее губ. Он что-то сказал, но так тихо, что слова смешались с его дыханием, и Марианна их не расслышала. Он закрыл поцелуями ее глаза. Марианна осторожно дотронулась ладонью до его губ, и он тут же поймал ее руку и стал медленно целовать пальцы, ладонь, запястье. Его пальцы скользнули по ее локонам. Робин наклонился и, поцеловав короткую прядку, свернувшуюся колечком за ухом Марианны, прошептал:

– Волосы твои, как светлый мед, и пахнут травами. И сама ты вся словно соткана из света, мой дивный ангел!

Она подняла руку и нежно погладила его волосы. На миг, вскинув голову, Робин прижался затылком к ее ладони и привлек Марианну к своей груди. Его губы коснулись ее уха, шепнули ее имя, проложили дорожку из поцелуев вдоль шеи и остановились, прижавшись к нежной ямке между ключицами.

Его шепот, медлительно-нежные поцелуи опьянили Марианну. Она почувствовала, что слабеет в его объятиях. Но как сладостно было довериться его бережным и властным рукам, его словам, губам, его сердцу! Откинув голову так, что светлый водопад ее волос обрушился и потоками заструился по полу, Марианна закрыла глаза и забылась в неведомых прежде волшебных ощущениях, которые рождались в ней от прикосновения его губ.

Робин провел ладонью по ее плечам, и бретели сорочки соскользнули вниз вдоль обнаженных рук Марианны. Положив ладонь ей на спину так, что она невольно прогнулась, подчинившись безмолвному приказу, Робин провел кончиками пальцев по груди Марианны, а потом стал медленно целовать, лаская губами и дыханием ее нежную кожу.

Когда его осторожные поцелуи стали смелей и жарче, собственный тихий стон заставил Марианну очнуться. Она открыла затуманенные глаза, но, прежде чем пришла в себя, Робин рывком снял с себя рубашку, прижал Марианну к груди, и соприкосновение с его телом рассеяло остатки ее благоразумия.

Она обвила руками стан Робина, и он прильнул к ее шее долгим поцелуем. Его ладонь забралась под край ее сорочки и стала медленно скользить вверх по ноге. Сквозь пелену любовного дурмана Марианна поняла, что еще немного, и сорочка – единственное, что было на ней надето, – превратится в весьма условный покров. Как со стороны она увидела Робина и себя: два полуобнаженных тела, прильнувших друг к другу в тесных и слишком интимных объятиях. Смутившись, она хотела высвободиться и поправить сорочку, но заглянула в лицо Робина и забыла обо всем: так заворожило Марианну не виданное ею прежде выражение чувственной отрешенности, преобразившей сейчас любимые черты.

Его глаза были полузакрыты, губы подрагивали в улыбке, а когда ресницы взметнулись, Марианна утонула в его потемневших глазах. Привстав на коленях, она прижала ладони к его скулам и стала так же, как делал он, томительно неторопливыми поцелуями осыпать его лицо, шею, грудь. Зарывшись пальцами в его волосы, она дотронулась губами до мочки его уха и услышала, как изменилось дыхание Робина, сделавшись частым и неровным. Он с силой сжал ее в объятиях, прильнул горячей щекой к ее виску и прерывисто вздохнул.

Обхватив ладонью ее подбородок, он заглянул ей в глаза и прошептал:

– Сердце мое, я желаю тебя. Ты вправе отказать – ведь мы еще не обвенчаны. Но если нет, скажи это сейчас, пока я окончательно не утратил власть над собой.

Не отрывая от Марианны пристального взгляда, Робин провел кончиками пальцев по ее щеке, ожидая ответа. Его глаза, потемневшие, как небо перед грозой, затягивали неумолимым омутом. Впервые за время их встреч Марианна так ясно увидела в глазах Робина темное пламя желания. Этот глубинный огонь и прежде вспыхивал в его глазах, но мельком. Едва она ловила подобный взгляд, как глаза Робина мгновенно становились ясными, в них возвращалась синь вечернего неба. Сейчас же пламя, подспудно таившееся внутри него, вырвалось и опалило ее мощными языками. А он не стремился потушить это пламя усилием воли, как прежде, и только молча смотрел на Марианну.

Она почувствовала себя беззащитной против притягательной силы его взгляда. Валлийская кровь, воспитание матери и бабки толкали ее навстречу ему, смывая горячим потоком память об уроках настоятельницы, твердившей ей в монастыре о греховности плотской любви и о строгости, которую должна проявлять девушка в обществе мужчины. Взяв руку Робина, Марианна поднесла ее к губам и, не отводя взгляда от его лица, благоговейно поцеловала его ладонь.

– Я твоя! Вся твоя – не только душой и сердцем, но и телом!

Услышав ответ, который он уже прочитал в ее широко распахнутых глазах, Робин улыбнулся и дотронулся губами до лба Марианны.

