Деяние Луны

Тёмные пряди скользнули между нами, когда он наклонил голову и сморщил нос, словно я была мерзким насекомым, которое было держать противно.

«Что происходит?»

Ещё мгновение назад я была в светлой комнате на втором этаже, но сейчас вокруг полумрак, и запах плесени лезет в нос.

«Пусть лучше Данила», – страх расползался по телу, замораживая мышцы, превращая его в деревянного истукана, который от ужаса не мог пошевелиться, и оставалось лишь взирать в искрящийся янтарь, надеясь, что мучения не продлятся долго.

Но так не хочется умирать. Боже… легче сопротивляться человеку, чем впадать в ступор от того, что не можешь понять кто или что перед тобой.

– Умри! – дрожащее пламя выхватило из мрака огромные клыки, которые показались из распахнутой пасти.

– Нет! – собрав остатки силы, я дёрнула держащую меня руку, пытаясь врываться, отклоняясь в сторону от смрадного запаха, что шёл изо рта существа. – Не хочу!

Зубы лишь царапнули шею, но в следующий миг пальцы сжались на ней сильнее, и клыки вонзились в плечо, с силой продавливаясь в глубину.

– Нет! – боль была похожа на ожёг, она горячим пламенем распространялась по телу, дав ощутить, как под сильным давлением разрываются сухожилия и трещат кости.

«Боже, да он сожрёт меня живьём. Не хочу умирать! Нет, нет, нет!»

– Нина?!

Я вздрогнула от звука собственного имени и глаза распахнулись, стирая темноту. Но рядом, вместо чудовища оказался тот, к кому взывала, кого просила быть на его месте. Только теперь вместо сверкающей голубизны на меня взирал штормовой океан.

– Я… Я… – тело дрожало, как листок на осеннем ветру, и по спине скатывались холодные капли, впитываясь в мягкий пояс хлопковых штанов.

– Эй!

– Я… – свернувшись калачиком на кровати, я не могла заставить зубы перестать отбивать барабанную дробь. – Мне так больно, так больно.

Зубы вонзились в кулак, не давая закричать от страха. Ведь ощущения ещё жили, они не пропали вместе с пробуждением и там, где были клыки существа, всё ещё пылало. И потому я боялась, что если протяну руку, та окрасится в алый цвет.

– Успокойся, – руки парня обвили тело, поднимая с кровати. – Всё хорошо.

Они так сильно прижали к крепкой груди, что судороги пропали, затерявшись в жарких объятьях.

– Я, – приглушённый всхлип сорвался с губ, являясь лишь предвестником той истерики, что бурлила внутри, – так испугалась.

– Прости, – тиски сжались еще сильнее, и щека коснулась моего затылка.

Тудум-тудум-тудум. Я уткнулась ему в грудь, позволяя себе минутную слабость. Только сейчас. Ещё немножко. Потом мы снова будем ненавидеть друг друга, а сейчас просто отдохну.

– Всё из-за тебя. Ты постоянно меня пугаешь, – мой голос вместо того, чтобы звучать яростно, почему-то был похож на слабое ворчание.

– Знаю, прости.

– Никогда.

– Вижу, приходишь в себя.

– Испугался родителей? Поэтому… – я никак не могла подобрать слово, мягок, нежен, что именно? – Помог?

– Тебя прошлое ничему не учит, – грудь вздрогнула, и я услышала тихий смех. – Нет, временами бываю волонтёром.

– Значит, мне повезло, – я смотрела в окно, не желая покидать объятья. – Наверное, это хорошо.

Руки вздрогнули и стиснули сильнее, принося боль, но это было приятно. Она дарила защиту, убеждая в том, что не так то легко будет вырвать из крепких тисков:

– Может быть.

– Данила, – я вскинула голову, оказавшись настолько близко к его лицу, что смогла разглядеть, как линии в радужке то скрещиваются, образуя лепестки, то закручиваются тугой спиралью. И там, в глубине, был только лёгкий бриз, приглашающий к себе отдохнуть.

Голова парня дёрнулась, клюнув носом в щёку, и тут же зрачок разросся, стирая линии, пряча всё за тьмой.

– Мне пора, – Данила вскочил с кровати, выглядя ошеломлённым, и спешно направился к двери. Только перед тем, как закрыть её, бросил на прощание. – Лучше поспи, иначе мама вновь вольёт в тебя очередную гадость.

Данила Орлов

Было уже поздно, когда семья села ужинать, и Данила поразился тому, насколько усталой выглядит мать.

– Может присядешь? – участливо предложил юноша, одной рукой отодвигая стул, но женщина в ответ лишь отрицательно мотнула головой.

– Не волнуйся, я в порядке.

«А я волнуюсь, – подумал он, бросив искоса взгляд на отца. – Неужели ты не видишь, как она устала?»

Но тот, как всегда, был озабочен чем угодно, но только не собственной женой.Имя Елисей так часто проскальзывало в его словах, что зубы сводило от ненависти.

Зачем ему статус начальника отряда, если о собственной семье не в силах позаботиться? Всё, на что способен, это быть цепным псом у старейшин, принося в жертву всех.

Данила чувствовал, как внутри него закипает злость: на отца, на Нину, на всё то, что хоть как-то может угрожать его любимой матери. Она была центром его вселенной, единственным человеком, которого он любил и которому безгранично верил.

Сколько она пережила из-за него? А сколько ещё предстоит перенести, прежде чем он станет сильным настолько, что сможет защитить её.

«Моя семья – лишь ты».

Ни Николай, ни Натали, ни даже Костя не смогли бы её заменить. И он был готов пожертвовать всеми, только бы спасти эту единственную жизнь.

Услышав в очередной раз звон посуды, юноша не выдержал. Снова чьей-то тарелке не повезло и она не удачно приземлилась в раковину. А ведь его мать всегда была ловкой и аккуратной хозяйкой, и такое себе никогда не позволяла.

– А ну садись, – властно произнёс юноша, обращаясь к матери. Ладони сжали скользкие края салатницы и вытащили её из рук женщины. – Садись, отдохни. Что-нибудь будешь?

– Чай, – нерешительно прошептала Валентина. – Я сама.

– Нет, – Данила потянулся к чайнику. – На сегодня с тебя хватит. Я уберу, и посуду тоже сам помою. Можешь отдыхать.

– Спасибо, – лучезарная улыбка осветила усталое лицо. – Я тогда Нину проверю.

– Я там была, – вдруг произнесла Катерина. – Она спит.