Libertas, vale!

– Кого ты зовёшь, доблестный воин? – осторожно спросила молодая женщина.

Простой вопрос на латинском языке, казалось, ранил германца сильнее, чем удары римских мечей. Он всё вспомнил и всё понял. Однако, желая убедиться в верности своего мрачного предположения, пленник спросил:

– Ubi sum? Quis es?[10 - Где я? Кто ты? (лат.)]

Низкий, густой голос звучал теперь резко и отрешённо. Несмотря на то, что вопросы были заданы на её родном языке и обращены к ней, Элевтерия обернулась, всматриваясь в сумерки с тщетной надеждой найти кого-нибудь, кто бы ответил германцу вместо неё.

– Ты в доме военачальника Квинтилия Вара. Я его жена Элевтерия. Тебе не нужно тревожиться. Здесь ты в полной безопасности, – наконец, решилась произнести молодая женщина.

Воцарилось молчание, очень долгое и мучительное. Через окно, находившееся почти под самым потолком, струился робкий призрачный свет. Окружающие предметы стали вырисовываться более чётко. Лицо раненого бледным пятном выделялось в редеющих сумерках. Элевтерия не хотела зажигать светильник. Во-первых, совсем скоро взойдёт солнце, а во-вторых, она боялась увидеть выражение ненависти в глазах германца. Молодая женщина встала с мягкого кресла, подошла к маленькому столику и взяла серебряную чашу с вином, наполовину разбавленным водой. Пока раненый пребывал без сознания, Элевтерия часто смачивала его губы этой целительной жидкостью. Сейчас она снова склонилась над ним, одной рукой осторожно приподняла его голову, а другой – поднесла чашу с вином к плотно сжатым губам германца. Он твёрдо решил не принимать ни воды, ни пищи, ни лекарств. Теперь у него не было ни дома, ни семьи, ни свободы, и жгучая боль утраты острой иглой вонзалась в его сердце. Зачем жить?.. Но как только живительная влага коснулась пересохших губ молодого мужчины, они сами собой приоткрылись, и он большими жадными глотками осушил чашу.

– Вот это хорошо, – одобрительно заметила Элевтерия и хотела ласково погладить несчастного пленника по голове.

– Хорошо для кого?!

Резкий ответ заставил римлянку отшатнуться. Ненависть в голосе варвара, огромная и зловещая, угрожала раздавить её – уничтожить, не оставив и следа. Да, он ненавидел римлян, которые отняли у него всё самое дорогое, но в этот момент он больше всех ненавидел самого себя за то, что, сам того не желая, принял вино из рук жены своего врага.

«Будь проклята алчная, подлая плоть, которая, не слушая ни воли, ни разума, жаждет только одного – жить любой ценой!» – в яростном отчаянии подумал пленник. Эта новая душевная пытка казалась ему самой унизительной и невыносимой. Она приносила ему больше страданий, чем ужасные головные боли и острая резь в левом плече.

Элевтерия неподвижно стояла рядом, не зная, что делать.

– Я понимаю и разделяю твоё горе, доблестный воин, – наконец, произнесла она. – Но, мне кажется, что тебе не стоит винить кого-либо в том, что случилось. Очевидно, такова была воля богов. Ведь это они предопределяют наши судьбы, не так ли?

Ледяное безмолвие вместо ответа. Раненый лежал, не шелохнувшись. Казалось, что он не дышит. Элевтерии вдруг представилось, что весь мир заключен в этих четырёх стенах и во всех его уголках стоит мёртвая тишина.

III

Ализон был важной римской крепостью на реке Лупии[11 - ныне Липпе]. Он находился вблизи речного порта, куда доставлялись необходимые товары и продовольствие из Рима и южных провинций для обеспечения армии. Форт Ализон заложил старший брат Тиберия Друз во время своих завоевательных походов, когда он покорил большую часть германских племён от Рейна до Эльбы. Крепость стояла на возвышенной местности для хорошего стратегического обзора и имела форму продолговатого четырёхугольника. На каменном фундаменте были построены высокие стены из деревянного частокола со смотровыми башнями. На территории форта размещались казармы легионеров и вспомогательной кавалерии, мастерские ремесленников, больница, зернохранилище, штаб и резиденция наместника провинции, называемая преторием. Перед преторием находилась главная площадь, где проходили учения и стоял трибунал – помост из досок примерно в половину человеческого роста высотой, с которого римский пропретор обращался к войскам или вершил суд.

