Сола попыталась улыбнуться в ответ.
– Знаете, что я заметила. У каждого есть такое, что-то, что было дорого в юности, и поэтому становится мотивом самой жизни. Когда ты ещё думаешь, что жизнь имеет мотив. Что-то, что ты никогда не забудешь, даже если никогда больше не сможешь пережить. От чего всегда спотыкается сердце, от чего становится тревожно и радостно. Даже если это простой пастушеский напев. А тем более если это фуга Реальнейшего, – она снова подняла глаза и посмотрела на Унимо, но теперь в её взгляде не было страха: – Я помню каждую ноту.
Мастер Реальнейшего кивнул. Он получил даже больше того, на что рассчитывал.
Они вышли с рассветом. Сола приглашала остаться, но Унимо чувствовал, что на самом деле она рада, что он уезжает. Не забирая, как и обещал, ничего, кроме одного вечера и свёртков с орехами, яблоками, сыром и пирогами, от которых невозможно было отказаться.
Унимо расспросил Лирца, где живут его родители, и определил приблизительное направление. Нужно было пройти Лесную сторону и выйти к Восточному морю, а затем, в зависимости от точности навигации, пройти больше или меньше вдоль берега.
Дни становились всё длиннее и теплее, так что даже ночами можно было обходиться без костра. И к тому времени, когда они вышли на побережье, морской ветер был ещё холодным, как вода из растаявшего льда, но уже с запахом шафранового солнечного света.
Лирц сказал, что прекрасно помнит это место: нужно пройти около пятнадцати миль на юг, перейти небольшую реку без имени – там будет дом родителей.
И они шли по тропе вдоль каменистого пляжа, кутались в плащи от холодного морского ветра, но всё равно не сворачивали дальше от берега. Останавливались и сидели на огромных серых камнях, покрытых солью, с трудом разводили костёр, чтобы выпить горячего кофе с пирогами Солы, смотрели на небо с растревоженными весной сердитыми облаками и слушали крики голодных чаек.
Лирц улыбался своим воспоминаниям, оглядывался, а когда дошли до реки, радостно кивнул Унимо («Вот, река, как я и говорил!»).
– До реки дошли, но теперь надо бы её перейти, – заметил Унимо.
– Да, да, – кивнул Лирц, – там, чуть подальше, есть мост, нужно только свернуть вправо.
Но моста поблизости не оказалось. И когда они уже шли так долго, что жемчужная полоска моря была не видна, пришлось остановиться.
– Но мост точно был здесь, я помню, – растерянно прошептал Лирц.
– Его могло унести паводком, – предположил Унимо.
– Да, – поспешно кивнул Тьер, – могло.
Весенняя безымянная река, рождённая в горах, дышала полной грудью и выглядела внушительно, хотя летом, в засушливые месяцы, наверняка напоминала ручей.
– Может быть, где-то есть брод? – спросил смотритель.
– Брод… – Лирц задумался. – Да, вот там, но нам придётся вернуться.
– Брод ты помнишь так же хорошо, как мост? – проворчал Тьер.
Но другого пути не было. И медленно, держась друг за друга, балансируя на скользких ледяных камнях, они перебрались на ту сторону.
– Ну вот, теперь уже рукой подать! – радостно сообщил Лирц, надевая ботинки на мокрые ноги.
Унимо и Тьер переглянулись у него за спиной.
Когда они подошли к тому месту, где река впадает в море, никакого дома они не увидели.
– Дом стоял здесь. Я помню, – сказал Лирц.
– Да, его, наверное, унесло ветром… – язвительно заметил Тьер и замолчал под взглядом Мастера Реальнейшего.
– Дом был вот здесь, – всё повторял Лирц, – я помню. Вот здесь отец вешал сушиться свои сети. А вот здесь был мамин аптекарский огород. А вот здесь в песке стояла наша лодка. А здесь я строил дом из песка для кролика и его семьи…
Бывший слушатель шагал по мокрому песку, и по его беспорядочным следам можно было узнать больше, чем по словам.
– Постой, – Унимо осторожно взял Лирца за руку, – расскажи мне о своих родителях. Всё, что ты помнишь.
Они сели на мокрый песок, и он рассказывал, и рассказывал, пока не стемнело и на горизонте не задрожали топовые огни стоящих на рейде кораблей.
Какой-то рыбак причалил, ткнулся чёрной тенью лодки в песок и принялся деловито сматывать снасти.
Унимо старался загородить эту картину от взгляда Лирца, но ничего не вышло. Бывший слушатель бросился к рыбаку. Побежал, размахивая руками, словно оставшийся на необитаемом острове при виде проплывающего мимо корабля.
В сумерках фигуры рыбака и Лирца напоминали вырезанных из бумаги актёров синтийского бумажного театра. Ночной бриз уносил слова в море, но кое-что оставалось и для стоящих на берегу: «Огромная волна… все уехали, только они… ничего не осталось, ни щепки…» И тех слов, что остались, было, пожалуй, слишком много.
Лирц медленно вернулся к Унимо и Тьеру. Теперь его следы напоминали прямую, прочерченную в тетради старательным учеником.
– Нет, оказывается это не то место. Как я мог забыть, – он покачал головой, разглаживая и разглаживая песок носком ботинка.
И прежде, чем Тьер успел набрать воздуха, Унимо проговорил, глядя прямо в лицо Лирца:
– Ничего страшного, все время от времени что-то забывают. Даже Мастер Памяти.
Эписодий шестой
Издатель
Писатель
Издатель. Никуда не годится, понимаешь. Никому это не интересно. Никто в такое давно не верит. Никого это не цепляет. Даже фриковатых лонгридеров.
Писатель (хмуро). Но это было на самомделе.
Издатель вздыхает и какое-то время молча потягивает кофе из одноразового стаканчика.
Издатель (раздражаясь. Постепенно начинает активно жестикулировать). Напиши о том, как стать миллионером на спасении слепых котов или как ты работал в морге. Вот это будет интересно хоть кому-нибудь. Расскажи внятную историю, понимаешь? Внятную, понятную, нормальную, ясно? Из которой можно взять цитаты для репоста в паблике. С большой картинкой! Историю, которую можно пересказать офисным друзьям в редкий свободный вечер за пивом. Понимаешь, о чём я?
Писатель. Я не работал в морге.
Издатель закатывает глаза. Проливает кофе, ругается. Молчит.
Издатель. Ну хоть понял?
Писатель. Кажется, да. До свидания.
Писатель встаёт с задумчивым видом и уходит.
Большая картинка: «Лето, двор в «отдалённом центре», старый дом, на балконе которого старушка, большой кот и голуби. По двору идёт задумчивый молодой человек в шляпе».
«Пожалуйста, пожалуйста, мне плохо. Подойдите».