Мой ледяной принц

– Но она имела в виду отношения, а я – шахматы.

Миша подняла на меня взгляд.

– А шахматы – почти то же самое, что и отношения: один неправильный ход, и всему конец.

Эта глубокая мысль Миши поразила меня: как в ее легкомысленной голове могла возникнуть такая потрясающая ассоциация? Ведь она права: в любви, как и в шахматах, есть свои нерушимые правила, и всегда нужно помнить о том, как ходят фигуры и куда им идти нельзя.

– Я не могу больше думать. – Миша вздохнула и откинулась на спинку кресла. – Хожу, а сама не знаю, куда и зачем.

– Это точно, – улыбнулся я. – И, если ты устала, на сегодняшний день завершим наше сражение.

Я стал собирать шахматы.

– Я ужасно играю, правда? – спросила Миша, помогая мне.

– Ты играешь, а это уже великолепно: многие вообще не могут понять, как играть в шахматы.

– Ты играл с тем немцем?

– Да, но он всегда проигрывал. Единственный, кто постоянно обыгрывает меня – это наш Брэндон Грейсон. Он просто дьявол в шахматах. Я еще ни разу у него не выиграл.

– Брэндон? Правда? Я его знаю: он лучший друг Маркуса! – вдруг оживилась Миша. – Но мне жаль его: он безумно влюблен. И безответно, представляешь?

Ее слова поразили меня.

– Кто? Этот… – Я хотел сказать «подонок», наслышанный о садистских забавах в его поместье, но подумал, что Миша не знает об этом, и промолчал.

– Этот кто? – пристально взглянув на меня, спросила Миша.

– Этот негодяй, которого я никак не могу обыграть в шахматы, – нашелся я.

Миша широко улыбнулась.

– Когда я встречу его, то скажу ему, что он – молодец!

«Вряд ли со своей ненормальной симпатией к смертным ты сделаешь это, если узнаешь о его «подвигах» и издевательствах над смертными девчонками, – с усмешкой подумал я. – Странно, что Маришка не рассказала об этом Мише и не предупредила ее держаться подальше от Грейсона. Вместо этого ей запретили общаться со мной. Как это нелогично. Но, надо же, Брэндон влюбился? И безответно! Что ж, жаль его, черт побери!»

– Когда уже выпадет снег? – спросила Миша, надевая сапоги. – Я хочу поиграть в снежки!

– И сломать кому-нибудь нос? – улыбнулся я, зная о том, как проходят такие снежные баталии у вампиров, и стал надевать пальто. – В прошлом году снег выпал только под Рождество. Любишь играть в снежки?

– Безумно! Когда мы играем дома с братьями, потом постоянно приходиться делать капитальный ремонт внешних фасадов и устанавливать новые скульптуры. Но это из-за меня: Мартин и Мсцислав кидают метко, а я почти всегда промахиваюсь. А еще мы любим лепить снеговиков под три метра! – прощебетала Миша. – Отвезешь меня? Мне нужно забрать велосипед с колледжа и сумку Мэри из того паба. А еще… Что ты сделал с тем мерзавцем?

– Не беспокойся об этом.

Миша смущенно улыбнулась и ничего не сказала.

Я довез ее до колледжа, и там мы расстались.

***

Вернувшись домой, я зашла в спальню Мэри: как и сказал Фредрик, Мэри мирно спала. Я положила на тумбочку ее сумочку, с тоской посмотрела на подругу и, тяжело вздохнув, вышла и закрылась в своей комнате.

Приближалось Рождество. Снег еще не выпал, и с каждым днем я разочаровывалась все больше.

Эндрю, все-таки, пригласил Мэри на свидание, и они вновь стали встречаться, поэтому, когда моя подруга уходила к своему парню, я ехала к Фредрику, или звонила ему, и он приезжал ко мне со своими нацистскими шахматами. Мы общались, играли в шахматы, и нам было уютно вдвоем.

Уже два воскресенья подряд мы с ним ходили на службу. Фредрик вел себя странно и был так заботлив, что это стало пугать меня. С чего вдруг такая забота? Неужели он стал таким странным, потому что…

«Неужели он влюбился в меня? – с ужасом думала я. – Нет, нет, это чушь! Разве он умеет любить? Разве в нем есть хоть какие-нибудь чувства и эмоции? Конечно, он заботится обо мне, и мне приятна его забота. Я чувствую себя в безопасности, словно Фредрик окружает меня пуленепробиваемой стеной. Но что я чувствую к нему? Чего хочу от него? Хочу быть с ним? Не знаю. Знаю только одно: хочу, чтобы он был рядом, но не хочу давать ему надежду… Хотя, как будто он на что-то надеется! Меня все устраивает: он рядом, и мы ничего друг другу не должны. Господи, какая же я эгоистка!»

***

Я утонул в своей любви: я думал только о Мише, она была моим наваждением, и я едва сдерживал себя от признания ей в любви. Недавно Миша обиделась на меня за то, что я назвал музыку, которую она слушала, «отвратительной», и дулась целых четыре дня, чем заставила меня понервничать. Но при нашей случайной встрече на улице Миша сказала, что я – дурак, но она прощает мне это, а так как на ее звонки в моем телефоне играл гимн Польши, она назвала меня «старомодным типичным шведом», и мы помирились. С моей души свалился огромный тяжелый камень страха потерять Мишу, но этот страх не был убит окончательно: каждый мой поступок, каждое неосторожное слово могло оттолкнуть ее от меня.

Недавно произошел случай, который заставил меня не на шутку встревожиться: я сидел в своем кабинете и работал над важными документами, связанными с домом. Зазвонил телефон. Я насмешливо усмехнулся: это был звонок из Швеции.

– Привет, Фредрик, звоню с нового номера.

– Привет, отец.

Мы не разговаривали уже три года, и вот, он зачем-то позвонил. Он считал меня «недостойным сыном». Из-за истории с Марией, разумеется.

– Ты не звонишь, – сказал отец.

– Разве голос такого мерзавца, как я, имеет право касаться твоих благородных аристократических ушей? – с сарказмом ответил я на этот совершенно бессмысленный упрек.

– Сарказм здесь лишний.

– Если серьезно, то я всегда занят. К тому же, никаких интересных новостей.

«Кроме той, что я влюбился в Мишу Мрочек» – мрачно улыбнулся я.

– Вчера встретил в Стокгольме Вислава. Я пожелал ему доброго утра, но ответа не получил.

– Жаль. Хотя причину этому ты знаешь.

– Иногда мне кажется, что я воспитал тебя из рук вон плохо. Слишком рано ты стал самостоятельным, поэтому и совершил такую грубую ошибку.

Опять он о той истории с Марией. Никак не смирится с тем, что его единственный сын оказался таким «негодяем».

– Не думаю, – спокойно отозвался я на это изречение.

– Отнесись к этому серьезно. – Голос отца похолодел.

– Отнесись к этому с пониманием.

– Я-то понимаю, но твой поступок бросил тень на всех Харальдсонов.