Erase my memory. Сотри мою память

Я открыл шпаргалку и почувствовал на лице, уже опустошённым от каких-либо эмоций, самопроизвольное появление улыбки и тепло того самого солнца, греющего нас в моменты прогулок после экзаменов. Опустошённое нутро почувствовало бабочек в животе – мне вновь захотелось опустошить наполняемые эмоции, образованные от этого человека, ведь мне надоело уставать от тупейших проблем с ним, недостатка внимания, общения. Я вновь включил «Вспоминай меня» Макса Коржа и расплакался, глядя на фотографии с ней. А после этой песни в очереди аудиобиблиотеки началась песня «You know you're right» «Нирваны», на припеве которой, я завыл и разрыдался от воспоминаний потерянного времени, обнимая в полумраке телефон и эту шпаргалку, в надежде хоть как-то приблизиться к ней, чтобы почувствовать остатки тепла её рук через эту бумажку с ответами, до которой она дотрагивалась два года назад, хоть и понимая, что это очень тупо и нереально, а ощущать заново привязанность к ней – это боль и нирвана. Так я и уснул, размокшим, красным, опустошённым в комнате, воняющей очередной гарью истоптанной души.

Проснулся я через пятьдесят минут от песни «Time» группы «Пинк Флойд», начинающейся со звука будильника, переливающегося в церковный бой. Страх, испытываемый мною в момент пробуждения,  и печальный сон были настолько сильными, что, по вызываемым эмоциям, могли бы потягаться на равных со страхом сонного паралича. Церковный бой, ночь, полумрак, я один в квартире, а во сне я заснул от сумасшедшей боли на этом же месте. Тот час же я встал и подошёл к компьютеру, чтобы перелистнуть на две минуты вперёд к началу речитатива вокалиста и упал на диван.

Лёжа на диване, слушая эту песню, я вспоминал как Алиса однажды звала меня к себе в гости, где мы вспоминали старые времена общения, а потом под утро под песни группы «Пинк Флойд», в том числе и эту, целовались на протяжении трёх часов. Что за дружба между нами? Я уважаю Алису, поэтому не буду иметь её для себя в качестве запасного плана. Мне больно, что я потерян в себе. Те чувства, испытываемые мною к Алисе невозможно передать ни одними эпитетами, наречиями. Однако и Лизу я не сказать, что не люблю. Может быть, я просто в сети воспоминаний, привязанности к ней, а от любви остались только выжженные крохи, не способные уже хоть как-то накурить. Были бы лайфхаки, как правильно поступать в той, или иной ситуации, однако их нет. Да и не нужно. Действительно, куда интереснее на своём действительном, индивидуальном опыте ощущать то, или иное, чем жить по чьим-то словам, ведь… Ведь не стоит верить чужим словам хотя бы потому, что люди – *** на блюде. Я так запутался в себе. Одноклассница, Алиса. Лиза.

Уснуть той ночью уже стало сложно, поэтому я полез в социальные сети, чтобы заполнить мысли мусором Интернет пространства. Но включив компьютер, вместо автоматически открывающегося Твиттера, передо мной появился динозаврик, означающий отсутствие потери ближайших часов за монитором. Тем не менее, я не расстроился, выключил компьютер, взял наушники, включил песню «Do Re Mi» «Нирваны» и отправился гулять в одиночку.

Красота и качельки

На улице было тепло, приближалось лето и конец учебного года, сулящие беззаботность, о которой я мечтал постоянно, вспоминая восьмой класс. Именно это моя главная мечта, вернуться в восьмой класс, но уже со своими нынешними мозгами, чтобы полностью прочувствовать беззаботность и повеселиться как следует, чтобы уже провести наконец время с близким мне человеком, а не терять его заново. Использовать время правильно, больше его не прожигая, непонятно куда. Вообще, фантазируя о том, как было бы, мы часто не берём во внимание, что то, как было бы, может существовать и в нашей настоящей, текущей сейчас жизни. Мы, очевидно, не вернёмся в прошлое, а соответственно и не будем поступать так, как желаем сейчас поступать там, то есть правильно, ведь хотим исправить прошлое на лучшее. Так что же нам мешает поступать точно также правильно, но уже в настоящем времени? Люди упускают мысль, что жизнь им подконтрольна почти полностью, и если прошлое для них – это лучшее, чем то, что сейчас, то они очень сильно заблуждаются, ведь жизнь идёт в данный момент, и только в твоих руках миллиарды возможностей сделать настоящее круче, чем самые приятные воспоминания из прошлого.

