Erase my memory. Сотри мою память

Останавливало ли меня это?

Ни в коем случае.

Меняющий её трек «Oxbow B» слился с ветром и, превратившимся из дождика, ливнем. Наслаждение, испытываемое мною, не выразить никакими эпитетами, даже необъятного и великого русского языка. Насколько же это чудесная композиция, несущая своё ни на что не похожее настроение. Мурашки от времяпровождения под прослушивание каждой секунды этого трека, впитывая капли неба, были просто неописуемо чувствительными. Хотелось просто стереть свою память, чтобы освободившееся место, заполнить воспоминаниями только этого вечера, пропитанной этой композицией.

В конце этого трека ливень немного стих, выглянуло ненадолго солнце, что, на удивление мне, заставило меня улыбаться. Солнечные ванны, сквозь призму могучих туч, были особенно приятны, будучи обмокнутым влагой неба. Но я прекрасно ощущал и предвкушал вихрь неба, который начнётся вот-вот и даст мне новый эмоциональный всплеск от гнева неба.

Композиция «Upside Down Cops» вновь пригнала тучи, выгнала вон улыбающееся солнышко, и погрузила меня в очередную яму самокопаний. Я продолжал млеть от каждой прожитой ныне секунды. Хорошие эмоции, переживаемые в конкретное время, способны уничтожить негативные оттенки даже в самых плохих, прожитых тобой, ситуациях, что я и наблюдал тогда. Прослушав эту композицию наполовину, я включил легендарную песню «Acid Rain», улыбнулся, и будто тумблером, выключил разыгрывающуюся рефлексию и понял, что, как говорил «Хаски» – «Это всё *уйня». Расправив свои крылья вверх, и касаясь ими неба, я понял, что всё у меня будет хорошо. Цели и планы на жизнь, основывающиеся на улучшении мира и человечества, обязательно сбудутся.  Когда энергия эйфории кончилась, включились неприятные мурашки, кричащие о том, что мне пора домой. И я ушёл.

Цвет мокрой на фоне дождя травы был тёмно-зелёный, который мне всегда нравился. Тёмные тучи создавали прекрасную цветовую палитру вокруг. Даже при условии холода в теле, желания уходить со свежего воздуха не было. Хотелось просто включить полнейшее безразличие к, возможно, плохому будущему, вызванного простудой от холодного дождя, однако ноги сами вели меня домой. Я шёл по скрипучим лесенкам в сенях, звук которых иногда усиливался звуком грозы. Открыв дверь в уже жилое помещение, меня вновь поглотили приятные ощущения, вызванные очередной гаммой цвета мебели и стен в полумраке, с едва проскакивающим иссиня-белым светом неба, попадающим в дом из окон. Брата, к счастью, дома не было. Одежда с меня мигом слетела, а я улетел на перину под одеяло, погружаясь в сон в одиночестве без людей, под любимую и единственную, завораживающую меня стихию природы.

Поры всего тела покрылись солёной влагой. Я проснулся весь горячий, пот насквозь пропитал постель, а погода за окном разбушевалась ещё сильнее. Ветер поломал пару деревьев, молния била каждые тридцать секунд, а свет, излучаемый ею, освещал весь дом. Ноги сами, будто инстинктивно, поднялись с кровати на холодный пол, дабы нормализовать температуру тела. В голове был бред. Меня мотало то в сени, то к печи, то на саму печь, непонятно, как мне было не страшно. Даже отсутствие кошки не включило инстинкт самосохранения от предстоящих монстров, призраков и других антропоморфных мразей, приходящих ночью с целью испугать тебя и убить. Все телодвижения были бессознательны, помню лишь урывками своё удивительное перемещение по дому. В какой-то момент я очнулся у окна, наблюдая за дождём. Испуга никакого не было, я просто направился дальше спать в, как я думал, ещё сырую кровать, но по-видимому, мои похождения были настолько продолжительными, что за это время постель уже успела высохнуть, а сам я успел остыть.

Условность существования…

Вау. Какая же крутая глава. Эпизоды, прочитанные мною сейчас и ранее, всё более удивительно были схожи с фрагментами жизни, прожитых мной. Наверное, эта книга станет моей любимой, когда я её дочитаю, если конечно смогу, потому что капли дождя, пока я сидел на причале, промочили страницы, хоть я и закрывал их своим телом.

Совесть в моей голове вновь активировалась и заставила позвонить другу, чтобы попросить прощения. На мои извинения он сказал, что не держит обиды, и поэтому позвал меня на квартиру, где он и все остальные друзья вновь культурно проводили время.

Долго думал я на счёт того, насколько резонно идти туда, где сейчас царит аура, вызывающая у меня отвращение, да и в сыром обличии верхней одежды. Тем не менее было решено направиться туда, но всё-таки переодевшись в нечто более сухое.