– Не бойся меня! – шепнул он и, легко поднявшись, потянул за собой Марианну.

Она встала, удерживая на груди соскальзывающую сорочку. Ласково усмехнувшись, Робин разжал ее пальцы, и единственный покров Марианны с еле слышным шелестом осел к ее ногам. Пламя очага осветило изящную и тонкую фигуру Марианны – прямые плечи, высокую грудь и тонкий стан, длинные стройные ноги – и разметавшиеся по плечам и спине волны светлых волос.

– Как ты прекрасна! – тихо воскликнул Робин, окинув Марианну медленным, пристальным взглядом с головы до ног. – Ты еще краше, чем я себе представлял!

При мысли о том, что он представлял ее обнаженной – такой, как видел сейчас, она залилась багровым румянцем. Робин еле слышно рассмеялся и, не позволив Марианне смутиться еще больше, легко вскинул ее на руки и понес к алькову. Откинув полог, закрывающий кровать, он сбросил на пол застилавшее ее покрывало и бережно уложил Марианну.

Она закрыла глаза, чувствуя, как обрывается в груди ее дыхание, и слыша шелест снимаемой им одежды. А когда попыталась вздохнуть, то соприкоснулась с его обнаженным телом и снова замерла.

Робин привлек Марианну к себе и, целуя ее в висок, шепнул:

– Открой глаза, любовь моя!

Она послушно открыла глаза и встретила его взгляд, полный любви и нежности. Он молча смотрел на нее, ласково гладя по разметавшимся локонам, и она постепенно расслабилась. Он смотрел на нее так, словно знал все ее смятенные в эти минуты мысли и чувства, и его спокойствие передалось Марианне.

– Ты знаешь, как это происходит? – спросил Робин. – Должна знать, раз тебя обучали медицине.

Марианна положила ладонь поверх его запястья и, помедлив, призналась:

– Видишь ли, мне казалось, что знаю. Но сейчас я совершенно не понимаю, что мне следует делать!

– Ничего, – ответил Робин, – просто доверься мне.

Она кивнула, но он прочитал в ее глазах немой вопрос.

– Хочешь узнать что-нибудь еще? – ласково спросил он, не сводя с нее глаз.

– Мне будет больно?

Робин вздохнул и обвел кончиками пальцев ее лицо.

– Так всегда бывает у девушек в первый раз, но я обещаю быть сдержанным.

Дав обещание, он знал, как непросто будет исполнить его: ведь он страстно желал ее со дня первой встречи с ней. После того, как они увиделись в церкви отца Тука, он вел самый воздержанный образ жизни, забыв и думать о других женщинах.

Не ведая, каких сил будет стоить ему терпение, Марианна потянулась к Робину, обняла его за шею, и он приник к ее губам. Кровь бурлила в нем, но сухие горячие губы Робина неспешно и нежно ласкали губы Марианны, а его пальцы – сильные пальцы воина – были необыкновенно ласковыми и чуткими. Обведя контур ее лица, они неторопливо скользнули вдоль ее шеи, с той же томительной неторопливостью стали гладить грудь, потом заскользили дальше, не ведая запретов и не встречая сопротивления. От его прикосновений Марианне казалось, что она падает в бездонную пропасть, из которой не будет спасения.

Лаская ее, он вместе с тем внимательно наблюдал за ней из-под полуопущенных ресниц. Лишь напряженные мускулы и темные всполохи, мелькавшие в его глазах, свидетельствовали о стальной воле, усилием которой он сдерживал себя и медлил.

Она почувствовала, как напряженное ожидание того, что неминуемо должно было произойти между ними, начинает оставлять ее, и она размягчается и плавится в руках Робина, как свечной воск в огне. Ее тело, оказывается, прекрасно понимало безмолвный язык его тела, легко приноравливаясь ко всем его изгибам, и уже само стремилось прильнуть к Робину как можно теснее. Его ласки становились все более и более смелыми, но она не замечала этого, наслаждаясь каждым его прикосновением, рассылавшим по ее телу волны тепла, и его шепотом.

– Любимая, нежная, единственная моя!

Повинуясь непреодолимому желанию ответить на его нежность, она заскользила ладонями по его плечам, обхватила лицо Робина и притянула к своим горячим губам. Она целовала его глаза, закрывшиеся под ее губами, скулы, подбородок, уголки сухих губ.

– Страстная, доверчивая, восхитительная! – задыхаясь от ее ласки, шептал он.

– Я люблю тебя! – пробормотала она.

– Родная моя! – выдохнул он, на миг прижавшись лбом к виску Марианны, но тут же вскинул голову и посмотрел ей в глаза.

В его синих глазах отразились с трудом сдерживаемое желание и безмолвный вопрос, отвечая на который, ее серебристые глаза прикрылись в знак согласия и готовности. И только тогда он уступил огнем сжигавшему его желанию.