Надир

***

– Ты постоянно отрицаешь существование Бога, но всё равно придёшь к вере, я это знаю, – Эрик посмотрел на подругу так, будто видел будущее. Эсперансу подобное жутко раздражало. Во многом Вайсмюллер был прав, он редко ошибался, но именно по этому вопросу программистка всегда уходила в резкое сопротивление.

– Допустим, Бог есть. Я великая грешница, мне место в аду. С чего бы Богу быть милосердным к кому-то вроде меня? – Кастилья опрокинула в себя остатки содовой. Искусственное небо внутреннего парка центра Джонсона по-августовски розовело.

– Спаситель говорил, что ангелы будут ликовать на небесах сильнее при спасении одного грешника, чем при спасении девяноста девяти праведников. Евангелие от Луки. Почитай как-нибудь.

– Ты же понимаешь, что я не стану тратить время на Писание?

– Всё приходит со временем, Эсперанса. Однажды ты вспомнишь мои слова.

***

– Кто-то должен позаботиться о твоих родственниках, Эрик. Бог даст мне за это билетик в рай? – Эсперанса села на корточки перед могилой друга. Спирта у неё с собой не было, зато в голове по десятому кругу крутился разговор с Вайсмюллером. И почему она вспомнила тот момент именно сейчас?

– Ты не заболеешь? – рядом возникла Эстер и встала справа от напарницы. – До отправки осталось совсем немного времени, нужно следить за здоровьем.

– Эстер, – Брукнер, загипнотизированная надгробием астронавта, дёрнулась от голоса Кастильи. – Если я возьму в рот ещё хотя бы каплю алкоголя, можешь мне врезать. Я и без того расстроила Эрика достаточно сильно. Если рай существует, то он наверняка смотрит на меня сверху и ворчит.

– Да, он точно ворчит.

***

Сидя в комнате парней на кровати, где когда-то давно спал Эрик, Эсперанса наблюдала за игривым огоньком свечки. Кастилья вспомнила, как в один из редких выходных поехала домой к другу, и именно в тот вечер почему-то отключили свет. Так они всей огромной компанией наблюдали за огнём многочисленных свечей, их страстно любила мать семейства. Астронавтке пришла в голову мысль приехать к миссис Вайсмюллер после возвращения, подарить ей большой набор свечей и говорить, говорить, говорить… Бедная миссис Вайсмюллер, хоронить своего ребёнка наверняка страшно. Особенно когда вернутся все, кроме…

– О чём задумалась? – капитан протянул Эсперансе глиняную чашку с травяным чаем и уселся рядом. – Не знаю, как ты отнесёшься к этой затее, но нам всем нужно заглянуть на воскресную службу в костел.

– Я согласна, – девушка поморщилась от ощущения кипятка на языке.

Через пару минут в комнату зашли остальные: Эстер, Фредерик и Джереми разместились на соседней кровати. Фред заговорил о воскресной службе, и Октавиан улыбнулся. Видимо, не одного его посещали такие мысли.

– Эрик помогал местному благотворительному фонду своего родного города. Он родом из Канзаса. Может, внести пожертвование от его имени? Мою страховку, например, – Эстер поставила горячую кружку на пол и шёпотом проговорила предложение. Это был самый громкий шёпот, который когда-либо слышали члены команды. Будто само пространство не давало словам уйти в забвение.

– Никогда об этом не задумывалась, – Эсперанса привлекла к себе внимание после длинной, многозначительной паузы. – В Канзасе ведь растёт много подсолнухов. Я представляю, как маленький Эрик бегает по полям и любуется цветами. Он не стал бы срывать их. Это ведь жестоко – убивать цветы. Да и он сам как подсолнух… был.

Астронавты не могли вымолвить больше ни слова. Но все они понимали, что шесть минус один в их случае равно шести. В этот вечер Эсперанса очень понадеялась, что Бог действительно существует, и Эрик, её добрый и храбрый друг, сейчас летает среди звёзд с ангелами. Интересно, они будут радоваться, если спасётся ещё одна грешница?

