– Не-ет. Я же вообще еще ничего не знаю.
– Мам, ты ее хоть в школу отдай. Такой талант пропадает.
– Да, надо бы. Яна, напомни мне тебя записать…
На этом наши посиделки и закончились. Я довольно быстро со всеми попрощался, покинул одомашненный подъезд и с чувством какого-то внутреннего освобождения от Яниной обиды и от обязательства еще примерно месяц маму не навещать, пошел домой пешком.
До сих пор не могу понять, почему Яна такая. Вернее, не могу найти ей оправдания. Такой ужасный характер… Такая сложная натура… Если бы я не видел, как она росла, я бы, наверно, обвинил во всем воспитание и тяжелое семейное положение. Все постоянно говорят вокруг, что расти без отца сложно. Но я-то там был. Я тоже вместе с ней рос. И тоже без отца. Но почему-то от этого не стал замкнутым и озлобленным. Если б меня там не было, я бы предположил, что у мамы, которая практически не думает о своих детях, шляется целыми днями по своим «женским» делам и неразборчиво заводит ухажеров, наступая два раза на одни и те же грабли, просто не может быть адекватных детей. Но я же адекватный! Может, дело в наших с Яной отцах? Может, это все гены виноваты? Ее отца я помню смутно. Мне было-то тогда лет четырнадцать. Сначала мама начала надолго пропадать. Дольше, чем обычно. Потом привела к нам домой веселого дядьку. Он мне нравился, мы как-то раз даже вместе скидывали из окна водяные бомбочки на соседей. Потом очень скоро появилась Яна. А дальше, так же скоро, этот дядька из нашей жизни исчез. Я не знаю, что случилось, и кто виноват. И, мне кажется, никогда не узнаю. Но все же хорошо, что сейчас появился Вадим. Хотя бы ему не все равно. Это же по его инициативе Яне не покупают телефон, объясняя это тем, что ребенку нужно социализироваться. Именно Вадим отправил нашу Яну в хорошую дорогую школу. Если бы у него было чуть больше свободного времени, я уверен, он быстро бы сделал из нее человека…
Яна и Алиса сильно похожи. Обе ведут себя провокационно и даже закрыто, но на самом деле им просто сильно не хватает внимания. Алиса постоянно делала вид, что я ей не интересен. А в итоге сама теперь всегда рада общению со мной. Может, Яну тоже просто недолюбили? У меня, когда я рос, была Яна. А у Яны сейчас нет никого. Родители для нее как будто не существуют. Вадим вечно работает, а мама… Ну, это мама. И, наверно, я не имею права их в чем-то обвинять. Просто, как же правильно я сделал, что подарил ей того кота. Теперь у Яны будет кот. Не человек, конечно, но хоть что-то. Теперь, может, ей не будет одиноко. И она этому котенку была рада. Очень рада, я видел.
От маминого дома до моего было не очень далеко. Она жила на главной городской улице, в центральном районе. Не сказать, что город у нас большой. Скорее, ни большой, ни маленький. Город как город. И центральная улица Шилова тоже самая обычная, в две полосы, правда, всего. Зато ухоженная, с тротуарчиками и аккуратными белыми бордюрами по обе стороны. А с одной из сторон улицы – противоположной той, по которой шел я – тоненький был сделан газончик и на нем редкие кустарники торчали. Проходя по этой улице и, волей-не-волей, заглядывая во дворы, я подумал о том, как сильно отличаются центральные дворы от тех, что в нашем районе. Даже не тем отличаются, как выглядят, а тем, как ощущаются. Детей в них нет совсем, хотя сейчас самое время для гуляющих малявок. Такое складывается ощущение, что в более бедных районах более везучие дети. Они гуляют, общаются, видят и узнают жизнь. А что делают дети этого дома? Сидят за компьютерами, наверно. Есть у меня знакомые, в их числе и мама, которые утверждают, что нынешнее поколение уже не то и, что это прогресс виноват в прощании детей с улицами и дворами. Но я, просыпающийся каждое утро от детских криков: «Ты галя!», доносящихся из окон, старательно, но тщетно каждый раз пытаюсь таким людям доказать, что дело вовсе не во времени и не в прогрессе. Хотя, откуда моей маме знать… Она и живет-то тут, неподалеку, на этой самой центральной улице с пустыми дворами. Яна, может, и общалась бы с другими детьми, и гуляла бы, но вот нет никого…