Я шёл по пустому бульвару, и лишь изредка появляющиеся на скамейках молодые пары говорили мне своим присутствием, что я не один в этом мире в это время. Спускаясь к причалу, с которого теплоходы забирают людей, я решил пойти в обратном направлении, так как холодный ветер, излучаемый водоёмом, мог сдуть меня изнутри, а на моём теле не было ничего, кроме тонкого свитера. Голова постоянно ломалась под давлением очередной огромной партии мыслей из больших камазов, которые доставили дальнобойщики. Идя в своих мыслях, я прошёл большое расстояние, совершенно не заметив этого. Светофоры ещё не сменили режим на мигающий жёлтый, что не мешало мне проходить проезжую часть смотря в ноги, или непонятно куда вперёд, не замечая сигналы, регулирующие перекрёсток. В состоянии коматоза-транса я подошёл к аптеке, в которой работала сестра одного из друзей. Аптека эта была не совсем легальная, в ней продавались палёные препараты, но благодаря кумовству, друзьям и родственникам фармацевты в ней продавали подлинные лекарства. Мне резко захотелось съесть аскорбинок, посему я зашёл туда и купил их.

Неосознанно после похода в аптеку, я подошёл к дому подруги, уехавшей учиться в высшее учебное заведение в другой город нашей страны. Два года назад у нас было прекрасное общение, но со временем оно стало холодеть. Не из-за каких-то ссор, а просто непонятно почему, возможно учёба, личная жизнь нас обоих, неважно. За несколько дней до её уезда мы вновь начали общаться, гулять, проводить время в переписках в мессенджерах. В это время у меня был тяжёлый период из-за Лизы, который эта подруга затмевала своим просто наличием, не говорю уж про общение. Лично я ощущаю отличную совместимость с ней, как с человеком, разумеется, отчего её уезд был для меня болезненным.

Безусловно, я давал себе отчёт о том, что уезд в другой город – это абсолютно нормально. Тиранить о том, что тебя якобы бросают своим уездом, как иногда делают слишком лелеющие друзья – признак кретина. Очевидно, их можно понять, ведь если близкий человек от тебя отстраняется по объективным причинам – это больно. Но я слепо смотрел на них, как на идиотов, ведь думал, что мне чуждо будет ощущать подобное. Как же я ошибался.

Подойдя к её дому я… Что же ещё? Расплакался. Ссаная тряпка, кому я такой вообще нужен буду? Моя сущность столь же неполноценна, будто хлеб без корки. Я – мякиш, что должен быть покрыт снаружи чёрствой, грубой коркой, дабы нежное внутри, было трудно проломить сквозь хлебную броню. Я обжигаюсь каждый день, но от этого всегда сгораю, а не закаляюсь.

Я глядел на её окна, где ещё двадцать часов назад сидела она, была на нервах в ожидании отъезда, собирала вещи, прощалась с близкими. Сейчас её там нет. Привязанность очень опасная вещь, и я желаю каждому возненавидеть это деструктивное чувство. Чувствовать её к людям – самая неблагодарная вещь в этой Вселенной. Почему? Потому что люди – *** на блюде.

Я сидел на скамейке, записывал голосовое сообщение в «Телеграме» с соплями и слезами, слушая песню «Закрой за мной дверь» группы «Синдром Восьмиклассника». До чего больно вспоминать это. Ссаная любовь к людям, проявляющаяся у меня крайне редко, но очень метко, пронзает меня насквозь, задевая все органы, обливая кровью организм изнутри. Такое яркое проявление обусловлено пассивной и постоянной ненавистью ко всему. На этом контрасте, даже малейшая привязанность, выливается в патологию.

Качели. Сейчас я видел их. Вообще, они приковали мой взгляд всю жизнь. Никогда я не мог просто пройти мимо них. Сидеть статично на скамейке, в голове вспоминая её красоту было невыносимо. Красота выражалась не только во внешней оболочке, отнюдь. Содержалась она ещё в помощи ко мне, которую я всегда крайне крепко держу в руках, оттого, что очень ценю эту редкую в наше время субстанцию. Затмить неподвижное времяпровождение я решил этими милыми качелями на цепях. Коленные чашечки образовали прямое положение ног и доставили меня с едва приподнятым настроением на этот любимый аттракцион детства. Настроение было ужасным, однако, когда я начал качаться, на моём лице стала появляться мимолётная, ничем не объяснимая, будто бы истерическая улыбка. Нет, не от качания, именно ничем не объяснимая, кстати после которой моё лицо вновь покрылось красным цветом, а из глаз пошла утренняя роса, ведь уже начинало светлеть, май как никак.

