– Да это не я взяла, это Валька Кольку так назвала, вот я и думаю, кто это…
– Нашла, кого слушать, Вальку. Она что зря городит, а вы рты разинули. Что ты свою сестру не знаешь?
– Ну почему она тогда сказала: Сусанин, где твоё сопатое войско? Он что военным был? – предположила девочка.
– Дался он тебе этот, как его…
– Сусанин, – подсказала Нюта.
– Не знаю я такого военного. Суворова знаю, а его нет.
Бабушка, отставив ведро в сторону, внимательно посмотрела на нее.
– Ты чего такая сумерная. Случилось чего?
– Да нет, просто мы сейчас за папоротником пойдем.
– Удивила. Вы уже с весны за ним ходите. Расхотелось что ли?
– Боюсь я, – выдохнула Нюта и опустила голову.
– Вот те раз, чего ж ты боишься то. Волков у нас не водится. А больше бояться нечего. Ну, если не хочешь – не иди, тебя ж не неволят.
– Нельзя… Колька совсем съест. Он и так кричит на нас: «Трусихи несчастные, надоело мне с вами возиться». Если я не пойду, то они с Нинкой больше меня никуда не возьмут. С кем мне играть тогда! Нет, идти придется.
Бабушка с жалостью посмотрела на Нюту и, вздохнув, произнесла:
– Не бойся ничего, внучечка, наш лес нестрашный. Я вон сколько лет хожу, бог миловал- плохого не случалось. Ну мне пора доить корову.
И она двинулась навстречу корове Зорьке, которая вошла во двор и тягуче мычала, призывая бабушку к себе.
Колька уже сидел на брёвнах, строгая палку ножиком. Последней вышла Нинка. Вслед ей слышался недовольный голос матери:
– Ну надо же, надумали, на ночь глядя, зателёпаются, как собаки. Совсем ума нету…
– Завелась, – Нинка вытащила из кармана пышку и стала разламывать её на три части.
– Не пускала? – Колька взял протянутую Нинкой часть пышки.
– Да нет. Это она просто с отцом поругалась, и мне перепало. Пошли.
Ночь уже опускалась на землю. Исчезли тени от деревьев и домов. Край неба, где заходило солнце, едва окрашивался остатками заката. Но полной темноты не наступало, зарево как будто подсвечивало ночь. Сладко пахло цветущей липой, свежей травой; с реки потянуло прохладой.
– Я же сказал, что дождя больше не будет. Не верили?
Проулок миновали быстро. В центре села, у клуба, собиралась молодёжь на танцы. Фонарь, висевший на столбе, освещал пятачок танцплощадки, с динамика неслась весёлая песенка про черного кота. За освящённым местом из темноты слышались громкие голоса, хохот.
– Обойдем их, – предложил Колька, – а то прицепятся со своими советами.
Они обошли клуб и оказались возле последнего дома на пригорке, где детвора каждый год на Спас встречает гостей. Отсюда, за огородами, начинался колхозный сад, а чуть левее – колхоз. Дальше сплошной стеной стоял лес.
– Ну, не сдрейфили? – Колька оглядел свою команду. – Ещё не поздно дезертировать.
Девочки молчали.
– Принято единогласно, – и он похлопал в ладоши.
– Ладно тебе, пошли, подумаешь герой, – Нинка смело шагнула в темноту. – Сам испугался, а признаться боишься.
Нюта тихо плелась за переругивающимися друзьями и хотела только одного, чтобы они поссорились и повернули домой.
Колхозный сад тянулся от огородов до самого края леса. В этом году траву между деревьями ещё не подкашивали, заросший сад казался заброшенным. В сумерках старые яблони принимали причудливые формы. Яблок на них ещё не было, вернее, они только завязались и совсем не видны среди сочной зеленой листвы. Но тропинка по саду была уже кем-то протоптана. Да это и неудивительно, селяне ежедневно ходили в лес: кто за грибами, кто за ягодами, кто просто пройтись. Тропинка петляла среди высокой травы и старыми яблонями, увлекая детей за собой, всё ближе и ближе к темневшему лесу.
Со стороны клуба по-прежнему неслась весёлая заводная музыка, и от этого не было так страшно.
Шли тихо, прислушиваясь к звукам и шорохам. Где-то тягуче промычала корова, видимо опоздавшая домой. Со стороны леса вылетела птица и тяжело опустилась на ветки. Сад жил своей жизнью. Тёмные корявые стволы старых яблонь, с нависшими пышными шапками крон, казались сказочными чудищами, сторожившими сад.
Странно, но тропинка оказалась почти сухая, как будто и не было дождей, только со стороны леса тянуло сыростью, напоминая о том, что дождь всё же был и поработал на славу. Фонарик пока не включали, шли в сумеречной темноте, подсвеченной полной луной, прорывающейся сквозь рваные тучи.
–Коль, а на что тебе этот папоротник? – нарушила молчание Нинка.
– Не папоротник, а цветок. И не нужен он мне вовсе. Просто я прочитал, что тот, кто цветущий его увидит, самым смелым и сильным станет. Понятно?
– И всё?.. – удивилась Нинка.
– А ты думала, мне цветок нужен? Я что на девчонку похож? – Колька лихо подпрыгнув, сорвал яблоко.
– А мы-то здесь причём?! Ты хочешь стать самым сильным и смелым, а тащишь нас, – дрожащим от негодования голосом выкрикнула Нюта. – Нам это ни к чему! Надо было с ребятами идти, а не с нами. Я ужас как боюсь темноты, да ещё в лесу. Мне Валька сказала, что в это время из – под коряг черти да лешие вылезают, бродить по лесу начинают. Они тоже цветок папоротника ищут и им лечатся. Вот!
– Брехня! Валька пугает.
– И не пугает она вовсе. Бабушка тоже рассказывала, что всякая нечисть в эту пору, до Троицы, стремится кого-нибудь с собой уволочь, потому как после Троицы у неё сил и смелости не хватает …
Колька и Нинка остановились и в изумлении уставились на Нюту. Немного помолчав, Колька сплюнул сквозь зубы и неуверенно произнёс:
– Ерунда всё это, сказки.
– А папоротник твой, что не сказки? Скажешь, может, кто его видел? Он от всех прячется, думаешь, тебе покажется? С какой стати?
Выпалив с несвойственной для неё смелостью тираду, Нюта виновато замолчала.
Колька с Нинкой переглянулись.
– Так что, не пойдем? – спросила Нинка. – Наговорите тут страстей, так и засомневаешься.
– Да ну вас, – махнул рукой Козак, – свяжешься с вами – не рад будешь. Стойте тут, я сам пойду. Если что, крикните. И, подсвечивая себе под ноги фонариком, поспешил к лесу.
Девочки сошли с тропинки и стали под яблоней. На мгновение, после света фонаря в глазах потемнело.