Отдел особых поручений

Рита стряхнула наваждение после неожиданного разговора.

– Прости, что?

Дуглас наконец посмотрел на нее:

– Ты ведь ради приличия согласилась?

Хитрый смех тети Кейси зазвучал в голове.

– А разве этично даме, сказав «да», позже сказать «нет»? Кажется, это называется «крутить хвостом».

Дуглас с шумом вздохнул и покосился на удаляющуюся фигуру в красном клетчатом костюме:

– И что в нем такого?

Рита наблюдала, как низкий лысый мужчина что-то втолковывал высокому господину.

– Он из того редкого типа людей, кто не боится смотреть в глаза.

Глава 4, в которой Полоумная Тереза пускает к себе в дом

– Докладывайте.

– На открытии нового моста обошлось без сюрпризов, – начал Дуглас. – Подозрительных разговор и взглядов, как всегда хватало, но ни одного тревожного звоночка не прозвучало. Возможно наши подозрения о диверсии напрасны.

– В нашей работе ни одно подозрение не бывает напрасным, – ответил Фрост. Дуглас потупил взгляд. – Капрал Боунс, есть что дополнить?

Рита пожала плечами:

– Все спокойно, будто накануне и не было вторжения в имение миссис Коллинз. Даже пустых сплетен об этом не слышно в толпе. То ли журналистам крепко зажали рты, то ли открытие нового моста куда интереснее странностей губернаторского квартала.

– Это и подозрительно, – прищурился Фрост. – Агенты, что нарыли?

– Две дюжины писак шныряют по губернаторскому кварталу под видом местных жителей или их гостей. Выглядит крайне нелепо. Еще столько же дежурит у дома потерпевшей. Та дверей не открывает, никого не впускает, на вопросы отвечать отказывается, – начал худющий мужчина сиплым голосом. На нем рабочая одежда трубочиста. Сажа крепко въелась в кожу на лице и под ногтями. А запах от одежды, самый что ни на есть натуральный. – Информация просочилась, но настолько крошечная, что журналисты ничего не могут высосать.

– Надо отдать ей должное, – вставил второй агент в опрятной одежде извозчика для высоких господ. – Миссис Коллинз держит оборону стойко. Нам она тоже дала от ворот поворот.

Фрост кивнул, и агенты удалились. Тэд перевел взгляд на Клэр.

– Младший капрал Эткинс?

– Как я уже сказала утром, эта обычная гальваническая батарейка, которой лет двадцать от роду, – ответила Клэр. – Но одну любопытную деталь все же удалось обнаружить. Патиновый налет, частицы ила. Будто батарею держали в сырости.

– У нас весь Лондон пропах сыростью.

– Да, но в нашем случае это немыслимо. Любой мало-мальски соображающий человек скумекает, что хранить механизмы, батареи, запчасти в сырости нельзя. Это их погубит, выведет из строя. Починкой тут не отделаешься.

– Ближе к делу, – перебил ее Фрост.

Девушка выпрямилась на стуле и положила руки перед собой.

– У меня две версии. Или горе-механик ничего не смыслит в механике. Или у него просто нет лучшего выбора для хранения запчастей.

Фрост насупился и кивнул. Похвалой подполковник никогда не сыпал. Только в особо торжественных случаях и на празднование Нового года. Так что даже такой кивок считался одобрением.

– Хоуп?

Каллен разве что не подпрыгнул. Глаза заблестели.

– Я придерживаюсь второй версии Эткинс, – на секунду замялся. – Мне удалось навести кое-какие справки о летающем механизме, который хранится в лаборатории криминалистики. Выяснилось, что детали механизма испорчены ржавчиной, хотя сам механизм – лучший пример инженерной мысли. Такого даже на Ежегодной выставке не найти.

Клэр одарила его ледяным взглядом, будто говоря «и ты молчал?».

– Сам механизм запрятали подальше от любопытных глаз и рук. Сегодня к вечеру на нем уже появится гриф секретности. Постараюсь добыть чертеж или фотоснимок штуковины сегодня-завтра.

