Мой ледяной принц

– Вот оно что! А я-то думал, тебе хотелось пообщаться с братом, маленькая лисичка! – Брат весело рассмеялся: видимо, у него было чудесное настроение.

– А как по-другому я вытащила бы тебя из дома?

– Ладно, задавай свой вопрос.

– Ты точно ответишь? – обрадовалась я.

– Обещаю. Ну, валяй.

– Почему мне запретили общаться с Фредриком Харальдсоном? – прямо спросила я.

– С Фредриком? – Мартин сильно удивился, а потом нахмурился: плохой знак!

– Да, с ним, – подтвердила я.

– Фред – замечательный парень, и я сам не понимаю решение отца, – ответил Мартин.

Я была поражена: это сказал Мартин? А я ведь думала, что все мои ненавидят бедного Фредрика!

– Замечательный? – переспросила я.

– Да. Мы с ним не так хорошо знакомы, но могу сказать точно: он хороший паренек, просто у него тяжелая судьба.

– Тогда почему мне запретили с ним общаться?

Ведь если он – хороший парень, значит, это просто бред!

– Не знаю. – Мартин опять нахмурился. – А ты, как я понял, уже сама с ним пообщалась?

– Да, и он показался мне порядочным, – осторожно ответила я. – Точнее, я не увидела в нем ничего плохого или того, из-за чего мне не нужно было бы с ним даже разговаривать.

– Так вы уже знакомы?

– Да, но совсем немного. Так я могу общаться с ним?

– Можешь. Он кажется отчужденным и хладнокровным как дракон Комодо, но он надежный. Вампиров, надежней его, я не знаю.

«Какие приятные слова!» – Я даже улыбнулась от этой приятной новости.

– Как вы с ним познакомились? – с усмешкой спросил Мартин.

– Он сбил меня машиной, когда я ехала на велосипеде из колледжа.

– Хотел бы на это посмотреть! – Брат весело рассмеялся. – Бух! Крики! Ругань! Истерика! Да?

– Тебе смешно? А мне было не очень! – Я стукнула его по руке.

– Велосипед сильно пострадал?

– Нет, но заднее колесо погнулось. Я накричала на него, а он назвал меня истеричкой и даже не извинился.

– Ого, а я не знал, что велосипеды умеют разговаривать! Я бы тоже назвал тебя истеричкой, ведь знаю, что истерики – твой конек.

– Какой ты противный! – Я обиженно сложила руки на груди.

– Точно, невероятно противный! – весело отозвался на это Мартин.

– Так ты считаешь, что Фредрик надежный?

– Да.

– А почему папа так не считает?

– Кто его знает. Ну что, принцесса, приехали.

Мартин припарковал машину на платной стоянке, я вышла из машины, а он остался: было слишком солнечно, чтобы брат мог сопровождать меня.

Быстро пробежавшись по ярмарке, я купила рождественские игрушки, и, когда уже возвращалась к машине, мне на глаза попался ярко-синий галстук с белыми горизонтальными полосками. Не знаю почему, но я сразу вспомнила о Фредрике – ведь он был таким же странным и холодным. Я решила сделать Фредрику подарок и купила этот галстук, и мне даже завернули его в праздничную упаковку.

Пусть мне было неловко от его признания, но я не могла отказаться от Фредрика и хотела сделать ему подарок на Рождество и хоть немного загладить перед ним свою грубость.

Пришло Рождество, но я была так подавлена, что даже этот светлый, самый любимый мой праздник не отвлек меня от мучительных мыслей. Я пошла на рождественскую службу в костел (родители даже удивились этому), но и там не нашла покоя: мне не хватало Фредрика, который всегда сидел рядом со мной. Слева от меня. Я так привыкла к этому.

