Бьеркезундская легенда
Андрей Угорский
Бьёркезунд – место действия книги, ее герой, наравне с финскими рыбаками, немецкими подводниками, советскими моряками. Они родились и жили в разных странах. Война свела их на берегах Бьёркезунда. Это семейная хроника, журнал боевых действий, психологические портреты, приключенческая интрига. В основе сюжета реальные исторические события и герои. Он развивается на протяжении 80 лет, перенося читателя из одной страны в другую.
Бьеркезундская легенда
Андрей Угорский
Редактор Михаил Морозов
Дизайнер обложки Александр Грохотов
© Андрей Угорский, 2021
© Александр Грохотов, дизайн обложки, 2021
ISBN 978-5-0055-2379-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От автора
Уважаемый читатель. Открыв эту книгу, ты сделал шаг к малоизвестным событиям прошедших Зимней и Великой Отечественной войн. В основе сюжетов лежат реальные исторические события и реальные герои, многие из которых остались под своими настоящими именами. Их имена по соображениям достоверности и памяти, я решил не менять. Имена этих людей можно и сегодня найти на бронзовой плите монумента на Лютеранском кладбище в Кронштадте, на гранитных плитах братских могил в Выборге и на Киперрорте. Надеюсь, сюжеты книги позволят вам по новому взглянуть на историю нашей страны, на судьбы тех, кто остался в том времени навсегда.
Хочу поблагодарить моих друзей, оказавших помощь в создании этой книги. Особую благодарность хочу выразить моему школьному другу Михаилу Морозову за редакторскую работу над текстом, а так же моим единомышленникам Кулик Наталье Михайловне и Кулику Леониду Николаевичу за корректорскую помощь и критические замечания.
1. Примиренные смертью
Письмо
Умереть в восемнадцать лет. Какой абсурд. Не поняв этот мир, только слегка ощутив красоту и прелесть жизни. Когда только начинаешь чувствовать, что-то понимать, и вдруг финал. Что думает человек, расставаясь жизнью в таком невероятно юном возрасте? Попав в обстоятельства фатальности финала своей, такой короткой, жизни. Понимая, что смерти не избежать и она совсем близко…
В конце девяностых началась эпоха снятия секретности с некоторых военных документов. Совершенно случайно в мои руки попало письмо. Точнее, это была копия полуистлевшего письма, найденного в носовом отсеке погибшей немецкой подлодки U-250. Летом сорок четвертого, спустя несколько недель после гибели на выходе из пролива Бьеркезунд, ее подняли. Ее вскрыли в Кронштадте в сентябре сорок четвертого года. Там в носовом отсеке среди мертвых тел немецких подводников было найдено это письмо. Оно пролежало в архиве Балтийского флота более пятидесяти лет. В оригинале оно было написано на пожелтевшем листе, вырванном из журнала радиодонесений немецкой субмарины. Химический карандаш, расплывшиеся буквы, местами исчезающие части слов, написанные умирающим в задыхающемся отсеке человеком. Несмотря на частично потерянные буквы и слова, в конце письма четко читаемая подпись: Рудольф Пауэр.
Операция подъема подлодки сама по себе была подвигом наших моряков и водолазов. Она проходила под жесточайшим артиллерийским огнем и налетами люфтваффе. В ходе этой операции погибла группа водолазов и моряков Балтийского флота. Подлодку отбуксировали в Кронштадт с целью изучения новейших достижений в кораблестроении Германии. Полученные сведения были использованы для создания знаменитых подводных лодок проекта 613, а также первых самонаводящихся советских торпед.
Тела немецких подводников были захоронены на старом лютеранском кладбище в Кронштадте. Более сорока лет это кладбище и захоронение подводников зарастали травой и стирались из людской памяти.
В середине восьмидесятых с ветром перемен стала возвращаться человеческая память. Благодаря Народному союзу Германии по уходу за военными могилами захоронение было восстановлено.
В девяносто восьмом после восстановления текста письма и перевода с немецкого я отправился на лютеранское кладбище в Кронштадт. На огромном валуне бронзовая плита с сорока шестью немецкими именами и с именами двадцати человек экипажа морского охотника МО-105. Сто пятый был торпедирован U-250 незадолго до своей гибели.
