Комендантский час

В ответ на это инфантильный юноша прошёлся до крайней стены, отчитывая шаги. Посмотрев в упор на аккуратную кирпичную кладку, он вновь погрузился в раздумье.

Офицер решил разбавить обстановку и, присев на корточки возле одной из бочек, чтобы прочитать надпись о годе урожая, сказал, что гораздо более удивительным фактом является то, что Василий, всегда предпочитавший водку прочему спиртному, держал в своем имении целый винный погреб.

– Видимо, статус заставлял, – сказал Ярослав, а потом, помахав головой, обратил взор на брата. – Знаешь, Саша, а ведь все же я прав.

– Ты о чем?

– Комната меньше нужного. Длина зала над нами равняется 35 моим шагам, а здесь всего двадцать.

– Ты уверен? Хотя…. даже если так, то разве это о чем-то говорит?

Ярослав стал водить одной рукой по кирпичной кладке стены, пытаясь сосредоточиться.

– Ты помнишь, кем был мой учитель? – спросил вдруг он своего брата.

Александр помедлил с ответом.

– Тот высокий немец, Боже…. Как же его звали?

– Ларс ван Лагерхейн. Он был архитектором, и отец нанял его, чтобы строить себе имение.

– Точно! Ларс. Я помню, скорее, его наряд, чем его самого. К чему ты вспомнил о нем?

– Папа с раннего детства заметил, что я в учебе туговат, – Ярослав, наконец, отлип от подвальной стены, – но вот считал я неплохо. Ларс обучал меня алгебре, геометрии, черчению, и он же строил для отца Сарганово.

Брат стал приближаться к Александру.

– Может, я и в самом деле что-то позабыл. Быть может, оставшиеся воспоминания обманчивы, но одно я знаю точно: подвал не может быть короче комнаты над ним. Лагерхейн просто не мог так его спроектировать.

Когда Ярослав окончил говорить, он стоял в метре от офицера, который, выслушав брата, стал живо улыбаться, еле сдерживая смех.

– Тебя еще в детстве могли приковать к себе различные мелочи. Я помню, что ты ненавидел летнюю веранду, ведь когда мы садились обедать на ней, тебе не давали сосредоточиться звуки, доносящиеся из леса.

– Саша….

– А еще, – перебил юноша своего собеседника, – помню, как дядя Вася и дядя Богдан спокойно читали перед камином газеты, сидя в кресле, когда ты вдруг закричал, что твой отец слишком громко стучит пальцами по подлокотнику.

– Это совсем другое. То, что я сейчас пытаюсь донести, не плод фантазии. Это просто очень странно.

– Говоришь так, будто странностей вокруг мало.

Пламя одного из фонарей вдруг зашипело, и свеча погасла, прервав беседу. Ярослав вновь достал спички и прибавил окружению яркости.

– Ты ведь не думаешь, что кто-то мог убить мою тетю? – спросил у брата сын покойного.

– Я знаю, что она умерла своей смертью, – отвечал Александр.

Он не был врачом, чтобы утверждать это наверняка, но верил нанятым специалистам, как себе. Да и если бы у Натальи действительно были враги, а ее жизни грозила опасность, не связанная с болезнью, она бы не преминула рассказать об этом. Вряд ли на смертном одре ее заботило душевное состояние сына и точно так же сомнительно, что она хотела утаить от него нечто после раскрытия главной своей тайны. Письмо было для неё, скорее, исповедью. Она не могла положить конец мукам тела, а потому решила прекратить страдания души.

Ярослав тепло посмотрел на брата.

– Сочувствую твоей утрате. Если честно, я бы хотел, чтобы наша встреча прошла при иных обстоятельствах.

– Я тоже, братишка. Но не все так плохо. Мы с тобой прежние, дядя Богдан тоже.

– Знаешь, он все еще носит с собой два пистолета, – усмехнулся брат Александра.

– Думаю, теперь он будет носить все три.

Парни рассмеялись, но, когда смех стих, тишина обнажила неловкость момента.

– Ты, наверное, хочешь спросить меня о том, что сказала эта бессовестная старуха, – пробормотал Ярослав.

– Честно говоря, я даже не уверен, хочу ли знать об этом.

– Ты уже все знаешь, – сказал юноша, опустив голову. – И теперь узнают все.

– Если проблема лишь в этом, то мы легко убедим людей, что Амалья больна и давно не в своем уме.

– Наши люди привыкли верить слухам.

– Значит, пустим слух, что удалее тебя нет в нашей округе обольстителя.

Александр похлопал брата по плечу, и оба вновь рассмеялись.

– Это, может, и сработает.

– За что старуха ненавидит тебя?

– Она видит во мне продолжение отца, и тот тоже его видел. Распутность у нас в крови. Но отец смог перебороть себя.

Услышав это, Александр нервно сжал руки в кулаки, однако не стал ничего говорить.

– Он считал, – продолжал Ярослав, – что все это вызвано отсутствием впечатлений – малым житейским опытом! Сначала он полагал хорошей идеей отправить меня в город, но позже заключил, что он лишь сильнее развратит мой дух. Из-за этого послал меня за границу. Однако его надежды не оправдались.

– И теперь ты ненавидишь нашу бабку так же, как и она тебя?

– Для ненависти нужна энергия, а у меня ее нет. Поэтому я лишь презираю. Честно говоря, последнее время меня будто терзало дурное предчувствие. Я не спал ночами, а когда засыпал, видел перед глазами кошмары. Наяву стали появляться видения.

– Видения?

– Галлюцинация, плод странных фантазий. Честно говоря, я видел такое лишь раз.

– Что же это было?

Лицо Ярослава приняло задумчивый вид, но через несколько мгновений он собрался с мыслями и поведал, что однажды ночью, не далее недели назад, он не мог уснуть, несколько часов ворочался в постели, пока не решил, что свежий воздух – лучшее лекарство от бессонницы. Одевшись, он вышел на задний двор имения. Оглядев безжизненные окна дома, он стал не торопясь прохаживаться под ними. В какой-то момент, обогнув скамейки и фонтан, молодой человек приблизился к голому лесу и стал бродить среди его деревьев. Вдруг вдалеке он приметил какие-то огни. Их было три, и они, горя ярко, порой сливались воедино. Они были в лесу неподалеку от левого крыла. В какой-то момент они пропали с горизонта, и юноша, решив, что прогулок в ту ночь было достаточно, направился к себе в комнату.

– Послушай, а ты не принимаешь никаких лекарств? – спросил офицер.