– Ну, это как бы достопримечательность района, – сказал я. – На Тойдеканн свозят всякую нераспроданную или устаревшую технику для переработки со всего города и окрестностей. Робо–таки тоже, бывает, появляются, но они долго не задерживаются, их сразу отправляют в комплекс на искусственной косе на переплавку.
– А попасть туда можно? – спросила Дикки.
– На Тойдеканн? Ну, сейчас вряд ли, – сказал я, вздохнув. – Там этап уплотнения, сама, наверное, видишь.
– Вижу, но завтра или послезавтра…
– Ну, как Дзионкай один останется.
– А–а… Это робоохранник?
– Ага.
– Ладно, Тиро, до завтра, – сказала Дикки.
– Приятных снов, – сказал я.
– Смотри, не затягивай меня в свой сон!
Дикки рассмеялась и оборвала соединение. А я подумал, что, приснись мне Дикки, я бы, наверное, запутался в отношениях с ней настоящей. Ведь если каждую ночь ты с девушкой ходишь под руку по городским районам и, защищая ее, бьешься с тысячами бойцов ол-гурэнтай, а потом вдруг оказываешься на необитаемом острове и обнаруживаешь после бури ее без сознания и почти без одежды на берегу…
Ох, мне было бы тяжело отделить придуманную жизнь от действительности, поцелуи от не-поцелуев, долгие душевные разговоры от коротких нейтральных реплик, смех от молчания, а тесные объятья в постели от случайных прикосновений.
Я бы сошел с ума.
Или попытался сделать так, чтобы придуманный мир хоть немного сблизился с реальностью. Что ничем не лучше сумасшествия.
Потому что это оно и есть.
Я вздохнул, перемял матрас, только-только подстроившийся под мою позу, зашел в арти-сеть и загрузил последние рекомендованные обновления для аплинка и чип-процессора. Перед глазами побежали строчки лицензионных соглашений, в которых, как сказал нам Сютун, весь риск при сбоях и нестабильной работе приложений, подписываясь, брал на себя конечный пользователь.
Ответственность корпораций и программных джинкочи наступала только при целом ряде определенных условий, буквальное следование которым было почти невозможно. Например, нужно было не только иметь чип-процессор, в начальные заводские настройки которого ни разу не вносились изменения (ха-ха, попробуйте это с регулярными обновлениями), но и доказать, что попутные программы сторонних разработчиков совместимы с модификацией прошивки, не замедляют ее работу, а также не влияют на стабильность и адекватность работы иных приложений.
В общем, хотите зарубиться с корпоративным юристом-джинкочи – вам сюда. Мне же было плевать. Я принял соглашение, мельком прочитав, что «…обязуюсь не использовать продукт на сторонних чипах…». Интересно, как они это себе представляют?
Обновления были чисто косметическими, добавились шрифты, видоизменилась оболочка, в аплинк повесилось небольшое текстовое расширение. Теперь текст в сотню знаков и три строчки помещался в «окошке» гаджета полностью. Как любил кричать Цоцемун из манги «Радикальные ребята»: «Алилуйя!».
То есть, слава всем известным богам.
Я позависал в сети, почесал языком на знакомых кластерах, посмотрел десяток прикольных видео и анимаро, что-то отметил, что-то поместил в закладки, поставил оценки обновлениям и приложениям-спутникам, спонсорам, сопровождающим организациям, фондам содействия, рекламе супа и лапши, рекламе синтетического мяса, проверил объем свободной памяти, запустил тихую очистку навалившейся, непрошенной фигни, что сопровождала любой выход в сеть, наконец, где-то около получаса поиграл в «Таинственный рейд» и заработал на этом три йены.
Честно говоря, даже устал.
Вроде лежишь, как мертвый робо-таки без батарей, с развернутым в голове мультиплексом, только глазными яблоками по привычке двигаешь, а выматываешься никак не меньше, чем поднимаясь на Башню Огитори. И мышцы болят, и думать ни о чем не хочется. И в горле еще пересохло.
Из-за горла мне пришлось встать и добраться до вмурованной в стену холодильной камеры, где своей участи дожидалась припасенная бутылка «До-Юй». Я вскрыл ее и с наслаждением в несколько глотков ополовинил. Ф-фу! Полегчало.
При сильной жажде, конечно, можно воспользоваться и водопроводной водой, но она уж слишком отдает химикатами. Кислая, и щиплет на языке. То есть, на любителя.
Я лег снова, поставил «До-Юй» на полку у изголовья и какое-то время возился с дрим–проектором. Выбирал предпочтительный сценарий. Ну, там, убийцы, погони, девушки из «Мохнатки». В муниципальных домах пользование дрим-проектором обязательно. Его даже выключить нельзя.
Как только тета- и дельта-ритмы твоего мозга фиксируются датчиками, дрим-проектор начинает воздействовать на подкорковое пространство. По информации, что любому можно выловить из сети, в первое время дрим-проекторы использовались для терапии бессонницы и навязчивых состояний, потом государственные структуры попытались приспособить их для кодирования и даже программирования людей, но у них ничего не вышло, и технологию разрешили для бытового применения.
