Лучшее лето в жизни

Турель едва слышно стрекотала, словно находилась в нетерпении, но луч целеуказателя не дрожал.

– Тиро, будь храбрым, – сказала Дикки.

– Да, – сказал я, но не пошевелился.

Почему-то мне подумалось, что «Бертран-А» – умная турель и будет стрелять по жизненно важным органам, поэтому умру я быстро. Может, даже мгновенно. Прекрасная смерть для выращенного в инкубаторе, если подумать.

– Тиро.

Лицо Эвер Дикки Хансен показалось из темноты. Повисло в воздухе как китайский фонарик овальной формы.

– Сделай шаг, – попросила она.

– Хорошо, – сказал я.

– Пожалуйста.

Вроде бы чего проще – отставить ногу в сторону? Но в такие моменты ты часто споришь с собственным, одеревеневшим от страха телом, и в голове проносится: сейчас… нет, сейчас… вот сейчас… И нога у тебя словно бы чужая, механическая, заржавела, растеряла контакты, ни согнуть, ни подвинуть. «Йокики»-нога.

Но я все же справился до того, как Дикки окликнула меня в третий раз. Совсем уж, простите, был бы позор. Качнулся, выдохнул, шагнул. Не знаю даже, как не зажмурился.

– Еще, Тиро, – сказала девушка.

– Вправо?

– Опять влево.

Второй шаг дался мне легче. Турель держала меня «на мушке», отслеживая перемещения лазерным лучом.

– Теперь вправо, – попросила Дикки.

Я шагнул вправо.

– Присядь.

Я присел. Метка «Бертрана-А» ни разу не сорвалась с моей груди, прыгнув на плечо или соскочив на живот.

– Теперь отступи.

Я вышел за порог спальни. Луч тут же погас.

– Так лучше? – спросила Эвер Дикки Хансен.

– Да, – ответил ей дроид.

– Калибровка закончена?

– Надеюсь, вторую турель вы оттестируете таким же образом.

– Разумеется. Свет, – сказала Дикки.

По периметру спальни вспыхнули гроздья крохотных, но ярких фонариков, словно плывущих по воздуху у потолка. Я увидел кровать, застеленную пышным золотистым покрывалом. Еще было много подушек и синтетических цветов. Кавайно, в общем.

Эвер Дикки Хансен сидела на краешке. Жакет она сняла, и под тонкой блузкой у нее не было лифчика. Я видел, как бугрится сосок. Кэширо стоял у стены, на которой волновалось анимированное цветочное поле. От порога под кровать убегал полосатый ковер. В стороне была развернута угловая панель с косметическим аппаратом.

Турель пряталась в тени под панелью. Не сразу и заметишь. Классная маскировка. А второй «Бертран-А» еще только ждал своего размещения. Из ящика он был уже вынут, но пока не активирован и стреножен – опорные штанги перехватывали пластиковые ремешки.

– Я вам больше не нужен? – спросил Кэширо.

– Нет, – сказала Дикки.

Она была задумчива.

– Я буду ждать у номера.

Дроид поклонился и прошел мимо меня.

– До свиданья, Тиро Макемаси.

– Ага, – сказал я.

Эвер Дикки Хансен, словно ожив, обратила на меня внимание.

– Тиро, подойди, пожалуйста, – сказала она.

Я покосился на тень, в которой, должно быть, с нетерпением, чтобы включиться, ждала моего шага автоматическая турель.

– Ты боишься? – спросила Дикки.

– Нет, – сказал я.

– В чем же дело?

Эвер Дикки Хансен посмотрела на меня. У нее были загадочные глаза. Раньше голубые, теперь они отсвечивали зеленым, а ободок радужки был желтым. Кажется, по самому краю ободка бежали строчки уникода.

Импланты!

– Разумная осторожность спасает жизнь, – сказал я и шагнул к кровати.

– Это откуда? – спросила Дикки.

– «Из желтой тропинки к смерти».

– Сенэн-сериал?

– Ага. Сто двадцать четыре серии.

Эвер Дикки Хансен хлопнула ладонью по покрывалу рядом с собой.