Лето детства

– Терплю, что делать-то. Вот придем домой, вымоемся, детским кремом намажемся, и всё пройдет.

Лес кончился неожиданно быстро, а казалось, что далеко ушли от края. Солнце висело высоко, было жарко, очень хотелось пить и спать. Обратная дорога не была уже такой интересной, усталость сделала своё дело.

Дома бабушка пересыпала ягоду в большую кастрюлю, и оказалось, что не так уж мало они собрали. А как пахнет! Нет, всё же хорошо, что она уговорила бабушку взять её с собой.

Нюта сидела за столом и ждала, когда её накормят. Незаметно она уснула, и бабушка перенесла её на кровать. А пока Нюта спала, постанывая и причмокивая, словно продолжала бороться с комарами и лакомиться спелой сладкой малиной, бабушка перебирала ягоду, поглядывая на разоспавшуюся внучку, и досадовала, что позволила уговорить себя взять её в лес. Ей только 8 лет и впереди ещё много будет походов в лес и на речку, так что в следующий раз она обязательно устоит перед её просьбой.

Желтые кувшинки на затоне,

Рыбы всплеск и на воде круги.

Отчего же снова сердце стонет?

Господи, спаси и помоги!

Большая прогулка

– Мам, ты на дойку пойдёшь?

Нюта наблюдала, как мама из раскатанного теста нарезает лапшу. Она складывала его в несколько слоёв и тонко нарезала. Получалось очень красиво. А что вкусно, даже говорить нечего. Должно быть праздник какой-то небольшой. Про большие праздники Нюта знала всё, к ним готовились долго и обстоятельно. Она проглотила набежавшую слюну, предвкушая вкусный обед, но вспомнила, что у них с друзьями другие планы, так что придётся обед отложить.

– Обязательно пойду, кто вместо меня бурёнок подоит? У доярок и у коров выходных не бывает, да и праздников тоже.

– Можно мне пойти с ребятами на Затон? Я там ни разу не была, а Колька и Нинка были. Мне ведь обидно. Очень хочется посмотреть на лилии и кувшинки, что растут в протоке рядом с Затоном. Их там хоть косой коси, мне сестра сказала. Валька говорит, что у лилий есть кашка, её кушать можно, она лечебная. Она её всё время ест и не болеет. Я тоже не хочу болеть, поем и выздоровею! Сама ж говоришь, что я дохлая…

Выпалив без передышки, как ей казалось очень убедительный довод, она с надеждой смотрела на маму.

На Затон маленьких не пускали, там глубоко и опасно. Ей бы разрешили пойти туда с сестрой, но та не хотела брать Нюту, а уговаривать её без толку. Нинка уже ходила на Затон и не один раз. Её отец в летнем лагере для коров работал пастухом. Они вместе ловили рыбу. Рыбак он был заядлый и дочь приучал. Нинка гордилась своими успехами перед ребятами:

– Это вам не комлей топтать, тут голова нужна, – и поджимала губы, как её мать.

Мама отряхнула с фартука муку.

– Ну что мне с тобой делать? Иди уж, так и быть. Но в воду не лезь, я сама тебе нарву лилий. Стадо сегодня как раз там стоять будет. Да и мне обмыться бы не мешало. Иди бабушку позови.

Нюта сбегала за бабушкой, на другую половину дома, и побежала к подруге.

– Нин!

В окне появилось Нинкино жующее лицо.

– Я обедаю, подожди!

– Меня отпустили. Только мамка сказала, что сама нарвёт лилий.

– Как хотите. Мне они не к чему, я рогоз рвать буду, там он крупный. И она скрылась в глубине комнаты.

Нюта постояла в раздумье: «Может мне тоже пойти покушать? Нет, вдруг не успею, и ребята без меня уйдут? Лучше возьму хлеба, а там мамка молока прямо в кружку нацедит, вкусный получится обед».

Дома была бабушка мама уже ушла.

– Ну что пойдешь? – спросила она Нюту.

– Конечно, пойду! Дай мне только хлеба, я там с молоком его съем. Только поскорее, а то ребята уйдут.

Сунув в карман платья горбушку, выскочила на улицу.