Рефлексия вновь пошла в бой. Мысли о том, что никогда никому такое мягкое тело, готовое расплакаться в любой момент от любого пустяка, зачастую, конечно, вызванного близкими и важными людьми – не будет нужно. И удивляться тому, что близкие люди от тебя отказываются, потому что ты надоел своим беспочвенным нытьём, или просто перестал вызывать интерес, потому что вылив всю боль и нутро, перестал быть интересным – очень тупо.

Фантазируя о будущем, я пришёл к тому, что хочу стать известным публицистом или оратором, чтобы говорить людям простые, а может и не всегда простые истины, от которых будет жить всем легче. Наивно и глупо это желание, ибо люди всегда отличались своей инфантильностью, проявляющейся в неумении учиться на чужих ошибках.

Но.

Ведь это фантазия, а фантазия может быть утопией, где я – авторитетный автор, которого слушают люди, создающие заповедники, которые не издеваются над животными и над друг другом, где никто не ворует и не хамит, где погода всегда солнечная, но не жаркая.

Фальшь.

Единственное, что я хочу на самом деле, это действительно стать кем-то, чьё влияние не будет никогда никем обесценено, и первый шаг к этому – это создание спектакля.

Первый шаг – маленький шаг.

Главное не опускать руки. И никакие девушки, подруги, друзья, не остановят моё бешеное влечение к созиданию. Более того, именно разрушительные, грязные, больные эпизоды моей жизни и дают мне сил творить. Ведь, хах. Я создан страданиями, живу страданиями, несу страдания, и умру в страданиях. Боль и кровь, эстетика которых мне бесконечно импонирует, видимо и даёт мне сил создавать новое говно медиапространства. Из продуктов подобного паттерна не построишь что-то светлое, поэтому всё, что я создавал, создаю и хочу создавать, всегда имеет эстетику смерти, страха, агонии, желчи с кровью. Всегда через подобное творчество я выражал протест, важные мысли, тезисы, однако из-за оболочки, люди не желают смотреть глубже и анализировать, ведь правда сурова, а снимать свои фиолетовые очки, чтобы развидеть скрываемое всем вокруг, они не желают. Да, что уж говорить, люди не желают изучать, узнавать и разбираться даже в том, что и не скрывается, даже в том, что им интересно.

Это всё неважно. Люди кто? Люди – _ _ _  _ _  _ _ _ _ _

Цепочка этих мыслей породила во мне крупное желание, уже самостоятельно, без друзей из театра, написать сценарий спектакля. Именно поэтому я вытер влагу с лица, включил песню «Я убью себя» «Славы КПСС», искренне улыбнулся, ведь эта песня всегда дарит мне настроение, и отправился домой, читать книгу Игната Валерьянкина, чтобы получить дозу вдохновения.

Шествие домой было энергичным, с беззаботными танцами, свободными абсолютно движениями, будто бы я потерял уже всё, что имел, и живу последний день. Будто бы мне нечего терять, оттого я двигался совершенно раскованно, улыбаясь, как дурак. Выплакав все накопленные за сегодня эмоции, стало действительно спокойно и радостно где-то внутри. Будто бы в лесу, среди влажной листвы, я высушил то, что собираюсь поджигать, и еле как развёл огонёчек, который хоть и небольшой, но уже начал разогревать мою холодную и злую душу, вновь скоро презирающую и ненавидящую всё вокруг, хоть и улыбаясь каждому.

Придя домой, увидев расписание на следующий день в моём учебном заведении, было принято решение, завтра не идти на учёбу. На колонках включены альбомы с постепенной деменцией исполнителя «The Caretaker» и под эту музыку я принялся читать «Наблюдателя», начиная пить едва тёплый чай, остывающий уже который час подряд.