***

Следующее утро для Эсперансы было первым действительно спокойным на Надире. Она проснулась от нежного прикосновения ко лбу, на миг ей показалось, будто сам Эрик желал ей доброго утра и советовал поторопиться на тренировку. Кастилья выспалась лучше, чем в дорогих номерах пятизвёздочных отелей. Жёсткое шерстяное одеяло оказалось уютным и очень тёплым, огонь от печки успокаивающим, а запах чая, принесённого Эстер, стоило бы выпустить в формате духов и продавать за очень большие деньги. Тем же утром астронавтка поняла, что ей стоит перебраться в свой дом в Канзасе. Голубые ставни, газон, кустовые розы и клетчатые шторы на кухне – всё как полагается.

– Я хотела бы кое-что тебе отдать, – Брукнер села на кровать Кастильи с её разрешения и протянула ей исписанный блокнот. Эсперанса не понимала, что это значит. – Передай эти знания нужным людям. Тут основное о традициях, культуре, полезных и ядовитых растениях, о способах обработки материалов. Самое нужное для становления жизни в малоизученном месте. Доверить этот блокнот я могу только тебе.

– Почему я? – Кастилья хотела отказаться от возложенной на неё ответственности. Но, наверное, пора перестать убегать? – Хорошо, давай. А что будет с тобой?

– Не знаю, что именно, но это что-то наверняка будет увлекательным.

[1] Отсылка на переписку двух Нобелевских лауреатов, Альберта Эйнштейша и Нильса Бора. Эйнштейн в своём письме к Бору утверждал, что «Бог не играет в кости». «Эйнштейн, не учите Бога, что ему делать», – отвечал ему Бор.

Глава 13. Правильный вопрос

В воздухе витали крупные хлопья снега, и у всех астронавтов в голове крутилась одинаковая мысль: «Давненько я не видел(а) нормальную зиму». По словам Эверетта, в день его инициации тоже шёл такой снегопад. Это определённо был добрый знак.

– Пауль, мой дед, часто говорил, что снежинки по форме совершенно разные, но по сути одинаковы, – Эверетт взял в руки деревянную отполированную чашку, наполненную красным разведённым пигментом. В пещере в это время не было никого, кроме жреца и Эстер. – Также и мы, люди в целом. Одна снежинка – ничто, но когда их много – образуется красивый снегопад, как и сегодня. Разве что-то может быть прекраснее, чем чувство надежды, которое дарит единство таких маленьких и хрупких крупиц снега? Ты готова, Эстер? Пути обратно не будет.

– Готова, – Брукнер опустилась на колени, круг свеч вокруг неё рябил маленькими огоньками. Обряд проводился в почти абсолютной темноте. Эверетт опустился на колени вслед за ней. Астронавтка видела, как жрец нервничает. Посвящение проводится всего раз в жизни, так стоит запомнить его как можно лучше. – Чего ты боишься? Это же просто краска. Татуировки придётся делать только ночью.

– И то верно, – Эверетт сделал глубокий вдох и начал медленно, мизинцем выводить на лбу астронавтки восьмиконечную звезду. – Каждый конец звезды имеет значение. Верхний – Тоня Кроуфорд, следующий – Октавиан Кроуфорд, третий – Эстер Брукнер, четвёртый – Эсперанса Кастилья, пятый – Эрик Вайсмюллер, шестой – Джереми Фейнман, седьмой – Фредерик Шоу, и восьмой… Эвредика Хантер, как дань уважения первой шаманке, раз уж твоё имя уже было. Именно эти люди дали шанс нашему миру.

– А остальные звёзды? На руках и ногах?

– Художественное решение второго шамана, Курта, – Эверетт встал с колен и помог подняться Эстер. Краску жрец отставил в сторону на специальный столик, покрытый вышитым полотенцем. – Пойдём, пора представить тебя сразу двум мирам.

Светло-серое небо ослепило новоиспечённую жрицу, и она отвернулась от света. Эверетт, прищурившись, посмотрел на неё с улыбкой – так было у всех, судя по рассказам прошлых поколений. Октавиану, как и всей команде, было странно видеть свою коллегу по космическому цеху в новом виде. Ярко-красная звезда на лбу резко выделялась на фоне двухцветной светлой кожи, обрамлённой тёмно-каштановыми волосами. Голубые, почти синие глаза контрастировали со звездой с какой-то неизведанной, пронзительной силой. И именно в этот момент капитан Кроуфорд понял, что всё было предрешено: их полёт, смерть Эрика, сегодняшняя церемония Эстер, и, видимо, будущее всего человечества.

