– Брэндон, – тихо окликнула его я.
– Что? – спокойно отозвался он.
– Давай поговорим… Хоть о чем-нибудь!
– Ох, Миша, с тобой не соскучишься. Неужели по мне не видно, что я не особо расположен к беседе? – тихо рассмеялся Брэндон.
– Клянусь, что больше не затрону то, о чем мы говорили. Просто у меня есть важный вопрос. Ну, пожалуйста, поговори со мной! Я не могу ехать молча! – взмолилась я.
– Это я заметил. Хорошо, я отвечу на твой вопрос, но пообещай, что потом замолчишь. Ты мешаешь мне думать.
– Обещаю! – с готовностью сказала я.
– Отлично. Твой вопрос.
– Тебе нравится быть вампиром? – На самом деле, это не было важным для меня вопросом: я просто хотела поговорить хоть о чем-нибудь, чтобы не чувствовать себя ужасно неловко.
– Какой странный вопрос, – вдруг улыбнулся Брэндон. – Откуда у тебя такие мысли?
– Недавно на лекции была тема самоидентификации, – выкрутилась я: такое действительно было.
– Раз тебе любопытно настолько, что тебя не смущает скорая возможность оказаться в багажнике, отвечаю: мне нравится быть вампиром, хоть иногда нам приходится довольно тяжело.
– А если бы у тебя был выбор: стать человеком или остаться вампиром, что бы ты выбрал?
– Остался бы вампиром.
– Почему? – Я удивилась его твердой позиции: он даже не задумывался в своих ответах.
– Потом что смертные – отвратительные существа, имеющие бесконечный список требований и проблем. Они всегда суетятся и постоянно ноют. Их жизнь связана с примитивной добычей пищи. А у нас всего три проблемы: убивать и быть незамеченными, находить себе развлечение, чтобы не засохнуть от тоски, и последняя, но самая дурацкая – наша проклятая вечная любовь. Лучше бы ее не было. – Последние слова он выговорил очень тихо, но резко.
– Ты считаешь, что для нас лучше не любить? – спросила я: убеждения Брэндона показались мне довольно интересными и требующими долгих размышлений.
– Да, к сожалению. – Он насмешливо усмехнулся.
– Почему «к сожалению»? – поразилась я: он жалеет о том, что любит кого-то? Или о том, что любит вообще?
– Потому что любовь для нас – это русская рулетка. Она всегда бывает или взаимной или нет. Если тебе выпал счастливый номер – ты счастлив, а если нет – страдаешь всю свою дурацкую бесконечную жизнь и ненавидишь себя за то, что не можешь перебороть в себе это чувство, которое словно чума жжет душу и разум. Это настоящее проклятье или насмешка, придуманная тем, кто создавал нас, – спокойным тоном объяснил мне Брэндон.
– Твои мысли не совсем понятны, – робко сказала я.
– Все банально просто: я люблю одну вампиршу, а она меня – нет, – мрачно ответил мой собеседник, и скулы на его лице опять заострились.
Я отчетливо поняла, что ему было больно и неприятно говорить об этом.
– Так это ее волосы? – не унималась я, хотя осознавала, как гадко поступаю.
– Нет, это просто подарок. Но, черт возьми, я же сказал: не будем об этом. Кажется, ты уже забыла о гостеприимном багажнике?
Его ледяной тон заставил меня вздрогнуть.
– Еще раз извини… Мне очень жаль, – пробормотала я.
– Такова моя судьба. И не зачем меня жалеть. Бесполезно.
Мне нужно было бы промолчать, но слова раздирали мое горло.
– Это так странно! Живешь себе, ни о чем не думаешь, а потом влюбляешься, и твоей спокойной жизни приходит конец! Разве это справедливо? Почему нам не дали выбор, хотим мы любить или нет? – Я разволновалась от собственных мыслей, но мысль о том, что Брэндон разозлится и посадит меня в багажник, немного остудила мои не вовремя нахлынувшие рассуждения.
– Здесь я с тобой согласен, – сказал на это Брэндон. – Если бы нам дали выбор, уверен, не было бы ни одного несчастного вампира.
«Он несчастен… Как мне жаль его! Я гадкая… Гадкая! Затрагивая его печаль, я всего лишь любопытствую, но мое любопытство режет его душу!» – со злостью на себя подумала я.
– Знаешь, я лучше буду слушать музыку, чтобы опять не сболтнуть лишнего. – Я чувствовала, что мрак души Брэндона заполнил машину и давил на меня, прижимал к сидению.
Брэндон ничего не ответил.
Чтобы развлечь себя, я достала наушники и всю дорогу до Оксфорда слушала музыку. Там Брэндон высадил меня на ближайшей остановке.
– Прости, я понимаю, что наболтала много лишнего, – искренне извинилась перед ним я, выходя из машины. – Язык мой – враг мой… Это точно про меня.
– Чтобы общаться с тобой, нужно безграничное терпение. Извини, но у меня его нет, – усмехнулся мне Грейсон.
– Я понимаю. Пока.
Краем глаза я заметила, как он погладил волосы, лежащие у лобового стекла, а затем схватил их в кулак, сжал и бросил на место. Его лицо напоминало гипсовую маску.
Я направилась к тротуару.
Мимо меня промчалось «Бентли» Брэндона.
«Да, Миша, умеешь ты посыпать солью чужие раны! Обидела друга Маркуса своим любопытством… Я как заноза, ей Богу! – подумала я, глядя вслед черному автомобилю. – И Седрик и Брэндон так несчастны в любви! Нет уж, я не буду никого любить. Никогда и ни за что!»
Как назло, добравшись до дома, я вспомнила о том, что мой синий велосипед остался на автобусной станции, недовольно вздохнула и направилась на остановку, чтобы доехать туда на автобусе: идти пешком мне было лень, к тому же, морось, летящая с неба, была неприятна мне еще с детства.
Придя на остановку, я терпеливо ждала автобус, как вдруг рядом со мной остановился черный «Феррари», стекло опустилось, и я увидела приторную улыбку мажора.
– Эй, Миша! Ждешь автобус? – крикнул он, высунув голову в окно машины.
Люди, стоящие на остановке, тут же посмотрели на меня.
Мне стало жутко стыдно.
– У тебя просто потрясающая логика, – ответила я и нахмурилась: только этого мне и не хватало! Опять этот цепкий надоедливый мажор лезет в мою жизнь!
– Садись, подвезу! Не бойся, лезть не буду! – не унимался он.
Мне хотелось провалиться сквозь землю.