Видел бы он сейчас себя со стороны. Сейчас это – вещь бессловесная.
Таким образом, он распадается на несимметричные
половины, по три стопы в каждой, с неравным
чередованием ударных и безударных слогов, так что
на границе их ударные стопы
А сейчас – телега, или вещь немая.
соприкасаются.
Дальше, хоть забери меня Маны, не помню. Хотя нет… Как это…
Законы же
декламации гласят, что перед ударным слогом
необходимо сделать паузу для того, чтобы набрать
в грудь
Насчет груди – тонко, тонко. Учись, старина Флакк!
воздух – для выразительного произнесения
следующих за ударным безударных стоп.
Его даже жалко. Клянусь Марсом, или нет, клянусь сребролуким Аполлоном, его сейчас хватит удар от перенапряжения.
Двойная ударная
стопа, мой Амфион, требует двойной паузы, верно?
Она же не делает этого и прочитывает всю строку
на одном дыхании.
– Пусть выслушает меня мой господин… – рабыня прижала обнаженные руки к груди и протестующе затрясла головой.
Жасмин упал на мраморный пол.
– Сколько получилось, мой Амфион?
– Четыре, мой господин, – Амфион для верности поднял костлявый кулак с отставленным большим пальцем.
– Четыре. Это значит, – он вздохнул, – четыре удара розгами.
Девушка вскрикнула и повернулась к колонне, закрыв лицо руками.
Ах, какие трогательные лопатки.
Нет, дурак не понимает, мигай не мигай.
– Или, – сказал он внушительно, – или продажа. Ты слышишь, Амфион?
– Да, мой господин.
– Нам не нужен плохой товар. Как ее зовут.
– Лев… Левкайя, мой…
– Да. Так вот, и она, как вы все, должна знать, что я строг, но справедлив. И при своем домоправителе я говорю: розги или продажа. А слово свое держать я умею.
Не перестарался?
В самый раз.
Наступило молчание. Неслышно вздрагивали острые лопатки под прозрачной туникой, словно пойманная птица пыталась взлететь от мраморной колонны.
Он подошел совсем близко, встал так, чтобы загородить спиной бестолкового Амфиона.
– Правда, – сказал он вкрадчиво, – я не только строг и справедлив, но и милосерд. И в моих силах облегчить тебе наказание, ибо в этом случае розги будут в руках у меня. А я не люблю наказывать маленьких красивых девочек. Я
Одышка,
слишком
совершенно ненужная одышка.
мягок с ними.
Птица перестала трепетать крыльями.
Успокоилась.
Он вернулся к ложу, отщипнул виноградину, кинул в рот, покатал языком.
– Ешь, – сказал он радушно. – Фрукты. Устала после стихов.
Молчание.
Бывает.
У животных это бывает. От страха некоторые из них впадают в оцепенение.
Он подождал еще немного, барабаня по столу.
– Ну? – сказал он наконец.
О боги, как же ее зовут?
– Ты выбрала?
– Да, мой господин, – сказала она еле слышно.
– Говори, говори, я слушаю.
– Продай меня, мой господин, – сказала она еле слышно.