Привет, Яга!

«Приидохъ некто Переплутъ. Зыркати вреднейши, да речити диковинно. Къто таковъ быти мьне не ведати покуда»… Все, хватит с меня! Это невозможно! Еще Переплута мне не хватало, кем бы он ни был. Однако тут взгляд упал на имя, написанное предыдущей Ягой. Ее записи было легко отличить: школьные тетрадки, темно-фиолетовые чернила, изящный почерк, который я понимала лучше других, даты – с 1927 года по… недавнее время. Страничек за последние годы не было, хотя я все перерыла. А тут что-то интересное:

«Васенька – просто чудо… Учила сегодня Васеньку, он очень талантлив… Этот юноша – настоящая находка. Рада, что сделала такой выбор, было бы очень жаль, если бы он погиб…» Вверху одной из страниц я заметила аккуратно выведенную чернилами дату: «5 января 1942 г.» Цифры немного расплылись от сырости, но ошибиться невозможно.

Дверь хлопнула, свежий воздух коснулся горячей щеки. Маленький Вася стоял рядом. Я молча протянула ему листик. Смотрела и не верила глазам. Я просто не задумывалась, сколько моему помощнику лет на самом деле – где-то за тридцать, мне казалось, сейчас вообще было десять, а по-настоящему получалось… слишком много. Мальчик глянул равнодушно на листок:

– А ты как думала? – спросил он сухо.

– Я ничего не думала.

– Да, я… немного старше. – Он сел рядом и долго молчал. Когда заговорил, я наконец-то услышала опять своего, взрослого Васю: – Знаешь, когда я только пришел сюда, мне казалось, что в сказку попал. Избушка, домовые, лесовики… Мне тогда семнадцать было.

– Но сорок второй год! Это значит…

– Да, я был бойцом красной армии, бил фашистов. На фронт брать не хотели, я соврал, что старше. Очень хотелось повоевать, – он усмехнулся. – Моя война кончилась в первом же бою. Толку-то с меня было! Такие пацаны, конечно, тоже выживали. Некоторые потом даже до генералов дослуживались, но у меня не получилось. Сразу схватил пулю в живот, меня дотащили до медиков, но я умирал в палатке. Я не помню этого, на самом деле, мне потом Яга рассказала. Она меня как-то нашла, выбрала, одного из всех, и сюда принесла. Тут я… и умер.

Я рассмеялась, решив, что это шутка. Мрачноватая.

– Ну да, смешно. – Он встал. – Ты должна знать. Меня на самом деле вроде бы и не существует. Я просто задержался здесь немного. Мое место там уже давно, – он махнул головой неопределенно, но я все поняла. – Если бы не вода из колодца, был бы дряхлым стариком, а вернее – давно сгнившими костями. Мне подарили эти годы, и я очень прошлой Яге обязан. Она поэтому и сделала меня котом-помощником… Больше никак на Этой Стороне не задержишься, а на Той меня, поди, тоже не примут – опоздал. Пока колодец есть – живу… вроде. Тебя вот учу теперь, как меня учили. Понимаешь, я даже не знаю, смогу ли опять вырасти. Со мной все очень сложно, поэтому давай лучше найдем способ вернуть все назад.

– Прости меня, пожалуйста! – выплеснулись наконец горячие слова, которые уже несколько дней копились в душе. – Я ужасно испугалась за тебя! Мы все обязательно вернем, должен быть этот дурацкий способ. Я не хочу тут без тебя…

Пацан сел рядом и обнял меня одной рукой.

– Ты все правильно сделала. Меня же спасла. Я теперь твой должник, – он улыбнулся, – а способ мы найдем.

– А где старая Яга? Почему она нас бросила? Может, у нее спросим. Тут вообще что-то непонятное творится, ты же сам говорил, – высказала я наконец мысль, что давно вертелась в голове.

– Нет ее больше. Ушла она. Так, кажется, всегда бывает. Где ее искать, я не знаю. Будем сами выкручиваться.

Мне было тепло рядом с ним и спокойно. Кажется, возраст – это действительно не количество прожитых лет.

