Комендантский час

В миг откровения роковой?

Как верить так, чтоб не напрасно?

Как получить назад контроль?

Внести в бардак какую-то ясность,

Не чувствуя сплошную боль?

Как, распрощавшись с прежним домом,

Не потеряться насовсем?

Не сгинуть в муках по былому,

Покинув сумрачный Эдем?

Часть 1

1845 год

Пора стойких морозов сменилась неделей метелей и вьюг, забросавшей Тверской лес и его округу крупным снегом. Дорогая карета на санях, запряженная бодрой русской тройкой, неслась сквозь свежие сугробы на огромной скорости прямиком к внушительному помещичьему имению. Единственный пассажир держал на коленях небольшой кейс, в котором покоился его дуэльный пистолет. Во время поездки Александр периодически доставал его, осматривал курок, сжимал и разжимал ладонью тяжелую рукоять, будто примеряя оружие.

Буйная голова молодого человека была заполнена мыслями и чувствами, не посещавшими его прежде. Перед глазами была мать. Она лежала на кровати и подзывала своего сына. Тело, утомленное судорогами, пропитывало жаром измятое ложе. Подойдя ближе, Александр почувствовал это лихорадочное тепло. Наталья хотела что-то сказать, но, открыв рот, была не в силах вымолвить и слова. Проскрипев связками, она ощутила волну ноющей боли, разливающуюся по ногам. Вцепившись в одеяло, женщина слегка привстала. Будто оседлав болезненный стон, она выкрикнула: « Письмо!», и указала лицом на комод, стоявший в другой части комнаты. После этого она рухнула на подушку, а её лицо, измотанное предсмертными страданиями, вдруг расслабилось и стало как никогда ясным.

Александр взял руку матери и, прощупав пульс, понял, что она уснула. Сделав холодный компресс, он положил его женщине на лоб, а сам направился в сторону комода. Конверт лежал в верхнем ящике и был не запечатан. Из рукописного текста, растянувшегося на три листа, молодой офицер узнал много неприятного. Без лишних деталей, но с особой выразительностью, его мать Наталья рассказала о своём детстве, проведённом в строгости и лишениях, счастливом браке с отцом Александра, погибшем под Андрианаполем, и непростой дальнейшей жизни: « После смерти Аркадия я была раздавлена и не знала, куда мне податься. На руках был шестилетний ты, нужны были средства и поддержка. Я знала, что ничего не получу от матери. Старуха была скупа даже на жалость. На помощь пришёл Василий, твой родной дядя. Он был благосклонен и поддержал в трудный час. Однако все это было лишь притворство. Заполучив моё расположение, он решил им воспользоваться. Мне больно писать об этом, но твой дядя обесчестил меня. Наша интимная связь, как ты понимаешь, оставалась в секрете до этого момента. Он был распорядителем всех моих дел и полностью контролировал любой шаг. Я вынуждена была подчиниться, а после – молчала. Я пишу это только с одной целью: объяснить, что ему нельзя доверять. Он совсем не тот, кем кажется».

Александр вновь и вновь возвращался к тому моменту в памяти. В одночасье старый мир перевернулся, и юноша не знал, как ему поступить. Не знал до тех пор, пока не вспомнил, что он – офицер, и правильнее всего будет восстановить честь матери, умершей на следующей день после того, как ему открылась эта семейная тайна. Он вернулся из армии накануне дядиного дня рождения, собираясь вместе с мамой отправиться в родовое имение Сарганово. Теперь же он сидел в карете, что была на полпути к семейному гнезду, и репетировал, думая, что сначала объявит родственникам о смерти Натальи, а после – застрелит подонка. Его разум гудел, пытаясь очиститься от эмоций. « Всё ли я предусмотрел? Нельзя ничего забыть», – думал Александр, обнимая ладонью увесистое оружие.