Я шел и думал. Но поток мыслей был безжалостно прерван мотоциклом, лихо запарковавшимся прямо на стыке автомобильного и пешеходного асфальта, возле бордюра. Хозяин железного коня еле-еле перекинул ногу, слез с него и снял шлем. Под шлемом оказался седоватый, но крепкий мужчина, лет пятидесяти. Он перебежал мне дорогу так быстро, как смог и заскочил в «Летуаль». Я в замешательстве остановился, разглядывая мотоцикл. Он был насыщенного черного цвета, поблескивал немного на солнце. Весь такой брутальный и серьезный, какие обычно бывают в кино. Фары мотоцикла горели, ключи остались в зажигании. А шлем был аляписто повешен на правую ручку так называемого мотоциклетного руля. Как только я задался про себя вопросом: «Не боится ли хозяин, что его средство передвижения тут же угонят?», этот самый хозяин уже выскочил из магазина так же быстро, как заскакивал в него. В руках он держал маленький розовый флакончик с духами. Мужичок запихнул флакончик в карман, надел шлем и умчался. Все это произошло так быстро, что я лишь спустя несколько секунд взгляда вслед уезжающему в закат мотоциклисту, вспомнил, куда я иду и решил сдвинуться с места.
Этот мужичок навел меня на странную и непривычную цепочку мыслей. Я подумал, как повезло той девушке или женщине, которой предназначался этот флакончик. Потом мне показалось забавным, что мужчина его возраста так резво двигается, да еще и разъезжает на мотоцикле. Он явно живет очень насыщенной и интересной жизнью. Я ему позавидовал тоже. А потом подумал, что хотел бы так же. Гонять на большой скорости, ничего не бояться, иметь, судя по всему, нормально так денег на все это и… И вот тут пронеслась самая странная мысль. Я подумал, что хотел бы иметь женщину, ради которой не жалко было бы вот так сломя голову бежать до магазина.
Я шел дальше, а солнце продолжало светить. Мне даже сильно хотелось замедлить шаг, чтоб не прийти домой слишком рано. Хотя, если честно, во сколько бы я не пришел, это будет рано. Сегодня же воскресенье. И погода хорошая. Мне одновременно не хотелось домой и не хотелось никуда кроме дома. Вот так. Слишком устал для общения, но недостаточно наобщался для отдыха. А на улице было хорошо. И шел я медленно. А когда идешь медленно, оглядываясь по сторонам, да еще и в теплое солнечное воскресенье, волей-не-волей задумываешься о жизни. Заглядываешься на прохожих, думаешь о них. Или прошлое свое вспоминаешь. А что еще хуже, если настоящее. В настоящем часто что-то бывает плохо и очень редко – хорошо. Настоящее – это как будто такой период, когда ты еще не понял, хорошо произошедшее или плохо, но само то, что что-то произошло тебя уже автоматически бесит. Потому что перемены всегда всех бесят. По крайней мере в самом-самом начале. Когда еще только эпицентр перемен и не понятно, хорошо дальше будет или плохо. Была у меня одна… Анжелика была. Сам себе в голове даже не смог придумать, как ее теперь называть. Бывшая – язык не поворачивается. А кто она, если не бывшая? Просто Анжелика и все. Она все время говорила, что дальше всегда лучше. И был у нее какой-то к переменам иммунитет. В связи с этим мне вечно думалось, что она инопланетянка. Да-а-а… Солнечная блондинка… И как я ее вообще заполучил? Жалко только заполучил не на долго. А у нас ведь все было замечательно. Я ее очень сильно любил. Как любят действительно близких людей. Она, я уверен, думала и надеялась, что это навсегда… Самое обидное, я даже сам не понял, и тогда, и до сих пор, что конкретно пошло не так. Просто в один момент она стала очень грустная. А я не знал, что с этим делать. Сначала старался узнать, что случилось, поговорить с ней, развеселить. Но она почти всегда молчала. И я не понимал, как быть. В один