– Глупенькой в смысле познания мира и жизни, но ты обладаешь живым умом, – объяснил я.
– Это одно и то же.
– Нет, это абсолютно разные вещи. Жизненный опыт приходит только с годами, а выучить новую информацию можно всегда. Все молодые вампиры – глупцы.
– И ты?
– Безусловно. Чем моложе вампир, тем больше его глупость. И наоборот: старые вампиры – ходячие кладези мудрости.
– Тогда мне обидно быть самой глупой из нас. – Миша вновь надулась и скрестила руки на груди.
– Каждый из нас проходит эту ступень. Время идет – рождаются новые вампиры, – попытался подбодрить ее я.
– Да, но когда родится кто-то новый? Лет через сто? А мне все это время слыть самой тупой? – буркнула Миша.
– Не утрируй, – усмехнулся я.
– И сколько вампиров отделяет меня хотя бы от тебя?
– Двое. Сестры Донелли. Довольна?
– Не очень. Так ты расскажешь мне?
– Нет.
– Хорошо. Тогда расскажи о своем первом убийстве, – вдруг попросила Миша.
– Что за странные пристрастия? Хочешь услышать о том, где, кого и как я убил? – Ее чрезмерное любопытство удивило меня. Особенно, любопытство насчет таких вещей. – Поверь, это не лучшие воспоминания.
Но глаза Миши уже загорелись предвкушением занятного, на ее взгляд, рассказа.
– Ну, пожалуйста! Мне интересно!
– Не думаю, что это лучшая тема для разговора, – недовольно ответил я на ее умоляющий взор.
– Ну, знаешь! – Миша вскочила с кресла и подняла свою сумку. – Раз ты такой неразговорчивый, я поеду домой!
Я улыбнулся, ведь прекрасно знал, что никуда она не уйдет. Она сама это знала.
Миша демонстративно направилась к двери, но затем резко бросила сумку в угол кабинета, подбежала ко мне и села на подлокотник моего кресла.
– Ну, Фредрик! Пожалуйста! – Миша так умильно сложила бровки, что я просто не смог отказать ей.
– Что ж, стоит вознаградить твою назойливость, маленькая мушка. – Я усмехнулся и начал свой рассказ: – Мне было тринадцать. У нас был большой хутор с деревней. В деревне жила Сигне – ей было двадцать, она работала у нас прачкой. – Я замолчал: это было слишком неприятное воспоминание, чтобы описывать его в подробностях.
– И это все? – разочарованным тоном спросила Миша.
– Ты так любишь смертных и при этом спокойно интересуешься моей первой жертвой? – Это противоречие позабавило меня.
– А можно без отступлений? – недовольно спросила она.
– Я убил ее. Конец.
Миша задумчиво смотрела на меня.
– Бедная девушка, – вдруг тихо сказала она. – Наверно, ей было так страшно…
Я взял ее ладонь в свою: Миша выглядела ошеломленной, словно не слышала ничего более ужасного, чем мой рассказ. Но меня встревожило не это.
Миша жалела Сигне. Жалела человека.
– Она… Она кричала? – Миша задыхалась от волнения.
– Да, но я быстро сломал ей шею, – признался я.
Миша отобрала у меня свою ладонь, словно я был неприятен и отвратителен ей.
– Надеюсь, ты понимаешь, что это – в порядке вещей? – настойчивым тоном спросил я.
– Да, но… Фредрик, я не хочу убивать, – прошептала она и попыталась подняться с подлокотника моего кресла, но я моментально схватил ее за руку.
– Что? – только и смог сказать я.
– Не хочу быть убийцей! – с чувством сказала Миша и подняла на меня взгляд. В ее глазах блестели слезы.
Я тут же проклял себя за то, что рассказал ей о Сигне. Чем я думал? Забыл, с кем имею дело? С Мишей!
– Это прозвучит жестоко, но в который раз повторяю: бросай жалеть смертных – они не представляют для нас никакой другой ценности, кроме как источник крови. Запомни это. – Я надеялся, что мой жесткий тон отрезвит ее.
Миша кивнула. Я отпустил ее руку. Извиняться за то, что я расстроил ее, мне не хотелось: она настояла – я ответил. Хотя, черт, мне было жаль ее: должно быть, я слишком глубоко ранил ее человеколюбие. Что ж, надеюсь, эта смертельная рана убьет в Мише противоестественное для вампира чувство.
– Я пойду домой, – тихо сказала Миша.
Она подняла свою сумку и быстрым шагом покинула мой кабинет, а затем и дом.
– Прими это как должное, – напоследок, сказал я, понимая, что Миша просто-напросто сбежала от дальнейшего разговора.
Она не ответила.
Подойдя к окну, я проводил Мишу взглядом. Словно почувствовав, что я следил за ней, она обернулась и взглянула на меня. В ее глазах было презрение: она презирала меня за Сигне.
Вечером я позвонил Мише, но она сказала, что занята, и положила трубку. Меня охватило сильное беспокойство: я слишком хорошо знал, насколько впечатлительна была Миша, и боялся, что после моего признания о Сигне, она разорвет наши и без того запутанные отношения. Страх этого заставил меня приехать к ней: мы еще раз поговорили, и на этот раз Миша согласилась со всеми моими доводами, но упрямо отказалась съехать от Мэри.
– Мне сложно принять это презрение и потребительское отношение к людям. Но я должна и сделаю это, – тихо пообещала она. – Только будь рядом и напоминай мне об этом.
– Договорились. – Я улыбнулся, довольный ее согласием и понимаем моей правоты.
– Но, признайся: чем ты был так расстроен? – Миша пристально смотрела в мои глаза, словно ища в них ответ.