Сейчас я спокойно перечисляю эти маршруты и удивляюсь: как это я осмеливался с детишками отправляться в неизвестные мне места без гарантии устройства на приемлемый ночлег. Особенно зимой. Летом турист – хозяин положения, где захотел, там и остановился, в Подмосковье везде найдёшь лапник, чтобы обеспечить мягкое, относительно тёплое и сухое даже в дождь ночное ложе, и с дровами для костра не проблема. А зимой? Со школьниками в лесу не заночуешь. Спальники-то не у всех были. И вообще опасно для ещё не натренированного детского организма. Приходилось напрашиваться на ночлег в крестьянские дома.
Поскольку я давно занимался лыжными походами и знал отношение местного населения к туристам, то не сомневался, что всегда найдётся ночлег в каком-нибудь гостеприимном доме. Но в нашей взрослой компании бывало не более шести – семи человек. И люди вполне степенные, дисциплинированные. А тут всегда – более десятка шустрых, непредсказуемых школяров. Обычно мы сначала вели разведку, где живут одинокие старички. Они, как правило, охотно впускали. Им веселее провести зимний вечер с весёлой детворой.
Помню, был у нас такой неприятный из-за плохой погоды поход в начале декабря 1964 года. Мы очень долго шлёпали по раскисшей дороге от Красной Пахры, к тому же разбитой, вероятно, военной техникой, в сторону Апрелевки, прежде чем добрели до какой-то деревни. Устали, не было сил шевелить даже языком. И промокли – была самая противная погода, когда температура воздуха пляшет возле нуля. То снег, то дождь. Уже стемнело. Но на наше счастье быстро нашли ночлег. Пожилая пара хозяев не только расположила нас в своей не слишком-то просторной избе. Бабуля достала из подпола квашеной капусты, солёных огурцов и… солёный арбуз!
Ребята из столичного центра были в недоумении: за что? Почему так приветливо встретили совершенно чужих, вспотевших, в грязной обуви людей? Кто мы им? Надо ли говорить, какое это имело благотворное влияние на созревающие души?! Вот это воспитание! А не шаблонные пионерские линейки. Не комсомольские собрания по заранее заготовленному плану. Не заумные наставления учителей. Не ежедневные тычки всегда чем-нибудь недовольных родителей.
Но получали мы и другие уроки в походах.
Как-то зимой отправились в лыжный поход в самое туристическое место тогдашнего Подмосковья, в район Парамонова оврага. Шли мы туда не от железнодорожной станции Турист, а параллельным Ярославке курсом. Шли долго. Мороз с каждым часом крепчал, достиг минус двадцати пяти градусов. К тому же на холмах нас терзал ветерок. Не сильный, но я испугался, что поморожу доверенных мне детей. Мы никак не могли найти пристанище. Я запоздало понял, что зря мы пришли в эту туристскую Мекку. Московские «турики» так надоели местным жителям, что они со злобой захлопывали перед нашими замерзающими носами свои двери, едва услышав первые слова с просьбой о ночлеге. И мы всё шли и шли из деревни в деревню.
Уже приближалась ночь. Когда ситуация стала совсем критической, а мои походнички еле шевелили ногами, я устроил привал у какого-то амбара. Привалились к его ледяным стенам, сесть было не на что. Но зато за его «широкой спиной» спрятались от ветра.
Этот отдых придал нам силы и помог преодолеть ещё какое-то расстояние. И мы всё-таки нашли приют под крышей. В какой-то деревне нам разрешили заночевать то ли в начальной школе, то ли в клубе, сейчас уже не вспомню. Наверно, потому не вспомню, что и сам был почти без сил.
Тот злополучный поход, к счастью, закончился без клинических последствий. На следующий день мы покатались с крутых гор, разогрелись. Никто не заболел. Но это был урок для меня: надо более ответственно относиться к выбору маршрута, ты не один, с тобою дети, необходимо учитывать силы и возможности каждого. Особенно самого слабого.
После нескольких подмосковных походов сложилась устойчивая группа. Разношёрстная и разновозрастная – от восьмиклассников до одиннадцатиклассников. Но в целом костяк был дружным и уже опытным. Они даже принимали участие в районных соревнованиях, где на время проходили трассу с препятствиями – по бревну, через овраг, по «кочкам», которых устроили из обрезков брёвен, ставили палатку и разводили костёр, доводили воду в котелке до кипения…
Накопив опыт и проверив группу на физическую и морально-коллективную прочность, я стал планировать дальние, долгие походы.
