Лэйла-стероид

– Приезжай ко мне. Тут и поговорим, – заявил Бомж.

– Да какого хрена! – не выдержал Дима.

– А по дороге не забудь купить какой-нибудь дорогой иностранной бурды. Как обещал. Все!

Молохов поцеловал трубку, сплюнул в сторону и повернул сияющее лицо к Маме.

– Без дураков? – недоверчиво спросил редактор. – Это действительно настолько хорошо?

Дима пожал плечами и вскочил.

– Там видно будет. Чемодан свой я оставляю. Вернусь часика через два.

Не слушая несущихся вдогонку криков редактора, Молохов выскочил за дверь, на ходу застегивая куртку. «Вечерний звон» не так давно разместился в новом офисе, находившемся на 12 этаже здания, принадлежавшего какому-то банку. Лифт только что подошел. Дима скользнул в просторную кабину вслед за двумя молоденькими девушками, оживленно беседующими о достоинствах какого-то нового ресторана. На мгновение прервав разговор, девушки оценивающе посмотрели на несколько сутуловатого, но в общем-то довольно привлекательного темноволосого самца, с резкими чертами лица, каждая клеточка которого, как казалось, находится в постоянном движении. Осмотр продолжался пару секунд, после чего разговор о ресторане возобновился. Самец временно недоступен. Весь в делах. Забившись в угол, Молохов, не в силах совладать со старой привычкой, украдкой сунул руку в карман и бросил мимолетный взгляд на краешек нечеткой фотографии, которая вскоре станет одной из многих, благодаря искусству Бомжа. На ней был виден лежащий человек, голова которого разбилась о бордюр. Левой кисти у мертвого не было, вместо нее рука заканчивалась длинным клинком.

* * *

В то время, когда Молохов лишь только начал писать обещанную к понедельнику статью, на другом конце города толстая пачка газет с шуршанием упала на продавленное сидение кресла с потертой цветастой обивкой. Вокруг царила темнота, но того, кто принес газеты она, кажется, не смущала. Он опустился на пол и протянул руку за первым номером, с глянцево-коричневыми буквами «Бульварный листок» на лицевой странице. Несколько минут ничего не было слышно, кроме шелеста переворачиваемых листов с полуголыми девчонками, растерзанными трупами и «звездными» лицами. Тускло светящийся взгляд читающего медленно перебегал с одной строчки на другую. Лишь после самого тщательного просмотра «Бульварный» отлетел в сторону, а сидящий потянулся за второй газетой в пачке, тоже оказавшейся славным представителем «желтой прессы».

Где-то далеко в темноте зазвонил телефон. Комок мокрого снега ударился о стекло. Соседи за стеной разразились необычно громкой бранью. Казалось и люди, и природа, словно сговорившись решили во что бы то ни стало оторвать любителя «желтизны» от его занятия. Однако листы продолжали переворачиваться, монотонно и тщательно изучаемые пронзительными кошачьими глазами.

Через час стопка перекочевала с кресла на пол. Сидящий аккуратно сложил последний экземпляр.

– Появятся, – тихим успокаивающим голосом произнес он. – Они обязательно появятся. Сетевые материалы можно подчистить, а вот эти нет.

Темнота сгустилась настолько, насколько ей положено было сгуститься в первом часу осенней ночи. Пронзительно скрипнул пол под чьими-то тяжелыми шагами. Проезжавшая за окном машина на мгновение осветила фарами бледные руки с длинными гибкими пальцами, гладящими нечто похожее на тонкую металлическую полосу.

– Я ведь заметил твою фотовспышку, – слова вылетали и растворялись в прохладном воздухе комнаты. – Скоро ты их продашь какой-нибудь редакции, а не выложишь в интернет, если не дурак, и тогда я побеседую с покупателем. Сразу же после этого тебя ждет сюрприз.

Говоривший прижался лбом к окну и провел рукой сверху вниз. Послышался скрип железа по стеклу. Сверкнувшее острие длинного тонкого ножа с причудливо изогнутой рукоятью, оставило на прозрачной поверхности длинную царапину.

* * *

Бомж жил в «хрущобе» довольно далеко от центра. Ни один уважающий себя журналист без личного автотранспорта никогда не соглашался тащиться к нему домой, теряя почти час своей кипучей жизни всего лишь на дорогу. Бомж знал об этом и приглашал к себе только в тех случаях, когда твердо знал, что ему не откажут. А таких случаев было уже немало.

Бомж вот уже несколько лет называл себя лучшим папарацци в Москве. С этим спорили только те, кто никогда не имел с ним дела. Другие же твердо знали, что если вам нужна сенсационная статья, подкрепленная не менее сенсационными фотографиями, то можно сегодня обратиться к Бомжу, а завтра смело обещать редактору богато иллюстрированный материал.

Таким образом, Молохов, вывалившись из потного нутра до отказа забитого автобуса, выглядел не слишком разозленным, хотя такие поездки всегда действовали ему на нервы. Привычно отыскав глазами приземистое бетонное строение, Дима бодро зашагал по раскисшей дороге, стараясь не думать о воде, щекотавшей ноги ледяными струйками. Вскоре он уже стоял перед некогда светло-зеленой дверью и терпеливо нажимал на треснувшую кнопку звонка в пятый раз. Проработав с Бомжом около полугода, Дима знал, что тот откликнется не раньше, чем через семь трелей, издаваемых сингапурским чудом на 25 мелодий. Кстати, у Бомжа звонок почему-то выдавал 26. Дожидаясь, пока ему откроют, Молохов с привычным сожалением подумал о том, что с нависающим над ремнем животом надо бы что-то делать. Не то чтобы это было пивное брюхо, но все же…

Наконец за дверью зашлепало и на пороге в двух метрах над полом возникла вечно небритая физиономия, за которую Генка Волохин и получил кличку Бомж.

