– Неправда, я люблю детей! – возразила она.
– Судя по твоей реакции на них – нет.
– Ты следил за мной? – Ее глаза метнули в меня молнии.
– Если я скажу «да», ты пропустишь меня?
– Я не пущу тебя, – тихо повторила она.
Я насмешливо усмехнулся: что за бестолковый у нас диалог!
– Рапунцель! – вдруг послышался детский голосок на верху лестницы: там стояла белокурая девочка лет семи.
Миша обернулась к ней вполоборота.
– Ты изменяешь Флинну? – ошарашено спросила девочка. – Я все ему расскажу!
– Нет, никому я не изменяю! – воскликнула Миша (я даже удивился, насколько нежным и красивым может быть ее голос).
– Кто такой Флинн? – шепотом спросил я Мишу.
– Мой муж-разбойник, – так же ответила она.
– Хорошего муженька ты себе выбрала, – усмехнулся я, а она шлепнула меня по руке.
– А кто этот мужчина? И почему ты с ним? – спросила девочка, приложив ладошки к розовым щечкам.
– Это мой знакомый… Точнее, рыцарь моего дворца: он привез вам сладости! – ответила Миша девочке.
– Но ты уже привезла сладости, – недоверчиво сказала та.
– Это фрукты, – подсказал я Мише.
– Я перепутала: он привез фрукты! Много фруктов! – торопливо сказала девушка.
Я тихонько посмеивался: Миша совершенно не умела врать.
– Точно? – спросила девочка.
– Да, милая.
Девочка поджала губы и убежала.
Миша облегченно вздохнула и вновь обернулась ко мне.
– Мы так и будем стоять здесь? – осведомился я.
– Я же сказала, что не пущу тебя, человеконенавистник! – громко воскликнула она.
– Еще полминуты назад я был твоим рыцарем. Однако быстро ты меняешь свое мнение! – усмехнулся я.
– Ты знаешь, почему я это сделала. – Ее губы сжались в тонкую линию.
– И понятия не имею, Рапунцель.
– Перестань называть меня так!
– Тогда пропусти: я хочу посмотреть представление.
– Я не…
– С кем ты разговариваешь? – вдруг раздался голос Мэри: она спустилась к нам. – А, это вы, Фредрик! Миша, очень мило, что ты его пригласила! О, вы к нам с подарками!
– Он не может остаться, – сказала ей Миша: я видел, что она нервничала, видимо, появление Мэри помешало ее планам прогнать меня.
Я победно улыбнулся Мише. Она прищурила глаза.
– Не волнуйся, я все уладил. Пойдемте, не хотелось бы опоздать на начало, – сказала я ей.
– Рада, что ты можешь остаться, – сказала она, но ее ледяной тон говорил обратное.
– Вот и классно! До выступления пять минут! – Мэри взяла Мишу за руку и повела ее за собой по лестнице.
Я с ухмылкой пошел за ними. Наверху сотрудник приюта забрал пакеты с фруктами и провел меня в зал, где я сел на второй ряд стульев, нарочно рядом с Мишей. Она с обидой посмотрела на меня и отвернулась.
В зале было много людей, и я был даже доволен тем, что последовал за маленькой истеричкой, – это выступление должно было хоть немного развеять рутину моей жизни.
– От тебя воняет сигаретами! – тихо, но с упреком сказала Миша, не глядя на меня. – С твоей стороны, это настоящее свинство – прийти на детский спектакль!
– Согласен, – отозвался я. – Еще не хватало, чтобы твой муж-разбойник начал ревновать.
– К тебе что ли? – насмешливо фыркнула она.
– Почему бы и нет?
Миша пристально посмотрела на меня, и я понял, что она все еще злится. Но за что? За наш вчерашний разговор о Мэри? Пусть злится, я все равно буду стоять на своем.
Через минуту на импровизированную сцену вышла Мэри и объявила о начале выступления.
В зале воцарилась тишина.
Следует сказать пару слов об этом зале: это была большая комната, в которой, наверно, проходил досуг детей. Всю мебель из нее вынесли и заставили стройными рядами одинаковых стульев, и я насчитал по двенадцать стульев на каждом из десяти рядов. Все ряды были заняты ценителями детского таланта. Точнее, пиарящими себя леди в шикарных платьях и джентльменами в дорогих костюмах. Также присутствовали несколько важных лиц города, некоторые с семьями, и пара студентов Оксфорда, лица которых я точно там видел. Позади рядов для гостей стояли фотографы.
Сцена зала представляла собой довольно высокий деревянный помост, застеленный зеленым ковром, а большая голубая занавесь исполняла роль театрального занавеса.
Дети сыграли хорошо. Я даже удивился тому, насколько хороша и трогательна была их игра, а леди, сидящая позади меня, всхлипывала весь спектакль.
Но я смотрел на сцену невнимательно и большую часть спектакля краем глаза наблюдал за Мишей: сказка о Рапунцель сильно взволновала ее. Все представление Миша сидела с напряженным лицом, и оно выражало то сочувствие, то озлобленность, то испуг, а правая рука девушки весь спектакль была прижата к ее груди. На финальной сцене бракосочетания Рапунцель и ее почему-то разбойника возлюбленного, Миша широко улыбнулась, и ее пальцы с силой вцепились в складки платья.