«Почему мне так плохо? Почему я страдаю оттого, что он любит меня? – удивлялась я своему странному состоянию. – Я не могу забыть об этом и сделать вид, будто мне все равно, что мне наплевать на его любовь. Как было бы здорово, если бы он не любил меня, а мы были бы просто хорошими друзьями. Нужно поговорить с ним и все выяснить. Может, написать ему? Нет, ведь я сильно оскорбила его: он признался мне в своих чувствах, а я бросила их под ноги и растоптала. После этого он не захочет даже разговаривать со мной, он ведь такой гордый… Но нужно это сделать и как можно скорее. Я все ему объясню, и, может, мы останемся друзьями. Это невыносимо! Эти мысли о Фредрике убивают меня!»

Я никогда не страдала так, как сейчас, представляя Фредрика, его признание, его поцелуй… И его болезненную усмешку, когда я крикнула ему в лицо о том, что мне нужна его любовь. Мне ужасно хотелось полететь в Оксфорд и излечить его от боли, извиниться перед ним, но мне было страшно.

«Наверно, сейчас он курит в своем кабинете. А может, и нет, – он ведь бросил курить. Ради меня» – Я улыбнулась от этой мысли: Фредрик так любит меня, что отказался от излюбленной привычки. Все-таки, это приятно. Но он любит меня, и это плохо. И хуже всего, что он не сможет меня разлюбить, а когда я, не дай Бог, влюблюсь сама и не в него… Как он будет страдать! Как Брэндон Грейсон…

И я не вытерпела: двадцать седьмого декабря я улетела в Оксфорд. Моя семья удивилась моему решению, но удерживать не стала.

Прилетев в Лондон, я села на ближайший автобус до Оксфорда и к вечеру была там. В городе я поймала такси, доехала домой, вышла из машины и… Услышала громкие стоны. Четкие стоны занимающихся любовью людей. В моем доме. Раньше я слышала подобное только в фильмах, а тут такое… Я была ошеломлена: это были стоны Мэри… И, наверно, Эндрю!

«Значит, она не поехала в Лондон! Вместо этого она пригласила Эндрю! А я, как дура, стою на пороге!» – Я растерялась и не знала, что делать: зайти в дом я не могла, мне было неловко нарушать любовное уединение парочки. Да и сидеть в соседней комнате и слушать их стоны, было бы извращением. Поэтому я побрела по улице. Хорошо, что у меня не было с собой сумок, а только моя маленькая сумочка с мелкими подарками из Польши.

Было уже около одиннадцати часов вечера, а я все еще бродила по городу, объятая чувством безысходности и чувствуя себя потерянной, лишней, бездомной,

***

С тех пор, как Миша улетела в Польшу, я выходил из дома только на охоту. Я закрыл все шторы, заперся в кабинете и курил почти без остановки. Не знаю, сколько пачек я выкурил: может, двадцать, а может, и больше. У меня не было особого желания курить, но сигареты были символом моей прежней свободной жизни – жизни, в которой не было Миши. А с тех пор, как в Оксфорде появилась эта юная вампирша, я пропал, упал в пропасть, совершив головокружительное падение, а Миша собственными ручками закопала эту бездонную могилу.

Никогда не думал, что любить – так тяжело, просто невыносимо. Особенно Мишу. Еще и без взаимности. Вот это повезло! Теперь моя жизнь будет крутиться вокруг нее. Я думал о ней, мечтал о ней, без конца вспоминал наш поцелуй и то, как она сидела на моих коленах, ее шепот, ее пальцы на моей шее. Я сознательно убивал свою психику этими воспоминаниями.

Но, несмотря на все, что произошло, я не жалел о том, что признался ей: пусть я потерял Мишу, пусть она не будет со мной общаться, но она знает правду, ведь обманывать ее я не хотел. Я решил, что, раз она не хочет моей любви, – я не буду навязываться ее, но буду любить ее тихо, без каких-либо претензий, просто любить. Она может не любить меня, но пусть будет рядом.

«Как я жалок!» – с издевательской усмешкой над самим собой подумал я, закуривая очередную сигарету.

Вдруг зазвонил мой телефон. Заиграл гимн Польши.