день, я помню даже, как это было и когда, ее как будто прорвало. Сначала было холодно, а потом вдруг стало жарко, как в аду. Было тогда и на улице жарко тоже, середина лета. Она жила у меня. Пришел тогда с работы, а она грустная сидит, говорит, у меня к тебе разговор есть. Разговора-то и не было. Она просто много плакала. Я тогда подумал, что очень больно ей делаю, пусть и не понимаю, чем. И решил для себя, что, если попросит, отпущу. И она попросила. Мы с тех пор не говорили толком. Пару раз пересекались глазами в автобусе, город-то у нас маленький… А вещи она тогда сразу забрала. Да и я, если честно, был немного на нее зол. Оставшиеся пол-лета старался отвлечься. Потом в сентябре в мою жизнь с ноги ворвалась Вера, отобрала у меня квартиру. Дальше поиски, переезд… И забылся как-то. Больше мне отношений не хотелось. Остался осадок. При чем двоякий такой. Вроде и злюсь до сих пор на Анжелику. Ну как так можно было три года в урну? Даже поговорить со мной не смогла нормально, объяснить. Да, время тогда было тяжелое. Но мы его пережили вместе. И казалось, все хорошо. Нам тогда еще состоятельный салон выплачивал оклад во время карантина. Да и сидеть дома несколько месяцев на самоизоляции нос к носу круглые сутки сильно не напрягало. А потом это закончилось… Что самое странное, все сложное-то закончилось! И после этого она ушла. Я надеялся же на светлое будущее, столько в нее вложил… А с другой стороны, она такая хорошая. Я ее до сих пор, наверно, люблю. И она не могла вдруг стать внезапно стервой. Не она. Значит, я это с ней сделал. Или что-то другое, жизнь, например. Но, все же, я не понял, что произошло. И никто мне не объяснил. Потом еще с Саньком на пару ходили по клубам. Я возвращался с кем-то. Красивее были и не очень… Разные, в общем. Но все доступные такие, что не нужно было сильно думать ни о своих, ни о ее чувствах. Никакого напряжения. Так перебесился до нового года. Дальше не интересно стало. Все по одному сценарию. Как быть с девушками на одну ночь я понял. Не понял, что тогда произошло с Анжеликой. А так хочется понять. Настоящего хочется. Чтоб, как с ней хотеть в три часа ночи до аптеки идти, потому что ей плохо, давать деньги просто так, ради ее улыбки, да, хоть как тот мужичок, бежать в «Летуаль» вприпрыжку за ее любимыми духами. Умела Анжелика вызывать это чувство внутри. Чувство гордости за то, что ты – мужчина. Хотя, сейчас какой уж я мужчина?.. Ненадолго меня хватило. Если бы она только со мной поговорила, если бы я понял… Если бы…
Тут я проходил мимо съезда с улицы во двор. Пешеходный тротуар закончился, был бордюрчик вниз и проезд для машин. Ну я возле этого бордюрчика притормозил. Заметил краем глаза выезжающую из двора машину. А там, как назло, в таких съездах ни пешеходного, ни указателей каких-то. На права я не сдавал и не знаю, как надо вести себя в таких ситуациях. Зато мама в детстве всегда говорила смотреть по сторонам и машины пропускать, даже если твое законное право – не пропускать. Я это на всю жизнь запомнил. И остановился. Водитель той машины остановился тоже. Я дернулся вперед, сделав шаг, подумал, что меня пропускают. А нет… В этот самый момент машина тоже дернулась. Я остановился и через блики в лобового разглядел, как водитель судорожно машет рукой, мол, проходи, проходи. И я пошел. Почему вот не сделать тут тоже пешеходный? Хотя бы краской на асфальте просто… Чтоб было понятно, кто кого пропускать должен. А то не первый раз уже такая неловкая заминка. Да и не последний, наверно. Водители разные попадаются. Одни пропускают, другие нагло едут напролом. И пойди их разбери. А потом еще сигналят тебе, мол, что тупишь… Кошмар.
—
Как и ожидалось, пришел я домой рано. А по пути еще заглянул в кофейню и не увидел там Алисы. Собственно, поэтому дома и оказался. Если бы она там была, сидел бы сейчас в кафе, вел бы умные и не очень беседы. А так… Интересно, где она?