Рослый всадник лет двадцати пяти в запылённой одежде офицера кавалерии вспомогательных войск галопом скакал по замощённой камнем Via Praetoria, одной из двух главных улиц форта. Он миновал склады с продовольствием, где шла разгрузка телег с зерном, промчался мимо здания штаба и остановился у роскошной резиденции Квинтилия Вара. По сравнению с деревянными казармами форта, где в каждой крошечной комнатке ютились восемь человек, огромный каменный преторий казался царским дворцом. По размеру он превосходил даже военный штаб, куда во время собраний легко вмещалось несколько сотен человек. Резиденция Квинтилия Вара представляла собой крепость внутри крепости. За толстыми, высокими стенами у наместника были конюшня, баня, сад и свой собственный склад продовольствия, куда доставляли продукты, соответствующие аристократическим вкусам пропретора, его жены и их гостей.

Молодой кавалерист, которого стража без всяких вопросов сразу пропустила на территорию претория, обладал весьма привлекательной внешностью. Черты его лица можно было бы назвать правильными, если бы его нос не расширялся книзу, слегка нависая над губами. Голубовато-серые глаза мужчины дерзко смотрели из-под низких, тонких, прямых бровей. На высокий лоб падали густые золотисто-рыжеватые кудри. Мышцы его мощной шеи и массивных плеч, как и всё тело, ныли от многочасовой верховой езды. Но, не обращая внимания на усталость, он легко спрыгнул с взмыленного коня, бросил поводья подбежавшему рабу и энергично направился к входу в дом пропретора.

Квинтилий Вар отдыхал от дел в триклинии, полулежа за вечерней трапезой. Вокруг большого прямоугольного стола стояли три широких кушетки[12 - поэтому столовая в римском доме называлась «триклиний»], две из которых были свободны. Пол комнаты был украшен мозаикой с круговым геометрическим узором. Великолепная роспись на стене изображала грациозную полуобнажённую девушку с изящным кувшином в руках. Пышные кудри темноволосой красавицы развевались на фоне голубого неба. Вокруг неё зеленели виноградники, а на заднем плане фрески темнели островерхие кипарисы.

Вар был облачён в свободную шёлковую тунику терракотового цвета, который хорошо гармонировал с его загорелой кожей и чёрными волосами, едва тронутыми лёгкой сединой.

Пропретору прислуживали две рабыни. Одна из них, совсем молодая тоненькая темнокожая нумидийка, держалась в стороне и подходила к столу только, когда другая служанка, старшая по возрасту, просила её убрать какое-либо блюдо и отнести его на кухню. Старшей рабыне было лет тридцать пять, но она по-прежнему сохранила свою необыкновенную привлекательность. В её крепкой статной фигуре таились энергия и сила, а добродушное лицо с серыми глазами и мелкими веснушками на тонком носу сразу располагало к себе. Видимо, она гордилась и особенно тщательно ухаживала за своими густыми каштановыми волосами, убранными в простую, но безупречную причёску. Эта рабыня смотрела на ужинающего пропретора тёплым, кротким взглядом, полным преклонения и обожания. Она ни на шаг не отходила от него, угадывая и выполняя его желания ещё до того, как он высказывал их. Преданная служанка точно знала момент, когда в серебряный кубок хозяина нужно подлить вина, а когда следует отрезать следующий кусок от аппетитного зажаренного на вертеле молочного поросёнка.

– Прибыл доблестный префект вспомогательной германской конницы Арминий, – торжественно объявил раб-номенклатор[13 - Номенклатор – специальный раб или вольноотпущенник с хорошей памятью, подсказывавший своему господину имена гостей и слуг, а также приветствовавших его на улице людей.]. – Не угодно ли досточтимому господину пропретору принять его?

Квинтилий Вар небрежно кивнул и положил себе в рот кусок сочной молодой свинины с хрустящей корочкой. Через несколько секунд в триклинии появился запылённый молодой кавалерист. Он вошёл, чеканя шаг, бодро вскинул руку в военном приветствии и вытянулся по струнке.

– Здравствуй, Арминий! Вольно. Прошу тебя, расслабься. Ты же знаешь, что я не люблю формальности в стенах своего дома. Присоединяйся и раздели со мной хлеб, мясо, фрукты и вино, которые нам милостиво ниспослали боги.

