Мой ледяной принц

– Где он? – воскликнула я.

– Стоит за забором. Он хотел пойти со мной, но я боялась, что папа…

Не дослушав сестру, я выбежала из дома, открыла калитку и оказалась на улице.

Там стоял он. Мой айсберг.

– Фредрик! – крикнула я и, подбежав к нему, бросилась ему на шею.

Он поймал меня и стал целовать мое лицо.

– Миша… Господи, Миша! Я такой идиот! – прошептал он.

– Прости меня! Я дура! Ты хотел все мне объяснить, но я не слушала тебя! – бормотала я, наслаждаясь его объятьями.

– Это моя вина. Я должен был сказать тебе…

– Я так сильно обидела тебя! Я обзывала тебя, разгромила твой кабинет! Сломала твой кулон!

– Не сломала. Он здесь. – Фредрик опустил меня на землю и достал из кармана смятый кусочек металла.

– Но от солнца ничего не осталось! – с жалостью сказала я.

– Миша, мое солнце – это ты, а этот кулон я сейчас воскрешу, – улыбнулся Фредрик.

Он превратил металл в лепешку, а затем сделал из нее плоское солнышко с длинными лучиками. Конечно, это солнце было не таким изысканным, каким было до гибели, но ценнее его в тысячу раз.

– Ты просто волшебник! – тихо воскликнула я, и из моих глаз потекли слезы. Меня охватили тысячи эмоций.

– Ты снова плачешь? – ласково сказал Фредрик, обняв меня.

– Я всегда плачу… Ты же знаешь, что я очень…

– Да, знаю, но люблю в тебе это. И все в тебе, Миша.

– Надень на меня кулон, – попросила я.

Фредрик приподнял мои распущенные волосы, снял с моей шеи цепочку, надел на нее кулон и повесил цепочку обратно.

– А что это за кольцо? – спросил он, увидев вторую цепочку.

– Это Мэри, – тихо ответила я.

Он улыбнулся и ничего не сказал.

***

Радость переполняла все мое существо: я так боялся, что Миша не простит меня, что до сих пор не мог опомниться от своего счастья.

– Мне было так больно! – прошептала она, обнимая меня своими тонкими руками.

– А я думал, что моя жизнь разбита, – тихо сказал я. – Но теперь все в порядке. Я безумно счастлив! Прости меня, из-за моего молчания ты перенесла столько страданий!

– Ты не виноват, это Мария… Ну, да черт с ней! Я люблю тебя, мой айсберг!

Миша встала на цыпочки, и мы стали целоваться. Вдруг мы услышали громкие аплодисменты и крики: «Браво!» вокруг нас, а потом мужской голос крикнул: «Даешь свадьбу!».

Мы прервали наш поцелуй и со смехом обнаружили, что за нами следили люди, живущие в соседних домах и просто прохожие.

Затем, взявшись за руки, мы зашли в дом Мрочеков. Нас уже ждали: я заходил с опаской, но оказалось, что зря. Пани Мрочек обняла меня и сказала, что очень ошибалась насчет меня, и что она благодарна мне за мой «подвиг». Пан Мрочек пожал мне руку и признался, что тоже ошибался, но выразил сожаление о том, что Миша полюбила меня так рано, потому что раньше, чем ей исполнится сто лет, мне в жены ее не отдадут.

Что касается Марии, ее родители не просто не стали ругать ее, но и согласились с тем, что она имеет право на личную жизнь, и что их взгляды на жизнь сильно устарели.

После того, как утихли все разговоры, мы с Мишей улетели в Оксфорд, в наш дом. Миша всю дорогу сидела на моих коленах и рассказывала о том, что происходило с ней с момента нашего разрыва, а я, довольный и счастливый, обнимал любимую и слушал ее болтовню, иногда прерывая ее долгими поцелуями. По дороге я пообещал Мише оставить свою работу в Лондоне, как только завершу все дела, находившиеся у меня на данный момент, а Миша стала горячо отговаривать меня не делать этого. Но я принял решение – быть с Мишей, к тому же, нужно было многому ее научить: она была так восторженна «человеческими качествами», что напрочь забыла о том, что в скором времени будет убивать смертных. Но, видя ее счастливое лицо, я решил повременить с ее первой охотой: пусть придет в себя и свыкнется с этой необходимостью.

Мы вернулись в наш дом, и на следующий же день мне было странно узнать о том, что Миша боялась пауков любого размера. Она. Вампир. То есть, она психологически, на подсознательном уровне, предполагала, что паук мог прокусить ее кожу, отравить ее ядом и убить. Поэтому сначала, когда Миша с громким визгом и в одном полотенце выбежала из ванной комнаты и стала кричать: «Там огромный паук! Ты должен убить его!», я подумал, что она пошутила. Но, когда увидел неподдельный ужас в ее глазах, понял, что ее человечность зашла слишком далеко. Вынув из ванны небольшого рыжего паучка, я выбросил его в окно, а Миша заявила мне, что теперь боится купаться в этой ванной, и пошла в мою. Мое открытие заставило меня обеспокоиться за возлюбленную и думать о том, как исцелить ее от любви к смертным: моя юная вампирша была намного человечней большинства людей.

Однажды, когда мы играли в шахматы, она вдруг подняла на меня пристальный взгляд, словно хотела о чем-то спросить, но не решалась.

– Что, Миша? – подбодрил ее я.

– У меня тут появились кое-какие размышления, – смутилась она. – Скажи, вампиры могут влюбляться в смертных?

Ее вопрос вызвал у меня улыбку: какая нелепость!

– Нет, – улыбнулся я.

– Вампир не может влюбиться в человеческую девушку? – еще раз спросила Миша, и мне показалось, что мой ответ неприятно поразил ее.

– Это невозможно, – вновь ответил я.

– А вдруг такое бывает?

– Нет, не бывает.

– Нет? Откуда ты знаешь? – иронично спросила она.

– Вампиры не влюбляются в смертных: это было бы отклонением, потому что мы не можем видеть смертных в качестве объектов воздыхания, – терпеливо объяснил я.

– Но вдруг есть такие вампиры?

– Нет, любимая, их нет.

«Ей не нужно знать о Барни. Она слишком впечатлительна» – подумал я, немного обеспокоенный ее странными вопросами.

– Но я как-то слышала об одном вампире, который влюбился в смертную девушку, – вдруг сказала Миша, пристально глядя на меня, словно зная, что я желал скрыть от нее что-то важное.

– Ладно, раз ты сама слышала, стоит признаться, что это правда, – сказал я, все же очень недовольный тем, что она откуда-то узнала о том ненормальном вампире.