– Около трех лет, – равнодушно ответил он.
– Вот видишь! Поезжай в Швецию!
– Я не готов – слишком привык быть один.
– Но сейчас ты не один, – без задней мысли сказала я. – У тебя есть я.
Фредрик криво усмехнулся.
– Не уверен, что ты у меня есть, – ответил он, впившись взглядом в мое лицо.
– О чем ты? – удивилась я.
– Все это очень сложно. – Он вздохнул. – Пойдем, сядем на скамейку и понаблюдаем за Темзой.
Мне стало не по себе: какой он непонятный, этот Фредрик!
«Все это очень сложно». Что сложно? Сегодня он какой-то другой, слишком странный, прямо-таки невозмутимый. Интересно, что с ним произошло на Рождество? – невольно подумала я. – Должно быть, эти воспоминания давят на него, и поэтому сегодня он сам на себя не похож?»
Сегодня Фредрик был очень красив, и я украдкой любовалась им: его густые, темные, растрепанные волосы гармонировали с его коричневым полупальто, черными джинсами и коричневыми ботинками, а его шею украшал черный вязаный шарф.
Да, он был очень красив, и девушки, проходящие мимо, встречали его восхищенными взглядами, и, наверно, думали: что за белобрысая кукла идет рядом с этим викингом?
Я улыбнулась от этой мысли.
– Что? – тоже улыбнулся Фредрик.
– Ничего, просто ты не замечаешь, какое впечатление производишь на окружающих дам! – весело ответила я.
Но на самом деле мне было совсем невесело, скорее даже неприятно оттого, что другие девушки смотрели на Фредрика.
Ха! Мне! Неприятно!
«Миша, он – не твоя собственность! Он даже не твой парень!» – мысленно упрекнула я себя.
– Правда? Я и не заметил: ты затмеваешь своим сиянием всех на этих улицах, – ответил он.
Его слова сконфузили меня, и я не нашла, что ответить.
– Миша, скажи мне кое-что, – вдруг сказал Фредрик. – Я уже спрашивал тебя об этом, но, может, твое мнение изменилось: тебе нравится, когда о тебе заботятся?
– Я же говорила: смотря, кто обо мне заботится. Когда я жила с родителями, их забота просто душила меня. А Мэри… Она укрыла меня одеялом, чтобы я не замерзла. Представляешь? – честно ответила я.
– Моя забота тоже душит тебя?
Я смутилась, но решила сказать правду, ведь он был моим другом.
– Мне приятна твоя забота, но я ненавижу, когда ты читаешь мне нотации, – сказала я и усмехнулась. – В такие моменты мне хочется повеситься!
– Ты знаешь, зачем я это делаю.
– Знаю, но Мэри укрыла меня совершенно без умысла.
– Я – не Мэри.
– Да, ты педантичный и холодный.
Фредрик ничего не ответил.
– Фредрик? – позвала я: мне показалось, что он обиделся, но его взгляд был абсолютно спокоен. – Тебя обижает то, что я называю тебя так?
– Это неприятно, но на правду не обижаются. Запомни это, – ответил он. – Но я слышал это уже раз двадцать, и, думаю, запомнил твое мнение обо мне.
– Ты обиделся, – печально сказала я. – Ну, хочешь, можешь называть меня истеричкой.
– Пойдем вон на ту лавку, – вместо ответа сказал Фредрик.
«Ну вот, обидела его! Замечательно! И почему я так дерзка с ним?» – недовольно подумала я.
– Фредрик! – воскликнула я и загородила ему дорогу.
– Что? – Он спокойно улыбнулся.
– Прости меня. – Я стала поправлять шарф на его шее. – Не хочу, чтобы ты держал на меня обиду, и не злись, пожалуйста!
Я подняла взгляд на его лицо: оно напряглось.
***
«Ну что ты делаешь! Если бы только знала о том, что я чувствую, когда ты прикасаешься ко мне!» – невольно подумал я.
Миша выглядела очень смущенной и умоляюще смотрела мне в глаза, сжимая своими длинными пальцами мой шарф.
Но я не хотел отвечать ей: я хотел прижать ее к себе и поцеловать. Поцеловать ее губы, щечки, носик, глаза, волосы… Я прилагал титанические усилия, чтобы оставаться внешне спокойным и невозмутимым, а в душе трепетал от ее прикосновений, притом, что Миша не касалась ни моего лица, ни рук, ни моей кожи вообще – она теребила пальцами мой шарф.
Я резко отстранился от нее.
– Все нормально, успокойся, – сказал я, осторожно убирая ее руки с моего шарфа.
– Ты простил меня? – Миша радостно улыбнулась и сложила руки на груди.
– Да, правда, не знаю, за что. Я ни на что не обижался, – спокойно ответил я и быстрым шагом пошел к скамье.
Миша побежала за мной, и мы расположились на скамейке, стоявшей недалеко от Темзы.
– Нужно было взять хлеб и покормить уток, – с досадой сказала Миша. – Они такие прожорливые!
Ее непосредственность заставила меня улыбнуться. Я уже отошел от нервного состояния, но специально сел от Миши подальше, чтобы не соприкасаться с ней даже верхней одеждой.