– Заваливай, – папарацци вяло дернул головой со спутанными черными космами. – Хотя если пришел без посудины…

Молохов шагнул вперед, сунув Бомжу бутылку «Metaxa».

– Или опять принес халтуру? – добавил Бомж, зачем-то рассматривая бутылку на свет.

У Волохина было одно удивительное свойство. В названиях алкоголя он не разбирался, но безошибочно определял дешевизну или дроговизну любого пойла. Было дело, один раз Молохов решил сэкономить. Тут же был выматерен и оставлен без фотографий на 2 месяца, после чего взял за правило не экономить на выпивке для Бомжа. Выходило себе дороже.

С первых же шагов Диме показалось, что в воздухе плавают густые облака серого сигаретного дыма. Ничего такого, конечно, не было, но все же Молохов закашлялся и быстрыми скачками пересек шестиметровое пространство до окна и распахнул створки. Живительный ледяной поток омыл легкие и вынес из комнаты застоялый сигаретный дух.

– Черт, Генка, – все еще тяжело дыша произнес Молохов, – у тебя уже, наверное, какой-нибудь новый дыхательный орган образовался. А может ты мутан? Так давай мы тебя в поликлинику сдадим, для опытов, а?

– Привет из Простоквакшино. В твоем возрасте уже пора цитировать классиков, а не фразы из мультиков, – угрюмо буркнул Бомж, ставя на низкий столик два стакана. – Меня в поликлинику сдадут только после того, как ты уже смирительную рубашку лет пять потаскаешь. А там как раз и я подоспею. Щелкну бывшего журналиста для какого-нибудь еженедельника.

Дима театрально поднял брови и сел на диван, который неожиданно оказался аккуратно застелен.

– Ты сегодня прям поражаешь меня красноречием.

Молохов протянул руку и взял стакан. На ощупь тот был просто ледяным.

– «Метакса» со льдом? – поджал губы журналист, делая вид, что не заметил пузырящуюся поверхность и темный цвет жидкости.

– Это «кола», родной, – невозмутимо произнес Бомж. – Во-первых, сейчас 12 часов дня, а раньше пяти я не пью, а во-вторых, – Генка сел напротив в глубокое кресло и ненатурально ухмыльнулся, – с чего бы это я стал поить тебя моей «Метаксой».

Несмотря на выработанную грубость, Геннадий Волохин был одним из лучших друзей Молохова. Родители Генки, потомственные интеллигенты, привили ему массу добродетелей, которые Бомж тщательно скрывал, но только от тех, с кем не желал иметь дела. Кстати, родители Бомжа работали в посольстве России в США и неоднократно пытались перетащить сына за океан, однако Генка упорно отказывался становится мистером Volokhin. Разобиженные предки временно перестали присылать ему деньги. Этим и объяснялась "хрущеба".

Поскольку жил папарацци на пятом этаже, а у Молохова, как уже упоминалось было «не пивное, но брюхо», Дима испытал чувство невообразимого блаженства, когда прохладный напиток попал в желудок и остудил разгоряченное тело. Только через пару минут, когда стакан опустел, Молохов вдруг вспомнил о причине своего прихода.

Несильно стукнув стаканом о столик, он заявил:

– Ну ладно, Гэ Волохин, он же Бомж. Где они?

– У тебя под носом, – внимательно взглянув на приятеля сказал Генка. – Если конкретнее, то под столом.

Молохов быстро наклонился и вытащил на свет длинный желтый конверт с надписью «Фотобумага» на нем. Когда нетерпеливым движением Дима разорвал бумагу, Бомж слегка отодвинулся вместе с креслом, и его надежно скрытая застенчивость проступила на скулах легким румянцем. Он знал, что проделал прекрасную работу.

– О, Бог мой, – прошептал Молохов, жадно пожирая глазами каждый из шести снимков. – Ты просто гений. В таких условиях и такое качество. Я сейчас же позвоню в редакцию и пусть заменят тот утиль, что я им сегодня принес вот на эти фотографии.

Дима выбрал два фото и отложил их в сторону, после чего сияющими глазами посмотрел на Бомжа.

– Это же бомба! Просто бомба.

Молохов вскочил и выхватил из кармана мобильник. Он уже было приготовился звонить, как вдруг из-за его плеча протянулась рука с обломанными ногтями, аккуратно отобрала трубу и бросила ее на стол. Дима удивленно покосился на вяло улыбнувшегося Генку.

– Это, пожалуй, требует объяснения, – после недолгой паузы проговорил Молохов. – Что случилось?

Маска сонливости и апатии неожиданно спала с лица Бомжа, словно стертая тряпкой рожица, нарисованная на стекле. Темные глаза Волохина на мгновение сверкнули, но тут же потухли, словно заставившее их загореться чувство появилось лишь на секунду.

Генка опустил голову и отошел к окну.

– Подумай сначала, – бросил он оттуда. – Стоит ли звонить и что-то менять. Да и вообще… эту статью публиковать.

– О чем тут думать, Генка, – до крайности удивленный и раздосадованный Молохов провел пальцем по экрану телефона. – Такой материал попадается раз в жизни. После его публикации мы сами себе будем гонорары устанавливать.

– Тебе денег мало?

– Да пошел ты! – Дима всерьез разозлился. – Я журналист и если мне в руки попадает редкостный материал, такой, которого ни у кого нет, я просто должен его опубликовать. Это как заноза, которую необходимо выдернуть.