Розалинда. Морские рассказы

Скромно, потупив взор, я поздравил юбиляра и вручил ему пачку РДО. Потом почтительно протянул лист со своей характеристикой.

– Охо-хо! – ехидно воскликнул мастер, пробежав глазами текст. Потом обратился к честной компании:

– Ну что, джентльмены, подпишем Маркони челобитную?

– Я, в общем-то, не против, – осторожно вымолвил комиссар. – Начальник Абинского хвалит…

– Андрюха славный парень, – фамильярно сказала Оля Балиж. – И комсомолец к тому же…

– Тебя как раз и не спрашивают! – оборвал её мастер

– Ладно, пусть живёт, – угрюмо согласился дед.

Капитан быстрым росчерком поставил свою министерскую подпись. Я вежливо поблагодарил всех за оказанное доверие и вышел. Рюмку мне не предложили.

На следующее утро капитан появился в дверях радиорубки. Я как всегда долбил на пишущей машинке. Вагнер дождался, когда я поставлю последнюю точку и сказал:

– Дайте вашу характеристику.

От него сильно разило вчерашним.

Я выдернул из журнала вложенный лист и подал мастеру. Кэп не спеша сложил его вчетверо и спрятал в карман.

– Вам ещё рано быть начальником, – презрительно сказал вершитель судеб. По трапу застучали его подкованные ботинки.

– Чтоб ты провалился, зараза! – тихо пожелал я вслед.

Вчерашний банкет был последним мирным днем в дубовой роще. Говорили, что мастер и старший механик не поделили красивую Элю. Кэп перестал здороваться с дедом, а тот старался не встречаться с ним в кают-компании.

Через неделю мы пришли в Находку и бросили якорь в бухте Америка. На сопках кудрявилась первая зелень, пригревало весеннее солнышко.

– East or West, home is best! – сказал старпом.

– Что это? – спросил я.

– В гостях хорошо, а дома лучше!

Никто ещё не знал, какую свинью задумал подложить нам старший помощник.

При оформлении судна властями Клийман заявил, что уже неделю мается с животом и не слазит с унитаза. В то время очень опасались бацилл дизентерии, привезённых из тропического Вьетнама. Наш «Либертос» поставили на карантинную стоянку и вывесили жёлтый флаг. Клиймана забрали на берег, дабы старпом не сеял заразу среди экипажа.

Всё хорошее быстро заканчивается, а плохое тянется долго. Целую неделю мы парились на рейде, поглядывая на недосягаемый берег. Каждое утро на катере приезжали медики, ставили всех буквой «Г» и чего-то пихали в задний проход. Унизительная процедура.

Наконец, объявили, что «корабль чист» и нас поставили к причалу. После короткой стоянки в Находке, судно должно было следовать во Владивосток и начальник отпустил меня домой.

– Через три дня будем во Владике, – сказал Никитич, – там и уйдёшь с миром…

– С волчьим билетом, – уточнил я.

Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Утром я допивал кофе у своей будущей тёщи и плотоядно поглядывал на юную Клаву. Позвонили в дверь, явился гонец из кадров.

– Абинский, за тобой прислали, – сказал он. – Дуй срочно в кадры!

– Зачем? – насторожился я, вспоминая свои прошлые грехи.

– Не знаю. Там скажут.

Нищему собраться – подпоясаться. Через полчаса я предстал перед инспектором в Отделе кадров.

– Пять минут на сборы, – сказал мне инспектор, – и в Находку, на судно!

– Что случилось?

– Начальник рации заболел. Нужно перегнать судно во Владивосток.

– Дизентерия?

– Нет, там увидишь.

Я оседлал «Комету» и её подводные крылья донесли меня до Находки за два часа. «Либертос» с обвисшими концами стоял у причала. Мне он показался до боли родным.

В коридоре судна я встретил капитана.

– Приехал? Хорошо, – хмуро сказал он. – Зайди к начальнику. Нальёшь ему водки – убью!

Вконец озадаченный я постучал в каюту Орлова и, не дождавшись ответа, вошёл.

На кровати из под солдатского одеяла торчала голова египетской мумии. В дырке желтых бинтов блестел один глаз и угадывалась чёрная впадина рта.

– Андрюха, – сдавленным голосом просипела мумия, – выпить есть? Дай, иначе умру.

– Нельзя вам, Юрий Никитич. К тому же мастер обещал мне за это голову оторвать.

– Ну хоть закурить дай, – жалобно попросил начальник.

Я прикурил сигарету и протянул больному. Никитич выпростал из-под одеяла руку и сбитыми пальцами ухватил сигарету. Мне было искренне жаль его.

– Где вас угораздило, Никитич?

– На аллее…

– ?

– В Алее Мужества… шёл из кабака… пиджак там забыл.

Всё стало понятно. В Находке к морскому вокзалу ведет длинная тенистая аллея. Ходить по ней вечером одному и без оружия равносильно самоубийству. Лихие разбойники караулили подвыпивших моряков и частенько грабили. Там Никитича раздели и разделали под хохлому. Он лишился часов, денег и дополз до судна в одних трусах.

– Жене позвони, – попросил меня Никитич. – Пусть приедет. И пиджак забери в кабаке. В раздевалке забыл по пьяне…