Арминий с благодарной улыбкой ответил:

– Я ничего не ел с утра и с радостью поужинаю с тобой, командир, но я весь в пыли и поту, как загнанная лошадь. Позволь мне сначала пройти в купальню и быстро обмыться.

– Конечно, друг мой, освежись. Сегодня на редкость жаркий день. Если хочешь, можешь хорошенько помыться в моей бане.

– Спасибо за предложение, но у меня нет на это времени. Мне необходимо поговорить с тобой о чём-то очень важном, и этот разговор не терпит отлагательств. Мне потребуется не более получаса, чтобы смыть с себя пот, пыль и усталость.

– Как пожелаешь, Арминий. Ты мой гость. Мия проводит тебя в купальню и даст тебе чистую одежду.

Вар кивнул служанке с красивыми каштановыми волосами, и та повела молодого офицера через внутренний двор, называемый перистилем, в дальнюю часть дома, соединённую с водопроводом и канализацией лагеря. Рядом с купальней находились латрины, а чуть подальше – кухня.

Арминий часто бывал в доме Вара, но в купальню зашёл в первый раз. Это была довольно просторная комната, стены и пол которой были выложены светлой узорной плиткой. Под потолком на внешней стене было широкое незастеклённое окно, которое ночью и зимой закрывалось ставнями. Сейчас ставни были открыты, впуская в купальню вечерний солнечный свет и свежий осенний воздух. В центре комнаты был небольшой бассейн, а в углу место для омовений, откуда вода стекала в сливную трубу под полом. В этом углу стоял невысокий вытянутый стол из резного камня. На нём было несколько медных бачков с водой комнатной температуры.

Когда Арминий сбросил с ног пыльные сандалии, в купальню вошёл один из домашних рабов, которого Мия попросила помочь молодому офицеру с купанием. Раб принёс чан горячей воды из кухни и поставил его на каменный стол в углу купальни. Арминий попросил его помочь ему снять с торса кирасу. Как только молодой мужчина обнажился, он заявил, что помощь при купании ему не требуется. Удивлённый раб-купальщик робким жестом показал на мраморную полку с моющими средствами и благовониями, желая объяснить различное назначение многочисленных стеклянных флаконов. На что Арминий насмешливо сказал, что он с ними и сам сможет разобраться, и нетерпеливо выпроводил раба из купальни. Он смешал горячую и холодную воду до подходящей температуры, быстро намылился и стал обмываться приятной тёплой водой. Прозрачные струи сбегали по его рельефным мускулам, плескались о мраморный пол и утекали в подземную трубу.

Когда тёплая вода закончилась, мужчина прошёл в середину комнаты и погрузился в бассейн, который оказался довольно глубоким. Он стоял в нём во весь рост, и вода, благоухающая розовым маслом, доходила ему до груди. Широко раздувая ноздри, Арминий с наслаждением глубоко вдохнул сладкий цветочный аромат и вдруг осознал, чего ему не хватает до полного блаженства. Как только он с томительной тоской подумал о податливом женском теле, дверь отворилась, и в купальню вошла Мия с полотенцем и чистой вышитой туникой в руках. Жадно впившись в неё глазами, мужчина громко сглотнул и вышел из бассейна, медленно ступая по высоким мраморным ступеням. Он остановился на расстоянии двух метров от смутившейся при виде его наготы служанки.

– Разве ты впервые в жизни видишь голого мужчину? – насмешливо спросил молодой офицер. Вода капала с его красивого мускулистого тела и собиралась в лужицу у его ног.

– Повесь тунику на один из крючков в стене и оботри меня полотенцем, – произнёс Арминий тоном, не терпящим возражения. Однако рабыня нашла в себе смелость возразить:

– Господин, я послала сюда купальщика Ганимеда для того, чтобы он помогал тебе. Странно, что его здесь нет. Я пойду поищу его.

– А я буду стоять здесь, мокрый и голый, и мёрзнуть перед открытым окном? Подойди и тщательно оботри полотенцем моё тело. Этот Ганимед – неотёсанный мужлан. Я отослал его отсюда, потому что не хотел, чтобы он прикасался к моему телу. Но твои руки выглядят такими нежными. Подойди!