В сердце жрицы затеплилось незнакомое трогательное чувство, которому она не могла придумать название. Эстер сделала шаг вперёд, к команде, и астронавты побежали к своей напарнице, чтобы обнять. Первой недовольно забурчала Эсперанса – она попала в самую середину, её задавили со всех сторон. И хотя она возмущалась, но видение до боли знакомых полупрозрачных прядей одного доброго и очень смелого друга заставило замолчать и прочувствовать теплоту последних совместных объятий команды.

Новые друзья ринулись обниматься к команде практически сразу. А снежные хлопья всё падали и падали, оседая не на каждом отдельном человеке, а на едином человеческом народе.

***

Несмотря на холод, местные предложили станцевать. Эстер, всё ещё побаивающаяся групповых мероприятий, стояла в сторонке, предаваясь воспоминаниям об объятиях с командой.

– Ты была в центре объятий полчаса назад, а сейчас боишься танцев? – Рони, успевшая подрасти с лета, упёрлась карими глазами в жрицу. – Пойдём вместе?

– Давай, – Эстер взялась за руку девочки, совершенно не понимая, как ребёнок может быть таким проницательным.

Заметив жрицу среди разгорячённых танцами местных, Октавиан и Эверетт синхронно улыбнулись, попивая подостывший чай. Кроуфорд похлопал парня по плечу, мол, позаботься о ней, и «отдал честь» жрецу, когда раскрасневшаяся довольная Эсперанса утянула капитана в общий хоровод.

***

– Эверетт, я сбегаю кое-куда, вернусь через пару часов, – Эстер накинула тёплое чёрное пончо, положила блокнот с «Зенита» в сумку, подаренную Авророй, и выбежала из дома жреца. – Не потеряйте меня.

Дорога предстояла не близкая, но ни холод, ни расстояние не пугали молодую жрицу. По пути, перевязанному лентами, она передвигалась быстро, решительно, и воспоминания Аляски Кроуфорд сопровождали её на протяжении всей дороги.

«12 декабря. Двадцатый год нашей эры. Возраст медленно и верно подкрадывается. Колени начинают болеть от холода. Мама, я старею? С каждым годом я всё больше и больше понимаю, насколько мы с тобой похожи. Даже коленки болят одинаково. Как вы там, на Земле? Смогли ли спастись? Я понимаю, что нет, ведь ни ты, ни папа, ни Рейден не отвечаете на ночную связь уже двадцать лет. Это вопросы в пустоту, но разве я могу их не задавать? Разве я могу не вспоминать вас всех? Сегодня ходила по привычной тропе до корабля. Подумала, что стоит кое-что оставить в отсеке управления. Нужный человек поймёт, когда придёт время.

Да, всему своё время».

Эстер ввела пароль, год запуска «Чайковского», и сразу же направилась к капитанскому креслу. Под ним должен быть потайной карман, про который ещё до отлёта рассказывал Октавиан. Жрица напрочь забыла тот разговор с капитаном на фоне произошедших событий. Как будто тайный карман в капитанском кресле мог быть чем-то важным всё это время событий. Оказывается, мог. Эстер совершенно не понимала, откуда у Аляски взялась медаль самой бывшей астронавтки за заслуги перед Отечеством, рядом в красивой рамке лежала фотография команды «Чайковского», сделанная за пару дней до вылета.

«Медаль должна быть у владелицы, раз она жива, верно?» – гласила надпись на бумажке, обнаруженной в последнюю очередь.

***

Тоня вошла в кабинет Рейдена и положила ему на стол бумаги. Закинув ногу на ногу, Кроуфорд разместилась в кожаном кресле по ту сторону стола от Нагаи. Ярко-красные губы расползлись в белоснежной улыбке. Учёный подвинул к себе документы и на долю секунды позволил себе коротко улыбнуться – оборудование для измерения нейромедиаторов наконец-таки готово, осталось лишь доставить его в штаб.

– Чем планируешь заняться, когда наконец со всем разберёмся? – Кроуфорд обратила на себя внимание как только друг наконец дочитал документ.