Среди немецких имен – Рудольф Пауэр. Дата рождения – восьмое января двадцать шестого года. Именно его письмо оказалось в моих руках. Письмо восемнадцатилетнего немецкого мальчишки, оставшегося лицом к лицу с неминуемой смертью. Именно оно стало для меня стержнем истории, которая не давала мне покоя долгие годы. Среди имен экипажа охотника есть одно, о котором удалось кое-что узнать. Но об этом позже.
Рудольф из Кельна
Мимо старой кельнской ратуши шел светловолосый мальчик. Строгие взгляды каменных королей и почетных граждан города преследовали его со стен. Это были высеченные в камне статуи. С детства ему казалось, что они смотрят на людей своими неподвижными глазами и что-то думают о прохожих своими каменными головами. Иногда он испытывал настоящее неудобство под их взглядами. Мальчика звали Рудольф. Когда дела в школе были не очень или совсем не очень, ему приходилось придумывать оправдание. Не успел подготовиться к уроку математики, помогал отцу месить тесто или выкладывать хлеб из печей. Или что-нибудь в этом роде. Больше всего он боялся строгого взгляда архиепископа Хильдебольда. Проходя мимо западной стены ратуши, он старался не смотреть в его сторону. Ему казалось, что первый кельнский епископ видит его насквозь. «Иду помогать отцу», – как бы в свое оправдание говорил Рудольф, пряча от статуи епископа глаза. После школы он всегда заходил в отцовскую булочную. Надо было носить только что испеченный хлеб и булочки из пекарни на прилавки. Это было пиковое время торговли, родителям требовалась помощь.
Пекарня Германа Пауэра, отца Рудольфа, находилась в цоколе старинного дома в ганзейском квартале, недалеко от городской ратуши Кельна на Марсплац. Отец с молодым помощником Паулем закладывал хлеба, батоны и булочки в печь затемно, чтобы постоянные клиенты ранним утром получали теплый, ароматный, с румяной корочкой товар. Рудольф всегда забегал в пекарню перед школой с одной целью – вдохнуть запах свежеиспеченного хлеба. Он отламывал мякиш, чтобы зажевать его на ходу, накрыв припасенным куском колбасы с маминой кухни. Это было непередаваемым удовольствием.
Перед войной в тридцать девятом, когда ночные факельные шествия нацистов стали обыденностью, он впервые увидел эту девочку. Она зашла в булочную отца по соседству с пекарней в сопровождении матери, высокой и стройной женщины, фрау Зильберман. Бэла, так ее звали. На ней были замшевый коричневый пиджак поверх льняного сарафана и гольфы на длинных стройных ногах. Ее черные густые волосы, заплетенные в две косы, и карие глаза контрастировали с обликом матери, светловолосой немки с арийской внешностью. Бэла была похожа на отца. Она была мишлингом первой степени, ее отец Наум Зильберман – чистокровный еврей. Бэла была яркая и красивая. Ее стройная фигура, доставшаяся от матери, делала девочку объектом внимания мальчишек старого ганзейского квартала. Рудольф, которому шел четырнадцатый год, разглядывал ее, расхаживающую по булочной.
Стараясь быть ненавязчивым, Рудольф произнес:
– Не желает ли фрейлин кельнские булочки с маком?
– Желает, – последовал ответ. Карие глаза Бэлы засияли в улыбке.
– Давай лучше возьмем с сыром, эти слишком сладкие, – вмешалась мать Бэлы.
Рудольф, замещавший после школы отца в булочной, пошел в наступление.
– Возьмите и тех, и других, а еще вам понравится рулет с яблоками. Он испечен полчаса назад. Возьмите, вы не пожалеете.
Но строгая фрау Эльза Зильберман взяла хлеб и булочки с сыром.
Когда фрау с дочерью уходили, Рудольф наспех завернул рулет в бумагу с эмблемой пекарни и, догнав Бэлу, вложил ей в руку пакетик с еще теплым яблочным рулетом.