Прошедший остаток дня не отличался от всех моих самых обычных выходных. Если общими словами, то я ничего не делал. Но не делал не как обычно, а в каком-то беспокойстве. Без полного расслабления, короче. И так же обычно, но в беспокойстве, я сидел утром на своей уже ненавистной работе. Сидел, сидел, смотрел в монитор, как вдруг сообщение от Алисы в толстовке. Там был просто снимок с экрана. А на снимке на этом опущенная шторка уведомлений. И уведомлений там этих много-много. Еще перед тем, как я решился задать вопрос, а что это, собственно, такое, и даже перед тем, как я в эти уведомления начал более-менее вглядываться, Алиса прислала второе сообщение, на этот раз уже с текстом.
– Сообщение о конкурсе пришло. Готовы результаты.
Тут я начал сильнее вглядываться в предыдущее фото. Увидел только значок почты где-то почти в самом верху и начало сообщения: «Уважаемая Киринева Алиса, подведены итоги регионального конкур…» И на этом все. Тогда я уже очевидно не выдержал и ответил:
– Ну и? Победила?
– Я не смотрела еще. Хотела попросить тебя вечером в кофейню прийти. Сможешь?
Дальше последовал смайлик в виде какой-то обезьянки с большими-большими умоляющими глазами.
– Сегодня?
– Да.
– Смогу, – ответил я. – А зачем?
– Не хочу одна смотреть, – и снова этот обезьяний смайлик.
– Хорошо. Приду, – напечатал я, отправил и положил телефон на стол.
Какая смешная… Так волнуется… Быстро они проверили. Хотя, там и проверять-то нечего. Если участников не много, а скорее всего, так и есть, а рассказы у всех маленькие… Рассказ! И тут в моей голове м-м-молнией пронеслась мысль о том, что я же этот рассказ так и не прочитал. Так хотел и забыл. Во даю! А прочитать надо. Да и хочется, если честно. Я завис на несколько секунд, вспоминая, куда его засунул. Потом с первого раза открыл нужный ящик, вытащил оттуда стопку бумаги, переданную мне Алисой еще на той неделе, положил перед собой и начал: «Мама, я тут…» Собственно, ничего нового я не увидел. Сюжет-то и идею мы уже в кофейне сто раз обсудили. Но все равно читать было интересно. Даже не с точки зрения того, про что там было написано, а как… Это «про что» было о ребенке, потерявшемся в магазине. Еще о том, что этот ребенок был своей маме как будто не нужен. В нем я узнал себя. И Алису немного узнал. Как же все-таки много людей, детей, которые своим родителям не нужны. Это не справедливо. Потому что, есть же такие, как Света. Им ребенок очень нужен. Даже слишком нужен. И я более чем уверен, что, если или когда он у нее будет, она все свое внимание, которое у нее есть, все время, всю любовь будет ему отдавать. Или ей. Ну а вот моя мама меня не хотела, наверно. По крайней мере я того, что она меня хотела, не ощущал. И Яне она тоже была не очень-то рада. В общем, тут я с Алисой согласен был с самого начала. Тема важная. И еще когда она самый первый раз поделилась, о чем рассказ будет, мне он уже автоматически понравится. А в целом от Алисы у меня какой-то диссонанс. Меня к ней безусловно тянет, но как на женщину я на нее, почему-то, смотреть не могу. Слишком много осталось в ней еще детской непосредственности. Да и правильно. Вспомнить меня в восемнадцать… Дете детем. Так и должно быть. Даже несмотря на то, что девочки взрослеют быстрее и вот эту вот всю ерунду… Но она… Вроде еще ребенок, но такая разумная, так мыслит… В рассказе такие темы поднимает. Теперь я знаю, что она много всего пережила, и, что у нее далеко не самая легкая и веселая жизнь. Но сейчас, когда читал, было нечто другое. Такое возникало странное чувство. Чувство, что я в этот самый момент прикасаюсь к истории. Что, возможно, однажды она этот рассказ напечатает или выпустит куда-нибудь в интернет-издательство, что даже станет знаменитой. А я буду тем, кто знал, как все на самом деле было, как начиналось. И самое важное, я видел, в каком состоянии она это писала. Ну, отчасти видел. Я как будто даже сам этот рассказ писал. Очень странное чувство. Я теперь уже знал, что это ее настоящая жизнь. Что эти люди есть. Что она это чувствует. Местами даже то же самое, что и я. Внезапно весь смысл нашей встречи стал для меня ясен. И даже ясно стало, почему я так за ней таскался, не мог спать, ходил на эти литературные курсы. Она смогла все то, что у меня с детства там внутри сидело, а, наверно, сидело там примерно то же, что и у нее, она это смогла взять, из души достать и бац… на бумагу. И так красиво, мелодично написать еще, чтоб прямо на одном дыхании читалось. Как вот это так? В чем дар, в чем секрет? Почему она это видит и чувствует? А самое главное-то, как она словами все это объяснила? Взяла и объяснила. Всем сразу. Четко и понятно.