Придя туда, мне было некомфортно смотреть им в глаза. Несмотря на мою совесть от моего вчерашнего выкрика на них, им будто бы уже не было дело до этого. Именно это задело моё эго, хотя, если посудить объективно, мне же самому должно быть проще, но такого состояния не настало, отчего, взяв бутылку ссаного пива, я сильно напился. Состояние сознания было трезвым, но тело вело себя непослушно, что неистово меня раздражало, будто бы я превратился в сучьего животного, живущим в тот момент исключительно инстинктами, хотя, по сути, именно этим я и был в тот момент. Отвращение к себе возвелось до апогея. Выпитый алкоголь сегодня – дебют в мир быдла и обрыганов. Никогда я чувствовал себя так убого, как сегодня. Интоксикация ядом, от которого я абстрагировался всю жизнь, в один момент свело меня к мыслям о кончине, ведь непринятие самого себя одолело меня – мне было мерзко смотреть в зеркало и чувствовать в трезвом сознании это непослушное и тупое тело. Отсутствие в организме толерантности к спирту, побудило его от одной полуторалитровой бутылки пива пуститься в безголовые пляски и в такие же бездумные поступки. Казалось, будто бы это был не я. В течение дня мы гуляли по городу, будучи пьяными, но в итоге так всегда и возвращались на эту мерзкую квартиру-притон. Ребята покупали ещё бутылки пива и водки, в то время как я, не отходил весь день от одной бутылки. Этот дебют в мир алкоголя был капитуляцией перед своими постулатами, стержнями, к которым я долгое время придерживался, притом, даже не имеющим по итогу терапевтический характер, ведь совесть всё равно не успокоилась. Но во время смены ориентации сознания, мне было плевать на то, как я веду себя в данный, конкретный момент.

С ночи на утро все уже стали засыпать, в отличие от меня. Спирт выветрился капельками пота, литрами выпитой минеральной воды и просто течением времени, ведь прошло больше полусуток. Я направился к балкону, ибо хотел подышать свежим утренним воздухом, таким, какой я люблю. Мою голову вновь стали посещать мысли, воспоминания. Я понял, что ненавижу историю своей жизни. В течение всей линии судьбы мной пользовались, а потом выбрасывали, когда я позволял себе то, чего они не хотели, чтобы я позволял. Безусловно, в этом виноват только я. Однако это не изменит ход истории. Мне неприятны мои отношения. Мне неприятен я, по отношению к лучшей подруге, к которой обращаюсь только тогда, когда мне плохо и хочется выплакаться. Когда же пучина моих слёз выльется, словно из разбитой дамбы вода, я убегаю вновь к своим неблагополучным отношениям, слепо веря, что всё будет иначе. Вот бы найти того человека, с кем будет приятно молчать, который будет понимать меня также, как и я его – с полумысли.

Представляя себя персонажем какого-либо фильма, я стоял на балконе седьмого этажа, с восточной стороны дома, на который светит утреннее солнце, и смотрел вдаль, начиная думать, что вот сейчас-то всё изменится. Всё точно в моих руках. Я справлюсь со всем, и плевать, кто, зачем и как со мной поступает. На злобу им – у меня всё получится. Не хватало сигареты в руках и закрытых глаз на моём лице, с мелкой улыбкой. Ничто из этого не произошло, ведь сигареты я ненавижу. Улыбки не было потому, что я акцентировал внимание на взгляде вперёд, а закрытые глаза не стали таковыми потому, что ко мне зашла девочка, которая тоже не могла уснуть. Зевая, она начала разговор:

– Чё не спишь?

– Да вот, наслаждаюсь солнцем, любуюсь.

– А я вот пришла насладиться единением.

– Любишь быть одна?

– Да.

– Блин, я вот тоже, только вот мне это быстро надоедает. Мне хочется найти человека, с кем будет приятно молчать, потому что я сам себе быстро надоедаю.

– Хах, мне наоборот. Настолько люблю быть одной, что люди, порой, вообще не нужны.

– Хочу быть как ты.

– Будь.

– Научишь?

– Чему тут учиться-то?

– Ну вот, научи, не могу, не знаю как учиться. Тебя как вообще зовут?

– Валерия.

– Вау, красивое имя. Меня зовут Альберт.

– Вау, и у тебя красивое имя.

– Спасибо, мне приятно. Ну, что, Валерия, научите любить одиночество?

– Эх, Альберт. Запомни одно важное правило: Люди – …

Я тот час вспомнил книгу Игната Валерьянкина. Она мне пригодилась. После разговора с Лерой, я решил почитать эту книгу в этом приятном утреннем одиночестве.

Прервав Валерию на полуслове, я добавил:

– *** на блюде?

– Именно. Вот, знаешь ведь.

– Да я из книжки прочитал.

– Такое в книжках есть? Вха-ха-ха.

– Чего смеёшься?

– Ну, как такое может быть в книге? Это разве адекватно, допустимо?

– Ну, твой совет ведь полезен? Так почему этот полезный совет не может быть в книге, чтобы сделать её полезной для читателя, а?

– Хм, Альберт, ты прав. С тобой интересно.

– Да, Валерия, с вами тоже.

– Ты вежливый.

– Да, я знаю. Однако одновременно с этим, я ещё и груб.

– Да, я тоже. Знаешь, меня это раздражает, что я мечусь то туда, то туда. Сама не пойму, кем хочу быть. Потерялась в жизни, не могу найти самоидентификацию. То счастлив он, то мечется во сне…

– У тебя есть парень?

– Неа, не хочу любить, не хочу, чтобы меня любили, потому что я – не разобравшаяся в себе, сука. Как я могу лезть в жизнь другого человека, строить его собой, если я сама не являюсь каким-то целостным человеком? Хочу любить себя, и люблю я только себя.

– Лера, мне кажется, я в тебя влюбляюсь. Ты прямо та, которую я и хотел. Жаль, я не способен понять, кого люблю на самом деле, и кого хочу любить, даже не уверен, влюбляюсь ли в тебя, потому что вижу всё иллюзией.

– Альберт, я тебя люблю. Но любить нужно только себя, только полюбив себя, ты сможешь понять, чего ты хочешь вообще в этом мире, кого ты хочешь.

– Не наблюдаешь ли ты противоречия в своих словах?