– Это вам, нашему, надеюсь, постоянному клиенту. Возьмите это бесплатно. Несмотря на строгий взгляд матери, Бэла взяла пакет и почувствовала свою руку в руке Рудольфа.
– Приходите к нам еще, у нас самый свежий и вкусный хлеб в Кельне, – сказал он, не отрывая от Бэлы глаз.
Вернувшись за прилавок булочной, он увидел отца. Он только вышел из пекарни. Засученные рукава рубахи, рукавицы и розовое лицо с каплями пота.
– Что, нравится эта полукровка?
Рудольф не ответил.
– Ее отец еврей, он был одним из богатейших ювелиров Кельна. Владел двумя магазинами. Он один из тех, кто выжимал деньги из простых немцев, которые строили Германию! Из таких, как мы с тобой, понимаешь, Рудольф?!
– Что с ним сейчас?
– Год назад его отправили в лагерь для евреев. Туда, где всем им место.
– Отец, что плохого он тебе сделал?
– Фрау Зильберман, она настоящая немка. Я помню ее девочкой, красивой и умной, тогда она была еще Эльзой Кехлер. Она связала свою жизнь с евреями. Теперь она платит за это очень высокую цену.
– Отец, я много раз слышал, что евреи виноваты во всех наших бедах. Но мне трудно понять, почему их надо гнать из страны и тем более уничтожать?! Лишь только за то, что они богаче большинства немцев?!
– Рудольф, двадцать лет назад, когда я был таким, как ты, немецкий народ был унижен. Наш фюрер поднял немцев с колен, он возродил Германию. И теперь наш тысячелетний рейх ждут процветание и победа! А жидомарксисты, они мешают нам на этом пути. Надеюсь, ты понимаешь это. И нечего пялиться на эту полукровку. Она мишлинг и только благодаря арийской крови своей матери свободно живет среди нас.
Рудольф, стиснув зубы, сдержался. После слов отца внутри стало как-то пусто. Он вспомнил теплую руку Бэлы. Тут он увидел лицо матери. Она подошла и стала гладить его светлые волосы, прижав голову к себе. Ему показалось, в ее глазах был ответ на вопрос, так больно вцепившийся в душу мальчика.
– Да плевать я хотел на все это, – тихо сказал он. Рудольф и раньше не очень понимал всех этих теорий о гордости и величии нации. Да неинтересно ему было все это. Бэла с ее лучистыми карими глазами под черными ресницами стала для него важнее всего на свете.
Через несколько месяцев началось вторжение в Польшу. Англия и Франция объявили Германии войну. По городу проходили колонны людей, поддерживавших великого фюрера, они выкрикивали лозунги во славу нации. Дух возрождения рейха сковывал одной цепью умы людей, поддавшихся самой простой объединительной идее. Идее ненависти к другим людям. Отец был призван в вермахт. Младшему брату Вальтеру исполнилось шесть лет, и мать отдала его в церковную школу, где идеи национал-социализма обходили стороной души многих учителей и учеников. Все хозяйство пекарни легло на маму, семнадцатилетнего работника Пауля и Рудольфа. Теперь ему приходилось вставать в пять утра, чтобы помогать закладывать заведенное накануне тесто по печным формам. Каждый день, возвращаясь из школы в булочную, он ждал, когда придет Бэла. Раскладывая теплые булочки на прилавок, он смотрел в окно, ожидая ее появления.
Несколько раз она приходила одна, без матери, и тогда Рудольф рассказывал ей о премудростях приготовления вкусных булочек и хлеба. Однажды он пригласил Бэлу в пекарню и показал ей, где и как мама заводит тесто. Он долго любовался ею. Она была несколько скована, видимо, комплекс происхождения подавлял ее. Но старалась не подавать вида. В какой-то момент Рудольф оказался очень близко к ней. Две косы густых темных волос спускались на грудь девушки. Черные ресницы ее темно-коричневых глаз и такие же черные дугой брови. На какое-то мгновение его охватило волнение, он не мог говорить, просто стоял и смотрел на нее. С этого момента каждый день Рудольф испытывал радость от присутствия Бэлы в этом мире.