И вот уже обед. Я положил распечатку на край стола и в полу-коматозном состоянии поднялся в столовую. А там Света, надоедливая Маша, Никита этот никудышный, разговоры про начальство. Они меня своей компанией веселой быстро в чувства привели. Но осадок приятный после прочтения все равно остался.
Уже ближе к вечеру мы со Светой стояли у ее стола и обсуждали какую-то ерунду вроде погоды. В салон зашла дама в черной блузке и длинной широкой красной юбке, из-под которой виднелся высокий каблук. Похожа на Барби, только в более строгих тонах.
– Смотри, какая… – пробормотал я, ткнув Свету в бок локтем. – Точно что-нибудь да купит.
– Хочешь ее забрать?
– Хочу. У меня и так в том месяце все плохо было. Надо хоть немного поработать. К тому же, на безрыбье и рак рыба.
– Тогда иди лови свою рыбу быстрее, – ответила Света, усмехнувшись, – а то там вон Никита уже к ней намылился.
Я быстрым шагом подошел к даме, обведя взглядом Никиту, который встал из-за стола и тут же сел обратно.
– Добрый вечер. Я Андрей, Ваш менеджер.
– О! – удивилась она и повернулась ко мне. – Здравствуйте. Что-то у вас за ресепшн никого нет…
Я бросил взгляд на стойку. И правда никого. Курит, наверно. Или в туалете.
– Что-то конкретное ищите? – продолжил я.
– Да, конкретное, – с претензией в голосе ответила она. – Мы на вашем сайте оставляли заявку. Уже две недели прошло – ни ответа, ни привета. В других салонах за две недели уже машину привозят…
«Ну, это она, конечно, загнула, – подумал я. – За две недели никто ей никуда, разумеется, машину не привезет. Да-а-а… Вот это я нарвался. Сама по себе, видно, конфликтная женщина. Да еще и с претензией на самом старте».
– Давайте посмотрим, в чем дело, – сказал я очень нехотя и движением руки пригласил ее за свой стол.
Пока она рассаживалась, поправляя свою едрено-красную юбку, я заметил на краю стола Алисин рассказ и быстро запихнул его в ящик, чтоб не мешался и не резал клиентке глаз.
– Как могу к Вам обращаться?
– Марина.
– Очень приятно, Марина, – кивнул я. – Скажите, пожалуйста, на какое имя была оформлена заявка?
– На меня. – Она сделала небольшую паузу. Я покосился на нее, мол: «Ну и?.. На кого, на меня?» – Сименчук Марина Олеговна, – наконец, продолжила она.
Я вбил имя. Как и ожидалось, в системе никакой заявки нет.
– У Вас остался номер заявки? – спросил я, уже представляя, как она сейчас будет скандалить, если скажу, что ее заявки нет.
– У меня вся заявка осталась, – ответила Марина и достала телефон.
На телефоне она продемонстрировала мне скриншоты страницы оформления со всеми заполненными данными, а дальше сам номер. Я даже не удивился, что заявка не прошла. Сайт у нас последнее время работает совсем плохо. Потому что отделу техобеспечения теперь никто не выносит мозг. А выносят его, почему-то, только нам – менеджерам.
– Марина, смотрите. У нас сейчас небольшие неполадки с сайтом. Поэтому Ваша заявка еще не прошла, – говорил я медленно выдыхая.
– Как это не прошла? Какие неполадки? – нагнетала Марина. – Третью неделю у вас неполадки?!