* * *

Несколько дней не принесли никаких изменений. Наконец я почувствовала, что просто не в состоянии больше ломать глаза на пыльных страницах и старинных каракулях. Мне срочно требовался воздух. Поэтому я решила улизнуть от своего вечно раздраженного помощника и провернуть одно дело, которое уже давно планировала. Попыталась ради этого поднапрячься с погодой – очень не хотелось мерзнуть или мокнуть. За результат, правда, не была уверена до последнего.

Я дождалась, когда Васька исчез из домика по своим загадочным делам, и сотворила дорожку к парку моего университета. Денек вроде вышел на удивление приятным – солнце, птички, почки на деревьях – прекрасная апрельская классика. Через несколько минут я уже вылезла из кустов и увидела, что попала прямо к той памятной скамейке, где все когда-то начиналось. Трудно поверить, что всего-то пара недель прошла. Казалось, уже вечность промелькнула.

Я пристроилась на теплой скамейке, посмотрела на фонарь. В голову пришла мысль, что, если задумаюсь, могу отсюда автоматом опять уйти в общежитие. Очнусь потом у двери в комнату, но поздно будет, волшебная избушка исчезнет навсегда, растворится, как сон, – проснулась и забыла. Меня даже передернуло от ужаса. Старое… существование казалось безнадежно серым, а сейчас жизнь иногда ужасала, но зато играла красками, порой даже слишком яркими.

Пора было приступать к задуманному. Я вынула давно забытую вещицу – телефон. Пискнув, он наконец-то показал нормальную связь. У моего домика устройство фатально не желало связываться с большим миром. Глядя на загоревшийся экран, я вспомнила, сколько он значил для меня раньше. В телефоне, как иголка в яйце, хранилась ровно половина моей старой жизни. Компактная. Электронная. Ненастоящая. Пересматривать все эти фоточки-постики-лайки не хотелось. Я должна была сделать только один звонок. На том конце раздались гудки, потом шуршание, и вот, наконец, он – голос мамы:

– Привет! Ты почему так долго не звонила?..

Я говорила о всякой ерунде: про учебу (все было неправдой), о погоде (не могу рассказать, что сама ее теперь делаю), о подругах (опять неправда). В голове стучала только одна мысль. Надо было как-то подвести к разговору об отце. Моем настоящем. Как ее спросить об этом?

– Как у папы дела? (ложь, он мне не отец теперь больше)

– Нормально, а почему ты спрашиваешь?

Я поняла вдруг с ужасом, что не смогу этого сделать. Вот так, по телефону, никто не спрашивает о старых скелетах в шкафу. Надо было заканчивать разговор.

– Ладно, пока. Скучаю. Целую всех. – Это был тоже обман. В последнее время я о них почти не вспоминала, пока по башке меня не шибанули информацией: «Твой настоящий отец…». Тайны хрущевского двора!

Мне всегда казалось, что меня любят меньше, чем брата. Он был младше на пять лет, и вроде это было нормально – маленький ведь, да еще мальчик. Отец постоянно возился с ним, даже играл, а со мной он этого никогда не делал. Теперь все встало на свои места. Не то чтобы легче стало, но хотя бы понятнее.

Я подняла голову и прислушалась. Вдалеке по аллее кто-то шел. Шаги раздавались очень четко. Несомненно, человек. Пожилой мужчина. Не слишком здоровый – я слышала, как он сопит при ходьбе. Может, удрать быстро в кусты на свою тропинку? Пока думала, время ушло. Человек уже был рядом, и я его узнала.

– Приветствую… вас, – пролепетала я растерянно.

– Здравствуйте. Простите, не всех еще своих студентов помню в лицо. Вы из какой группы?

Я была в замешательстве. Это точно был тот самый старичок, который переходил с Обратной Стороны вместе с Чапом и Сюней, когда их злыдни разбежались. Может, он стесняется и не хочет говорить об этом? Мужчина тем временем присел рядом. Одет он теперь в серый плащ а-ля девяностые, в руках – трость и шляпа, не слишком расчесанные седоватые волосы, помятый шарф. Самый обычный пожилой преподаватель.

– Ну, так из какой? – переспросил старик, отдышавшись.