Наконец, из окна кареты показался высокий чугунный забор, украшенный родовыми гербами. На витиевато сложенные прутья налипали крупные хлопья снега, принесённые стужей. Александр приметил, что ворота его экипажу отворили не слуги, а полицейские.

« Им что тут нужно?» – задумался молодой офицер, пряча пистолет под одежду.

Защёлкнув миниатюрный шпингалет на оружейном кейсе, юноша тяжело вздохнул и вышел на улицу. Клумбы с погибшими цветами были сокрыты под пеленой хрупкого снега, а избавленная от растительности тропа, ведущая от ворот до ступенек роскошного особняка, была еле различима под лоснящейся снежной россыпью. По левую руку стоял глухой лес, который, лишившись листвы, не стал ни светлее, ни приветливее. Его сухие стволы росли настолько близко друг к другу, что, казалось, их ветви сплелись в единую крону, скрывавшую каждого, кто гулял под ней, от Божьего ока.

В детстве Александр не любил здешних мест. Они казались ему безответными, отстраненными, а потому маленький мальчик, не желая оставаться одним, всюду искал общества людей, которые никогда не забывали похвалить дитя за красивые глаза или приятные манеры. Больше всего прочего Александра всегда интересовал он сам, а потому абсолютно незнакомый и, что важнее, молчаливый окружающий мир казался ему враждебным. Он не стремился искать людей, он стремился найти себя в людях. И с годами это получалось всё сложней. Поэтому-то в свои двадцать два Александр вместо компании стал искать уединения. И потому сейчас в Сарганово ему дышалось как никогда легко и свободно.

Юноша взглянул на двух полицейских, охранявших вход, но те, вглядевшись в лицо гостя, как-то резко потеряли к нему интерес. Видимо, они ожидали кого-то другого. На высоком крыльце офицера ожидал замерзающий дворецкий – Климент. Он был бородатым стариком, не столь, впрочем, старым в реальности, сколь казался на вид. Александр хорошо знал его с детства, однако, не был встречен добродушной улыбкой, как это бывало прежде.

– Александр Аркадьевич, с приездом! – начал говорить слуга, будучи не в состоянии хоть немного приободриться для виду. – В иной ситуации, я бы сказал, что рад вашему прибытию.

– Здравствуй, Климент, что-то произошло? – спросил офицер, пытаясь хоть как-то побороть нервное возбуждение, охватившее его.

– Похоже, что мне придётся рассказать вам об этом. С прискорбием сообщаю: ваш дядя, Василий Альшевский, мёртв, – произнёс дворецкий, и на его глаза навернулись слезы.

Юноша опешил от услышанного и даже сделал шаг назад.

– Как это…мёртв? – спросил он.

– Пройдёмте в дом, вам все объяснят, – сказал слуга и, повернувшись спиной к гостю, направился внутрь.

Юноша лишь молча проследовал за ним.

До недавнего времени Василию Альшевскому принадлежала не только огромная усадьба, но и немалые земли вокруг, включавшие охотничья угодья, на которых любил порезвиться покойный хозяин. Его дом представлял собой трёхэтажное главное здание, от которого в обе стороны протянулись двухэтажные корпуса. Правая часть здания (собственно, восточное крыло) стояла голой и была выстроена по направлению к селу, где жили холопы Альшевского. Западное же крыло было длиннее, и его окончание скрывалось среди деревьев помещичьего леса.

Александр медленно шёл за Климентом, бесшумно ступая по теплым коврам, разостланным повсюду. Стены вокруг были украшены знакомыми с детства картинами, на которые юноша не обращал никакого внимания. Всё, что молодой офицер припомнил, это длинный подвал, расположенный аккурат под западным крылом, где он вместе с двоюродным братом вечно играл в прятки. Находясь в шаге от высоких дубовых дверей, дворецкий и Александр услышали звуки какой-то суеты. Войдя в большой зал, они увидели, как толстый мужчина с усами на лице пытался привести в чувства лежавшего на диване молодого человека. Грузный усач был никем иным, как дядей Александра – Богданом, родным братом Василия и Натальи. В юноше, находившемся без сознания, офицер узнал сына Василия – Ярослава, которого не видел уже много лет. В помещении было хорошо натоплено, что не мешало старухе, сидящей в самом конце комнаты перед огромным книжным шкафом, мерзнуть, всё сильнее укутываясь в пуховый платок.

