– Там они.
– Кто «они»?
– Друзья Мэри. Они пьют пиво и играют в твистер, а еще чуть не раскрыли мой пакет с кровью, – доверчивым тоскливым голосом сказала Миша. – Я не могу вернуться, пока они там.
«Пакет с кровью? Значит, она ни разу не охотилась! Надо же, она все еще пьет донорскую кровь!» – удивился я.
Но рассказ Миши о Мэри и ее друзьях разозлил меня: из-за них Мише пришлось уйти из дома в такую погоду. И сколько она просидела так, как мокрый мышонок? Она была расстроена. Потеряна. Мне было жаль ее.
Я решительно взял Мишу за руку.
– Поехали, – сказал я, заставляя девушку встать со скамейки.
– Куда? – испуганно выдавила она.
– Ко мне, – безапелляционно ответил я.
– Нет! Я не могу! – Ее глаза широко распахнулись.
– Не волнуйся, как только пройдет дождь, я отвезу тебя к твоей Мэри и ее дружкам.
Миша смутилась, и я тут же пожалел о том, что так жестоко пошутил. Ее ладонь, лежащая в моей ладони, задрожала.
– Это неправильно! – воскликнула девушка, боязливо взглянув на наши ладони. – Ты ничего не понимаешь…
– По-моему, это до тебя не доходит, что ты вытворяешь. – Я потянул ее к машине.
– Ничего я не вытворяю!
– Ошибаешься.
– Мне запрещают общаться с тобой! – воскликнула Миша, все пытаясь высвободить свою ладонь из моей.
– Предпочитаешь мокнуть под дождем и привлекать к себе внимание? – усмехнулся я, легко удерживая строптивицу.
– Лучше так!
– Ты говоришь это, потому что еще маленькая и глупая, но я – взрослый мужчина и не могу позволить тебе сидеть в центре города в таком виде. Вижу, слова «конспирация» и «логика» тебе абсолютно не знакомы.
– Нет, я не могу! Пожалуйста, отпусти! – умоляющим тоном сказала девушка.
Открыв дверцу машины, я усадил Мишу на переднее сиденье.
– Но мне нельзя общаться с тобой! – возмущенно буркнула она.
Я захлопнул за ней дверь и сел за руль.
Миша громко закашлялась.
«Черт, нужно было проветрить салон» – с досадой подумал я, взглянув на Мишу: она сотрясалась от кашля, а ее глаза покраснели и заслезились. Чтобы хоть как-то облегчить ей поездку, я полностью убрал стекла.
– Что… Что это? Сигареты? Ты куришь? – Она пораженно посмотрела на меня заслезившимися глазами.
– Есть такая привычка, – спокойно бросил в ответ я.
– Но ведь вампиры не курят! – Девушка снова закашлялась.
– Да, не курят, но я курю, – ответил я, затем завел двигатель и повез нас на Эбингтон-роуд, в свой дом.
Миша молчала, покашливала и поглядывала на окурки сигарет в пепельнице.
– Ты странный, – вдруг сказала она.
– Потому что я курю? – предположил я.
– И поэтому тоже. Ты промок из-за меня… Знаешь, я лучше вернусь домой.
Я улыбнулся: она настолько боялась ехать ко мне, что была готова терпеть компанию Мэри и ее друзей, пивших пиво и играющих в твистер.
– Чего ты боишься? – спокойно спросил я.
– Ничего. Мне неловко. Я не должна с тобой общаться.
– Почему?
– Не знаю, что ты натворил. Тебе виднее! – Миша вновь громко закашлялась: сигаретный дым никак не выветривался из салона. – Какая гадость… Как ты можешь вдыхать это в себя? – Миша закрыла ладонями нижнюю часть лица, и ее слова прозвучали приглушенно.
– Я не предлагаю тебе курить. Мои привычки меня устраивают: я курю, а ты можешь вообще никогда не касаться сигарет. Что здесь порицательного? – ответил я.
– Я не могу дышать!
– Окно открыто: можешь высунуть голову, – отрезал я, глядя на недовольное лицо Миши.
– Может, ты остановишь машину, и я пойду домой? – с надеждой в голосе спросила она.
– Нет, – ответил я. – И можешь не смотреть на меня так.
Миша раздраженно вздохнула и высунула голову в окно.
– Долго еще ехать? – спросила она.
– Нет. Почти приехали.
Мы заехали на Эбингтон-роуд и подъехали к моему дому. Я стал открывать входную дверь дома, а Миша, не шевелясь, стояла рядом и наблюдала за моими действиями. Она дрожала, но не от холода, конечно, – от страха. Но я честно не собирался соблазнять ее и делать с ней вообще ничего в этом роде. Нет. Миша была совсем юной и ни капельки не привлекала меня как женщина, просто мне было жаль ее: я не мог оставить ее там, под дождем, сидеть на лавочке и тосковать. Я всего лишь хотел укрыть ее от дождя и обсушить: эта девица была безумно трогательна и совершенно не похожа на ту, которая только и знала, что орала на меня. Сейчас это была покинутая, одинокая, немного испуганная девушка.
Нет, она никак не могла привлекать меня как женщина: ей было девятнадцать, а мне – почти двести. Для меня Миша была ребенком, за которым требовался контроль.
– Но мы даже незнакомы! – робко сказала она.