– Как ты… – начала Клэр, но подполковник ее перебил.

– Сразу с докладом ко мне.

– Есть! – отчеканил Каллен.

И, понизив голос, добавил Клэр:

– У меня свои связи.

Та лишь фыркнула.

Подполковник в задумчивости барабанил пальцами по столешнице. После коротких раздумий он заговорил:

– Мой источник сообщил, что в Старом Лондоне без перемен. Метку патриотов уже давно никто не рисует и не отправляет в качестве послания о грядущей вендетте. Город живет своей жизнью. Известный вам мэр Хилл все еще делает видимость своей работы. В остальном – все по-старому. И это меня настораживает.

– А что тут настораживает? – оживился Каллен, услышав слово «патриоты». – Прогресса там никакого, только серость, уныние, тоска, вечная сырость и туманы. А еще полное отсутствие надежды. Удивительно, что Хилл еще не свалился со своего трона в темную гниль Темзы.

Клэр шикнула на него. Каллен округлил глаза, всем видом показывая «что я такого сказал?». Он был прав, в Старом Лондоне после давнишней трагедии ничего не изменилось. До сих пор, когда ветер дует с севера, в Новом Лондоне ощущает запах гари и тоски.

Мэр Хилл самолично назвался таковым. До пожара он работал то ли пекарем, то клерком – за давностью лет уже и не разобрать. А как Лондон охватила паника и море рыданий по погибшим, Хилл основал организацию помощи пострадавшим. Ее деятельность состояла в переписи тех, кто решил остаться в городе. Никто Хилла всерьез не воспринимал, но спустя пару недель после пожара гуманитарную помощь раздавать помогал именно он. В закопченный и заваленный руинами город никто из чиновников не торопился. Так Хилл стал называться мэром Старого Лондона. Хотя, конечно, никакой он не мэр. Так лишь, мелкая сошка, которую большие дяди подкармливают, чтобы не высовывался без дела.

Первый год после пожара то тут, то там вспыхивали беспорядки на почве классового неравенства. Кто-то захотел срочного возрождения Лондона из пепла, кто-то просто не знал, куда себя деть, вот и выходил на митинги. А кто-то на этом неплохо наживался, получая дивиденды, гуманитарную помощь, чтобы заткнуть рты недовольным.

Никто Старый Лондон не запирал, не огораживал. Наоборот, потерпевшим усиленно помогали с жильем и трудоустройство. Но эти принципиальные люди настолько привязались к укладу вещей, что сдвинуть их с места могла только новая катастрофа. Скорее всего, потоп. Смыло бы волной в сторону Нового Лондона, может и осели бы где-нибудь под мостом.

Патриотами называли тех, кто остался верен Старому Лондону. Разумеется, это было неофициальное название. Пожилых с каждым годом становилось все меньше. Зато неполиткорректной молодежи, маргиналов и беспризорников хватало. У них выстроилась своя иерархия. Разумеется, под каблуком мэра Хилла.

Когда гуманитарной помощи не хватало, Хилл через сеть хитроумных каналов связывался с правительством Нового Лондона. Получив отказ, собирал свору стойких молодцев и отправлял громить кварталы Нового Лондона. Всюду, где прошлись патриоты на дверях, стенах, даже помойных ведрах алой краской оставался знак – две перекрещенных молнии пронзают «плачущую» розу. По их мнению, это был символ того, как высшие силы (или власть) топчет ростки благоразумия и красоты Старого Лондона. Правда ни красоты, ни благоразумия в поступках самих патриотов не наблюдалось.

За последние лет семь стычки практически сошли на нет. Всех все устраивало. Хилл особо не зарывался, бюджет Нового Лондона не утекал сквозь дыру. Да и некогда молодые и голодные мальчишки уже выросли. Стали дяденьками, которым размахивать дубинками и устаревшим оружием было в тягость.

Но послание есть, метка патриотов – вот она на столе подполковника. Значит, еще теплится недовольство в Старом Лондоне.