– Прибыл Александр Аркадьевич Альшевский, – громко сообщил присутствующим дворецкий.

Богдан и старуха Амалья тут же обратили на вошедшего свой взор. В воздухе повисло недолгое молчание.

– Сашка! – радостно произнес мужчина и бросился навстречу племяннику.

Юноша только и успел, что сделать шаг навстречу толстяку. Он был рад увидеть знакомое лицо после смерти матери. Родственники крепко обнялись. Рослый усач был выше племянника, а потому ему не составило труда сжать в замок свои мослатые руки на его спине. Офицер почувствовал закрепленную на поясе кобуру. Вдруг очередной кусок воспоминаний ожил в памяти у юноши. Наталья упоминала в письме старшего брата, однако, говорила о нём исключительно в положительном ключе, поэтому Александр знал, что ему можно было доверять. Это обстоятельство прибавило живости другим воспоминаниям офицера. Он нередко проводил со своим «сибирским» дядей свой досуг. Несмотря на всю редкость и скоротечность их встреч, именно дядю Богдана юноша считал своим воспитателем – человеком, заменившим отца. Ещё ребенком он научился рыбачить и стрелять под бдительным присмотром этого усача, который, будучи закоренелым холостяком, уделял все своё внимание детям брата и сестры. Так или иначе, встречи их частыми не были.

– Ты уже знаешь, мой мальчик? – осторожно спросил мужчина.

– Да, – ответил шёпотом офицер и тут же услышал, как по лестнице, стоящей за углом, кто-то спускается.

– Так-так, а это кто? – вопросил долговязый незнакомец, остановившись перед семьёй Альшевских на одной из ступенек.

На тонком лице с высоким прямым лбом красовались небольшие очки, казавшиеся не очень практичными. Мужчина окинул всех присутствующих подозрительным взглядом исподлобья.

Климент тут же поспешил представить гостя: « Александр Аркадьевич Альшевский, племянник покойного Василия».

– Еще один племянник? – удивился мужчина. – Ну что ж, меня зовут Максим Иванович Вендль, я расследую гибель вашего дяди.

– Этот человек замучил Ярика своими вопросами, – сказал Богдан, смотря на лежащего без сознания племянника.

– Господин Альшевский, я не виноват, что ваш племянник столь впечатлителен, – отвечал полицейский на упрёк в свой адрес.

– А вы извольте не давить, а расследовать, – сказал усач громогласно, будто начиная выходить из себя.

– Как угодно, – произнёс Максим Иванович, – если позволите, я бы побеседовал с новоприбывшим, ведь вы, скорее всего, даже не успели посвятить его во все детали.

– Я ничего не знаю, – подтвердил Александр, подходя ближе к лестнице.

– Чудно, тогда прошу наверх, – сказав это, Вендль зашагал на второй этаж.

Юноша проследовал за ним, а дядя Богдан, вернувшись к дивану, продолжил приводить в чувство Ярослава.

Второй этаж западного крыла был отдан Василием Альшевским под бильярдный зал, где он собирался с друзьями, а порой выпивал и в одиночку. Недалеко от игрового стола находился и обеденный, за который полицейский присел, предложив место и допрашиваемому. На голой столешнице были разложены бумаги и стоял графин с чистой водой.

– Вы, надо полагать, прибыли на день рождения Василия Альшевского? – начал без лишних прелюдий свой расспрос Максим Иванович,

– Я собирался приехать на день рождения дяди, однако, можно сказать, моя цель изменилась, – немного нервничая, но не подавая никаких внешних сигналов, отвечал Александр.

– Почему же?