Лучшее лето в жизни

– Тиро… – сказало солнце, и мне показалось, будто челку мою обмахнули ласковой рукой. – Дело же не в том, какой ты.

– А в чем? – прошептал я.

– Дело в том, готов ли ты это не замечать.

– И что тогда?

Жар солнца усилился и стал едва терпимым.

– Тогда, – услышал я, – все может измениться.

– С чего вдруг?

– Просто твои заторможенные, ошибочно сведенные процессы сами потекут в правильном направлении. Только пожелай.

– Хорошо.

Я зажмурился. Я обхватил солнце, чувствуя, как жжет кожу, как облезает нос, как трескаются губы.

Ох, какое оно было тяжелое!

– Выше, Тиро, – потребовало солнце.

Я подсел и взвалил его на грудь. Подо мной затрещала ступенька. Потом треск прекратился, но я понял, что в любой момент мы можем полететь вниз.

– Выше!

Я поднял солнце над головой и сделал шаг с опасной перекладины.

– Видишь? Видишь? – обрадовалось солнце. – Выше!

Ресницы и брови мои сгорели. Я ощущал, как огонь, сожрав волосы, лижет череп. С угрозой переломиться похрустывала спина.

– Толкай! Толкай, Тиро! – закричало солнце.

Я закричал в ответ.

И толкнул. Солнце. Свет. Матрас.

Несколько минут я лежал без всякой мысли в голове. Просто лежал, смотрел в потолок, и сон словно упаковывался во мне, покалывал, вспыхивал тайм-кодом, подтягивал края. Наконец уложился и погрузился куда-то вглубь.

Странный сон. Второй за одну ночь. Я подумал, что этот сон, пожалуй, можно будет без опаски пересказать ребятам. О первом, про Каваду и арти-цуму, лучше не распространяться. А еще лучше и вовсе забыть. В памяти закопать, надпись написать… Нет, без надписи. Но как забудешь?

«Я хочу спросить тебя, Кэтсу…»

И еще. Я ведь смотрел на Сибиллу глазами Кавады. Если у Кавады был в голове сопроцессор, и он вел запись, то она как-то…

Понятно, что глупость несусветная, но, допустим, эту запись из мозга мертвого Кавады кто-то выкрал, спрятал в компиляторе, откуда муниципальные дрим-проекторы берут сюжетные трассы, типовые анимодели, рекламные стикеры…

Бред какой! Да-да, это было послание. Послание! И предназначалось оно именно мне, Тиро Макемаси. У-у-у! Не ведись на поводу у длинноногих электронных ниньо, парень! Они, чуть что, берутся за нож!

Я фыркнул. С шелестом ушла вверх шторка, закрывающая окно на ночь. Утренний зябкий свет проник в комнату. Крупицы микропластика заискрились, затанцевали в воздухе. Робот-пылесос покатился по направляющим, и его телескопический раструб принялся любопытно, с тихим присвистом тыкаться в углы, пазы и ниши. Зашипела ультрафиолетовая станция, стреляя в пространство пучками голубых лучей.

Пора вставать!

Мне вдруг с улыбкой подумалось, что ночными снами, вообще, заморачиваться не стоит. Ничего они не значат. Они, извините, были вчера. А сегодня – сегодня. Новый день. Что там произошло в прошлом, уже не важно. Скоро я вновь увижу Эвер Дикки Хансен. Вот что имеет значение.

Чип-процессор подсказал время: шесть часов тридцать минут. Стена под кухонной вытяжкой и скругленными, подбивающими потолок шкафчиками протаяла в экран. Включился звук.

– …городские программы трудоустройства и помощи в поиске работы позволят жителям не только повысить свой индекс рабочей полезности, но и попасть в списки соискателей мест от самых привлекательных корпораций и производств…

– Другой канал, – сказал я, сбрасывая одеяло.

Экран мигнул. Вместо студии с диктором на нем возник микрорайон, составленный из семи небольших зданий. Здания были отделены друг от друга газонами и тонкими рыжеватыми червячками кирпичных стен. Дрон снимал с высоты, наверное, в двадцать, а то и в тридцать юри. Серые дорожки пересекались под прямыми углами. Часть крыш темнела солнечными панелями.

Детские качели. Беседки. Овалы бассейнов. Брызги деревьев. Богато люди живут, богато, ничего не скажешь.

Дрон летел медленно. Дома появлялись по очереди, вползали в объектив камеры и казались игрушечными. Стелился прозрачный дымок. Первые два дома. Робо-таки на углу. Вторые два дома.

Я уже хотел поменять канал, как за гирляндой фонарей потянулось продолговатое горелое пятно, окруженное остатками стен, будто гнилыми, черными зубами. По пятну как не в себе бродили люди в полицейской форме, синих фуражках, в отдалении лежало тело, накрытое простыней.

Аккуратно переступая шестью тонкими металлическими ногами, изучал пожарище робопаук, находящийся, видимо, под управлением джинкочи-следователя. Из заехавшего на тротуар пожарного фургона к остаткам стен тянулся желтый рукав.

Полоса внизу экрана обозначала микрорайон как Мириоку.

– …годня ночью, – донеслось до меня.

Я даже тряхнул головой. Что это со слухом? Но нет, дальше речь теледиктора полилась без запинки.

– По данным камер наблюдения происшествие случилось в три часа ночи. Пожар вспыхнул внутри дома, предположительно, в районе кухни, и уничтожил его практически за несколько минут. Ни управляющий джинкочи, ни смарт-системы пожаротушения в виду скоротечности возгорания должным образом отреагировать не смогли. Один человек погиб. Личность погибшего сейчас выясняется.

Экран мигнул рекламной заставкой. Неуклюжий коричневый монстр пританцовывал под музыку и призывал принимать сироп «Мазимо» от пищевого отравления. В конце клипа на него падала огромная сиреневая капля.

Мириока – это ведь северная городская окраина, подумал я. И соседствует с Хансо-Хансо. Есть ли здесь связь? Впрочем, поразмышлять об этом мне не удалось. Воздушный душ был по умолчанию отрегулирован на экспресс-помывку, чтобы не тратить драгоценную энергию сверх лимита, поэтому, в душевом «стакане» все посторонние мысли мои растворились под колючими потоками обжигающе горячего воздуха. «Стакан» был звуконепроницаемый, поэтому я, прижимая ладони к паху и зажмурив глаза, орал во все горло. Наверное, так себя чувствовал заживо свежуемый человек.

– Всегда! – орал я. – Хочешь жить – вставляй «Кемуру»! О-о-о! Жизнь тяжела и мучительна, я знаю ей цену! Бальзам «Хмель Дадзая», ваша кожа… И-и любые суперспособности! У-ух! Традиционные банные халаты–басуробу «Объятие Касимы»! Да-да-да! О-о! Наш звездный флот еще ответит…

И тому подобную чушь.

Зато когда на разгоряченное, исхлестанное воздухом тело душ в завершающей фазе напылил очищающую, прохладную пенку, вот это было блаженство! Короткое и острое! Светлый миг на вершине мира!