Нинка и Колька стояли посреди улицы и, как всегда, спорили. Невысокий коренастый смуглый Колька, и блеклая тощая Нинка, являли друг дружке полную противоположность. Но характерами они были очень схожи. Оба степенные, рассудительные, основательные. Каждый как нельзя точно соответствовал своей фамилии. Упертая Нинка не зря носила фамилию Баранова. А у всегда воинственно настроенного Кольки и фамилия, и прозвище были одинаковые – Козак. Спорили они всегда, но ругались очень редко. В спорах Нюта терялась перед их основательными доводами, не находила, чем ответить, и замолкала. Так легче, всё равно её мнение разбивалось в пух и прах. Они считали её фантазёркой и относились снисходительно.

До Затона дорога пролегала по лугу, петляя и изворачиваясь чуть ли не на каждом метре. Истоптанная копытами коров, она превратилась в испытательный полигон для босых ног. Приходилось тщательно выбирать, куда ставить ступню, поэтому шли медленно. Но скоро подошли к развилке, дальше шла ровная песчаная тропинка. Стоял жаркий летний полдень. Протяжно мычали коровы. Налитое молоком вымя разбухло, мешало ходить, и предчувствуя скорое освобождение, они торопились туда, где доярки гремели ведрами.

Яркие одежды доярок пестрели на зеленой траве, и казалось, что веселая клумба с цветами перемещалась с места на место. Пахло пылью и полынью, жужжали пчелы и шмели, спеша собрать как можно больше нектара за короткое стремительное лето. Где-то на воде крякали утки, ссорясь и отнимая друг у друга добычу. Родные, привычные с детства звуки.

Шлепая босыми ногами по горячей земле, они лениво переговаривались. Вскоре подошли к броду. Нюта очень волновалась, ей впервые придется его переходить, а она боялась пиявок. Но об этом напоминать лишний раз друзьям не хотела. Словно прочитав её мысли, Нинка проговорила:

– В этом году брод почти пересох от жары.

В самом деле, брод оказался нешироким. Песчаное дно просвечивалось сквозь светлую чистую воду.

Впереди виднелся поросший серебристой полынью песчаный бугор, за которым находилось озеро Затон. С левой стороны от него расположилось на обеденную дойку стадо коров.

Друзья готовились к переходу. Колька снимал штаны, а Нинка закатывала платье повыше. Нюте подруга рассказывала, как они с отцом ловили здесь рыбу. «Да, хорошо ей, – подумала Нюта,– её отец любит ловить рыбу, а мой совсем не любит, но зато мой не пьёт столько самогонки, как папка Фома». Она звала его папка Фома, потому что он крестил Нюту. Он часто баловал крестницу свежей рыбой всякий раз, как возвращался с удачной рыбалки. Она так углубилась в собственные мысли, что не сразу услышала Колькин окрик:

– Давай! Чего тянешься! Всё равно переходить.

Они стояли в воде, поджидая её. Вздохнув, Нюта задрала платье и пошла за друзьями. Вода была очень теплой. Она посмотрела, не видать ли где пиявок, но ничего не увидела, кроме небольших мальков, стайками мечущихся под ногами. Нюта повеселела и до конца брода дошла спокойно.

– Ну как, съели тебя пиявки? – поддел её Козак и сам же ответил, – нужна ты им как собаке пятая нога.

Вот и затока. Её противоположный берег почти полностью зарос высоким рогозом, а на середине красовались желтые кувшинки и белые лилии. У Нюты перехватило дыхание. Какая красота!

– Что, столбняк напал? – Колька, толкнул её в бок, – беги мать зови.

Мать доила свою любимицу Зорьку, тихую и смирную корову.

– У неё самое вкусное молоко, – говорила она.

Струйка молока звонко ударилась о дно кружки, взбивая аппетитную пенку. Пока мать цедила молоко, Нюта подошла к Зорьке и протянула ей кусочек хлеба на ладони. Корова слизала хлеб, будто и не было его.

– Что ей твой кусочек, – мать подала девочке кружку, – Ей и буханки мало, но всё равно она запомнит, что ты её угостила. Ешь, на тебя без боли смотреть нельзя, одни кости.

Нюта взяла кружку, села на перевернутое ведро и принялась за еду.

Мама слила молоко в бидон.

– Поела? Тогда пошли до твоих кувшинок.

Колька и Нинка, нарвав рогоз, складывали его на берегу.