– Я… заочница. Но мы с вами в другом месте встречались. Вы не помните?

Человек вовсе не был смущен, а искренне ответил:

– Простите меня, пожалуйста, вынужден признаться, что далеко не все помню за последние годы. Я, знаете ли, болел очень серьезно. Был в коме. Семь лет пролежал и даже не заметил. Да вы, наверное, в курсе.

– Нет… Не в курсе… Так вы тот самый препод…аватель, который в коме лежал? Да, я слышала.

– Провалы в памяти – это очень неудобно, знаете ли. Но вы не обижайтесь, я потом наверняка вас вспомню, если мы встречались раньше. Я даже племянника моего забыл, хотя он со мной живет. Представляете! Смотрю на родного человека, а в голове – ну ни одного воспоминания, однако остальных старых знакомых вроде бы помню… Теперь вот еще вы. А когда мы с вами встр…

– Семь лет, вы говорите! Это удивительно. Как же вы так быстро оправились? Я думала, после такого еще долго в больницах лежат.

– Да, врачи тоже удивлялись. Они говорят, случай уникальный. Я как будто просто спал и проснулся. Даже на лекцию собирался идти, не понял сначала, что в больнице нахожусь. Они меня выпустили в качестве эксперимента, – он заговорщицки наклонился ко мне. – Тот врач, что за мной присматривает, пишет докторскую диссертацию на тему реабилитации пост… состояний… ну, в общем, сложная тема, но я для него – ценнейший подопытный кролик! Поэтому мне и повезло, вместо больничной койки я вот к работе вернулся. Мои бывшие студенты узнали, что я очнулся, собрались, пришли в больницу, а им говорят: «Он на лекции», вы представляете?

Я неискренне захихикала в ответ. Что он мне рассказывает? Не хочет говорить, что с Той Стороны пришел, ну и ладно. Зачем же при этом так подробно врать?

– А как же ваша внучка?

– Какая? Деточка, вы ошибаетесь, у меня и детей-то нет, какие внуки? – Старичок усмехнулся. – Ну ладно. Мне пора уже. Я просто прогуливаюсь между лекциями, доктор рекомендует. А вот и мой племянник, кстати.

По аллее шагал какой-то парень. Старичок заторопился уходить.

– Да, забыл представиться. Ян Борисович. Хотя о чем это я, мы же с вами знакомы… Я обязательно потом вспомню ваше имя…

Я уже не слушала его болтовню. Во все глаза я смотрела на того, кто подходил к нам. Вот уж не думала, что еще хоть раз его увижу. С ужасом вспомнила смертельные объятия, шею как будто опять сдавило, а в глазах заплясали огоньки. Стараясь не смотреть в эти светлые глаза, я постаралась непринужденно поздороваться с оборотнем-перевертышем. Хотя через секунду до испуганного разума дошла мысль: я сейчас в дальнем конце парка, в компании двух… существ, про которых я точно знаю, что они не те, за кого себя выдают. Про змея-оборотня и говорить нечего, и старичок тоже странный – буквально неделю назад пришел с Той Стороны и байки рассказывает про кому… Ну все. Кажется, я допрыгалась. Сейчас меня опять похитят, и мявкнуть не успею.

– Ну все, милая барышня, было очень приятно с вами поболтать. Виталик, познакомься, это, э… моя старая знакомая.

Светловолосый Виталик не обратил внимания на мой испуганный взгляд, коротко кивнул и, подхватив дядю под руку, заботливо повел его по аллее. Я продолжала сидеть на скамейке, потому что сил подниматься и уходить просто не было. Кажется, у меня уже и ног-то не было. Был только ужас. Чуть позднее я задышала наконец и смогла убежать из этого места. Проклятое оно, что ли! Еще десять минут спустя я залетела в домик и трясущимися руками заперла дверь на засов.

– Василий!

Ворвавшись, как фурия, в зал, я застала удивительную картину. На столе громоздился целый ворох фантиков, раздавалось довольное чавканье. Заглянув за эту разноцветную кучу, я обнаружила там Шипа, измазанного шоколадом и ужасно довольного.