Поколебавшись несколько секунд, Мия подошла к Арминию и осторожно прикоснулась полотенцем к его груди. Стараясь смотреть мимо него, она начала насухо вытирать его тело. От женщины веяло безупречной чистотой, манящим теплом и тонким ароматом лаванды, какой обычно исходит от свежего постельного белья. Арминий представил себе её покорное обнажённое тело с пышными формами на белых простынях, и его пронзило неодолимое желание схватить её, крепко прижать к себе и неистово овладеть её соблазнительным, душистым телом. Он бесцеремонно запустил свою руку под тунику Мии и схватил её за бедро.

– Не мог бы господин любезно убрать свою руку? – спокойно спросила рабыня, преодолевая удушливый страх. Она была из тех добродетельных женщин, которые не способны отдаваться без любви и глубоких чувств. Хотя префект кавалерии был молод, прекрасно сложён и хорош собой, мысль о совокуплении с ним наполняла Мию отвращением. Его хищное лицо сластолюбца, готового силой добиться своей низменной цели, внушало ей омерзение и ужас.

– Что? Ты смеешь отказывать мне в удовольствии? – угрожающе воскликнул Арминий и с силой сжал бедро несчастной служанки. Его длинные пальцы грубо впились в нежную белую кожу женщины.

– Я буду рада услужить тебе всем, чем смогу, господин, но только если мой хозяин прикажет мне сделать это, – вежливо, но твёрдо заявила Мия, стиснув зубы от боли. – Я обязана повиноваться ему и никому другому. Ещё раз прошу отпустить мою ногу. Мне больно. У меня будут синяки и царапины от твоих ногтей, господин. Это будет выглядеть, как преднамеренная порча чужого имущества. При возбуждении дела судья в Риме обязал бы тебя за это выплатить денежную компенсацию моему хозяину. А здесь главный судья – досточтимый Квинтилий Вар, и ему вряд ли понравится, что кто-то хозяйничает в его доме и учиняет насилие над его рабами.

Арминий не ожидал такого поворота событий. Он был уверен, что женщина растает перед ним и покорится его желаниям, как только он прикоснётся к ней и даст ей почувствовать свою силу.

– Я и не собирался учинять над тобой насилие, – наигранно рассмеялся офицер, отпуская бедро служанки. – Твою фригидность нужно лечить. Обратись к целителям. Любая нормальная женщина на твоём месте умоляла бы меня взять её.

Молодой мужчина резко вырвал полотенце из рук рабыни. Он быстро вытер голову и тело, бросил полотенце на пол, снял с крючка на стене чистую тунику и облачился в неё.

– Я больше не нужна господину, не так ли? – с облегчением спросила Мия.

– Смажь мне волосы экстрактом майорана и уложи их. Только побыстрее. Я спешу. Мне нужно срочно поговорить с твоим хозяином о важном деле, – холодным официальным тоном приказал Арминий. «Придёт время, когда эта стерва горько пожалеет о своей несговорчивости», – подумал он, садясь на табурет около двери. Рабыня начала старательно расчёсывать и умащивать благовониями его влажные густые волосы, отливавшие медным оттенком. Мужчина закрыл глаза, наслаждаясь её лёгкими и мягкими прикосновениями.

Через несколько минут Арминий, вежливо улыбаясь, вернулся в триклиний. Он был одет в лёгкую красную тунику с затейливой вышивкой на плечах и вдоль кожаного пояса. От него пахло майораном, розовым маслом и свежестью. Пропретор жестом пригласил молодого кавалериста занять ложе напротив. Арминий прилёг, опершись на локоть, и не сводил глаз с непроницаемого лица Квинтилия Вара, ожидая, когда тот заговорит.

Пропретор, уже закончивший свою трапезу, медленными глотками пил разбавленное вино из великолепного серебряного кубка с затейливым рельефом. Он легко и весело произнёс:

– Как видишь, друг мой, я оставил легионы под ответственность легатов и уже несколько дней наслаждаюсь комфортом своей зимней резиденции.

– Если бы я знал это заранее, то сразу же бы направился сюда. А то я сегодня рано утром уже был в летнем лагере, разыскивая тебя. Можно ли спросить, что заставило тебя приехать в Ализон? – с любопытством спросил Арминий, обмакивая кусочек душистого белого хлеба в оливковое масло, которое доставляли из Испании.

– Мне нужно было срочно обсудить со своим управляющим сборы и транспортировку моей собственности в Рим. После подготовки всех деталей отъезда мои домочадцы могли бы отправиться в Могонтиакум[14 - ныне Майнц] без меня. Там я планирую присоединиться к ним позже, уладив все свои дела в Кастра Ветера[15 - ныне Ксантен].