Снафф-9

Пока я размышлял, мы уже приехали на местность, где и проходил праздник в честь дня рождения незнакомой мне девочки. Это была сельская местность, где в лесной тиши, на базе отдыха и располагались все ребята, к которым мы направлялись. Телефонная связь была отвратительного качества, которая проявлялась всё отчётливее, когда мы отъезжали от трассы всё дальше и дальше, уезжая в поле всё глубже и глубже. Объяснили дорогу нам довольно паршиво, ввиду постоянных прерываний голоса в телефоне, бесконечных поворотов то налево, то направо, что не давало нам чёткой картины, как же двигаться и куда. Единственный ориентир был для нас это речка, по направлению рельефа которой мы двигались. В русле было множество островков, завораживающих меня своей необычностью, ведь, как все привыкли, острова находятся в океанах и имеют большой размер, по которому могут двигаться сотни людей. Вообще, острова и океаны меня всегда поражали и пугали одновременно, ведь эти сгустки земли находятся невесть где, непонятно как, на чём, посреди безмерного, пугающего до дрожи океана, выбраться откуда в одиночку почти невозможно. Никакие тюрьмы не сравнятся с островами в, например, самом огромном океане – Тихом.

Через пять минут на горизонте перед нами появились знакомые нам силуэты двух людей. Шли они нам навстречу с одной целью – помочь нам найтись в этом непонятном месте. Доехав до них, мы остановили машину и вышли из неё, чтобы поздороваться и поблагодарить за помощь. Они сели к нам в автомобиль, и мы поехали уже более уверенно, ведь дорогу уже курировали. Как оказалось, мы чуть не проехали нужный поворот налево, где и находилась база отдыха, куда мы направлялись. Наша дорога уходила на высокий пригорок, чуть ли не под девяносто градусов. Всех оковывал страх, что перегруженный русский автомобиль не способен забраться на столь крутую горку, но, правды ради, заехали мы абсолютно без проблем.

Сквозь иголки еловых деревьев проскакивали жёлтые зайчики фонарей, освещающих местность, где был праздник. Под колёсами хрустели опавшие ветви, по краям дороги валялись полчища то крупных, то мелких валежников, создающих мой любимый нуар в любимой атмосфере – атмосфере хвойного леса. Подъезжая всё ближе и ближе, огни становились всё ярче, а далее повернув налево, перед нашим взором образовался большой костёр, запах которого я уже слышал на своей одежде через несколько часов. Перед нами была арка из выструганных деревьев, создающих официальный въезд на базу отдыха, заехав в которую, мы припарковались по правую сторону дороги.

Выйдя из автомобиля, к нам в ту же секунду ринулись уже пьяные ребята, отдыхающие здесь уже видно не первый час. Кто-то знакомился, кто-то приветствовал нас, словом, нас устали ждать и были рады видеть. Недолго думая, моё желание выпить и уже абстрагироваться от всего эмоционального груза взяло верх, отчего я сразу, взяв за руку одну из девчонок, познакомился и повёл в сторону стола с алкоголем. Зарядив сразу несколько рюмок водки, запив их дешёвым, отвратительным соком из «Пятёрочки», я пошёл в пляс под песню «Гласс» группы «Пошлая Молли». Весь вечер из нашей приезжей компании я единственный вёл себя развязно и был нетрезв больше всех. Бесконечные танцы, потом передышки после них, затяжки электронных сигарет, разговоры с разными ребятами, девочками, и так по кругу – это то, как я провёл первые пару часов, после чего я перегорел.

На всех вечеринках, праздниках, массовых скоплений людей на протяжении длительного времени, мне требуется отдохнуть, побыть наедине с самим собой, или поговорить с кем-то по душам. Именно поэтому, окончательно истратив всю энергию за пару часов, я уединился в доме, закрыл глаза и решил немного подремать.

Мой пятиминутный сон был разорван плачем одной, незнакомой мне девочки. Эмпатия во мне не угаснет никогда, посему я, через силу, полностью деморализованный, встал и пошёл к ней, протягивая руку с улыбкой на лице, ведь мы не были знакомы. Сев рядом с ней, я назвал своё имя, чтобы познакомиться, и спросил, что случилось. В ответ я услышал что-то вроде «неважно». Подобный ответ был вполне предсказуем, ведь я – незнакомый парень, пытающийся влезть в чужую душу. Однако я не отступил, взял её руку и сказал, что она мне может доверять. Заплаканные глазки, с размазанной тушью на щеках, поднялись и посмотрели на меня. Её губы затряслись, а комок в её горле я почувствовал фантомно, поэтому сказал: «Не переживай, успокойся, скажешь, как станет легче», после чего я её обнял.

Спустя пару минут тряска в моих плечах от её истерики прекратилась. Её руки прижались к моим ключицам, после чего она меня немного оттолкнула, чтобы начать разговор.

– Меня называют шл.. легкодоступной, – начала разговор она.

– Та-ак, а почему же? – спросил уже я.

– Потому что я люблю мальчиков, – ответила она.

– Ну не просто же ты их любишь, так скажем, если тебя так называют, – отметил я.