Многие теперь и заснуть без них не могут.
А обязательными применение дрим-проекторов сделали потому, что в муниципальных домах их установку оплачивает консорциум производителей. Если вы думаете, что консорциум делает это по доброте душевной, то вы, наверное, живете на Хансо–Хансо и йены на своем счете не считаете. Иначе такое незамутненное представление о мире вокруг я объяснить не могу.
Все дело, конечно, в рекламе, которую консорциум вкладывает в сновидения. Как ты во сне ни крутись, а десяток товаров или услуг тебе придется в нем или увидеть, или пощупать, или использовать. Не знаю, как все работает, но в сети полно информации, что все это связано с тем, что у каждого рекламного продукта высчитывается волновая характеристика, которую «буквально» можно подсадить в мозг, синхронизируя ее с ритмами сна. То есть, тот же лимонад «До-Юй» во сне вдруг незаметно оказывается у тебя в руке, пока ты, допустим, сходишь по ступенькам в самый престижный ночной клуб города. Или, например, когда ты сбегаешь по лестнице со сногсшибательной полуголой красавицей на руках, спасая ее из лап ол-гурэнтай или, круче, от самих «боевых макё», то волосы ее непременно пахнут шампунем «Шисейдо», а на коленях она держит большеглазого робо-песика от «Коэну».
Потом тебе, понятно, хочется такого же песика.
Разумеется, у каждого спящего графики тета- и дельта-ритмов различны даже день ото дня, поэтому все домовые джинкочи подправляют волновые характеристики индивидуально, зарабатывая себе на этом небольшие премии.
Таков наш мир.
Ладно. Я позевал. Чувствуя, что уже засыпаю, разделся совсем, несколько секунд взбивал ногами одеяло, потому что мне казалось, что так оно теряет в колючести, потом повернулся на бок и сказал себе, что Эвер Дикки Хансен никогда не пожалеет, что я буду с ней рядом. Никогда.
Мне стало так сладко, что я причмокнул. А еще я подумал, что было бы все-таки здорово погулять с ней во сне без оглядки на то, что она выдуманная. Жалко, что дрим–проекторы не могут втиснуть тебе в подкорку реальных людей. Что твое, то твое. Сам сни. Как можешь, как помнишь.
Жалко.
На этом я уснул.
В анимаро, в рекламе и вообще в видео, где хоть как-то фигурировал изумительный Хансо–Хансо, часто, как визитную карточку, показывали фешенебельные апартаменты–люкс в вознесшихся надо всем городом высотках. Похожие на стволы бамбука, в кольцах обзорных галерей, дома парили над суетой и над облаками.
В моем сне я обитал там.
Возможно, я был не одинок. Я думаю, каждый второй житель города владел недвижимостью в Хансо-Хансо, не просыпаясь. Самые отчаянные, пожалуй, имели смелость объявить себя хозяевами города. Но это ладно, сон же.
Я тоже не был сторонником скромности.
Окно моих двухуровневых апартаментов занимало целую стену. Люди, как предполагалось, существовали где-то внизу. Там же, ну, может, чуть выше, реяли рекламные дирижабли и сыпался микропластик.
Мне же доставался солнечный свет. Я валялся в постели под тонким белоснежным одеялом и чувствовал ласковое тепло не затененных фильтром лучей на щеке. Ах, надо было вставать! Дела, дела, дела. Я вроде бы имел отношение к одной из корпораций. Нет, простите, я был вице-президентом «Денши Кан», корпорации, чьи исследования в области искусственного интеллекта вывели ее в лидеры индустрии.
Мне было семьдесят семь, но выглядел я на сорок. Мне шло. Правда, членов правления не миновало поветрие радикального омоложения, и среди великовозрастных двадцатилетних мальчишек я все равно смотрелся старшим товарищем. Мне даже шутливо кланялись, сложив ладони: «Кавада-семпай… Рады вас видеть, Кавада-семпай… Вы очень хорошо выглядите…»
Я смеялся.
Было только немного странно: какой я Кавада? Я не Кавада. Или Кавада? Или мальчишка, что видит сон?
– Кэтсу.
Появление Сибиллы заставило меня выкинуть глупые мысли из головы. О, Сибилла! Тонкая, изящная ниньо! Моя мечта. Она была только что из-под душа, и капельки воды сверкали под солнцем на ее светлой коже. Нагота ее манила к себе. Мой взгляд неуправляемо скользил в низ плоского живота. Я направлял его вверх, но не мог справиться с силами тяготения. Какой ты старик, Кавада?
– Кэтсу. Хватит.
Сибилла разозлилась. Поджав губы, она посмотрела на меня в упор, и тогда стало видно, что правый ее глаз слегка косит. Совершенное несовершенство!