Пока я это говорил, в голове оценочное суждение уже сформировалось, что будь я быдлом, возможно, я бы также её назвал, однако я делал вид, что вовсе так не считаю, ведь я могу ошибаться.

– Да, я просто со всеми люблю обниматься, по-дружески целоваться, в этом дело, понимаешь? – немного грустно сказала она.

– Знаешь, я разделяю для себя людей на две категории. Первые – важные для меня. Их мнение мне очень дорого. С ними я советуюсь, когда что-то требуется оценить, спрашиваю у них, потому что доверяю. И любая мелочь, сказанная ими, может меня задеть. Вторая категория людей – никто. Что бы они не говорили, как бы они меня не оскорбляли, моих друзей, близких, мне плевать. Они мне не знакомы достаточно сильно, чтобы их словам я придавал значение, а из этого следует то, что я не знаю какие они люди, какие у них ценности. Мы можем составить мнение о том, какие они снаружи, но это не является достаточным основанием считать, что те, какими они себя показывают, это они и есть, ведь всё, что ты видишь – это та зона, которую они хотят транслировать. Безусловно, так можно осудить любого человека, даже самого близкого, правила на то и правила, что они касаются всех и каждого, но, касаемо незнакомых, это помогает не загоняться в себе, именно от их слов.

– И что, ты хочешь сказать, что эти люди для меня не должны значить ничего, или что? Я не понимаю, – спросила она меня снова.

– Если слова этих людей для тебя значат много, значит можно полагать, что они важные в твоей жизни, эти ребята. И тем не менее, ответь мне на вопрос, близкие люди бы стали так называть близкого человека? – ответив ей, уже спросил я.

– Ну, понимаешь, нужно же подталкивать человека на правильный путь? – ответила она.

– Ну, понимаешь, выглядело ли это так, как забота о тебе? Что они хотят тебя на путь праведный направить? – спросил я.

– Ну, понимаешь, всё же субъективно? Их забота обо мне, может выглядеть грубо, однако, это – забота, понимаешь? – спросила она.

– Ну, понимаешь, зачем тебе такая забота, которая тебя губит? Ты можешь сказать им, что мне не нравится, что они тебе говорят. Но это очередной повод разногласий, ведь, если это был не элемент нарочитой грубости в твою сторону, а элемент заботы, просто индивидуальной, немного своеобразной – то ты плюёшь в душу человека, ведь ты отвергаешь его помощь, пытаешься корректировать под свой лад. Любое приневоливание – априори насилие. А насилие может быть совершенно разного калибра и паттерна. Это не только физическое избиение, а ещё и эмоциональное, начиная от агрессивного навязывания чего-то своего кому-либо, заканчивая ревностью. Ревность и правда тупейшее чувство. Однако при всём осознании проблематики этой эмоции, понимаешь, почему же она возникает. Каждый день ты себя с кем-то сравниваешь, и, зачастую, в своих глазах ты – говно, а вон тот прохожий такой милый, красивый. Именно поэтому эта неуверенность в себе и включает чувство патологической ревности. И хорошо бы, если бы это чувство задевало только тебя. Задевает оно ещё и твоего партнёра, которого ты, в первую очередь, ограничиваешь, и которому портишь настроение, предрасполагая к себе же самому, ввиду твоей эгоистичности. Но ещё ты показываешь ему то, что не можешь ему доверять, что все его слова о  любви к тебе, а кто-то там просто друг, или подруга – ничего для тебя не значат. Ты веришь внутренней, беспочвенной, в большинстве случаев, неуверенности, а не человеку, которого любишь, с кем вы обменивались нежностями, ласками, делили время на двоих, распыляя внутренних бабочек из живота по балкону в пять часов утра, где сидели и обнимались, – сказал ей я.

– Вау. Получается, мои слова для тебя ничего не значат из-за того, что я никто, потому что ты меня не знаешь. Так я ещё и пьяная, а пьяным верить… Фе-е-е… И… Это правильно, на самом деле. Ты молодец. Но я хочу сказать, что ты интересно рассказываешь, хочу тебя ещё послушать, – сказала она мне.

– Мне сейчас не особо важно, что ты пьяная. Я вижу, что тебе плохо, а я эмпат, и поэтому хочу тебе помочь, – ответил ей я.

– Если хочешь мне помочь, расскажи что-нибудь, мне правда легче, я отвлекаюсь что ли…, – отметила она.

– А от чего ты отвлекаешься? От того, что тебя обзывают? – спросил я.