Тогда школьный туризм активно поощрялся государством. В том числе и финансово. Районные отделы народного образования (РОНО), которым административно подчинялись школы, выделяли деньги на питание каждого участника похода и на хознужды. Сумма была не велика, но всё же – подспорье для семейного бюджета. Особенно, если родители хотели освободить себя от необходимости устраивать ребёнка в летний загородный пионерлагерь, на дачу или к родственникам в деревню. Сдали его под ответственность школы и конкретного учителя – и одной головной болью меньше.
Чтобы получить дотацию на дальний поход, надо было утвердить маршрут и всю группу в РОНО и в МосгорДЭТС (Московская городская детская экскурсионно-туристическая станция). А для этого нужно было нарисовать схему передвижения и заранее обеспечить пристанища по всему маршруту. Конечно, летом проблем с этим быть не должно, можно установить палатки на любой поляне. Но если потребуется заночевать в городе? Да ещё в курортном месте. Или если поход зимний? Я писал письма в местные школы, турбазы с просьбой разрешить нам переночевать. Практически отовсюду мы получали благожелательные ответы. А если и не получали (что было чрезвычайной редкостью), то были уверены, что на месте договоримся.
Было и ещё одно официальное требование к организации путешествия – идеологическое. Не просто бродить по лесам и долам, наслаждаться природой, ловить рыбку и купаться, а ещё и развиваться. Надо было запланировать посещение мест, связанных с историей страны. И особенно приветствовалась революционная (в большевистском понимании) и военная тематика.
По «Золотому кольцу» в поисках идеального образа большевика и нормальной еды
Очень хотелось в каникулы пройтись по знаменитому туристическому маршруту – Золотому кольцу. Давняя мечта. Но запланированное на июль-август путешествие внезапно оказалось под угрозой срыва…
Моя мастерская располагалась на первом этаже школы. Тёплым апрельским днём за окном (там был пустырь между школой и Стройбанком) показались любопытствующие мордочки. Если бы они просто посмотрели, как трудились мои ученицы, так нет же, они стали корчить рожицы. Отвлекали девочек, мешали уроку. Я полез открывать, окно, наступил одной ногой на кем-то поставленные у стены под подоконником щиты, правую руку поднял, чтобы повернуть ручку окна, щиты подо мной рухнули, рука пробила стекло, оно лопнул по диагонали, и по этой диагональному «лезвию» проехала моя рука.
Кровь полилась фонтаном. Я зажал разрез левой рукой. Понимая, что сейчас могу потерять сознание, сел на стул и спокойно попросил ученицу Тоню достать из нашей аптечки нашатырный спирт. Она, бледная, дрожащая, намочила из пузырька ватку, поднесла к моему носу. «Это не нашатырный спирт», – так же спокойно сказал готовой упасть в обморок ученице. Это была перекись водорода. Понюхав вату, я закрыл руку бинтом и пошёл в поликлинику, что была как раз напротив школы. Со стороны, может, это было даже смешно: идёт человек с высоко поднятыми руками. Сдаваться… Минут через двадцать приехала скорая. В Институте имени Склифосовского сорок пять минут два хирурга мне сшивали сосуды, сухожилия, нервные волокна. Один из них деловито спросил меня (с грузинским акцентом): «Рука нужна?» «А как же, – в тон ему деловито, без трагизма в голосе ответил я. – Ведь собираюсь быть знаменитым журналистом. Как же я буду писать?..» Жаль, я не запомнил фамилию этого хирурга-грузина…
Сшили, зашили длинный разрез вдоль кисти, слово мяч зашнуровали, наложили гипс. Чувствовали прикосновение постороннего предмета только большой и указательный пальцы, остальные «не откликались». Потом занимался специальными упражнениями – с тёплым воском и теннисным мячом постепенно, рука стала разрабатываться. Не чувствовал, даже ожога, только мизинец.
Гипс я носил недели три. А у меня приближались экзамены на журфаке, и я должен был успеть до них сдать курсовую работу. Писал её по любимому Чехову – о его характеристике «буржуазной прессы». Пишущей машинки не было. Писал… левой рукой. Жизнь припрёт – и на голове научишься ходить… Но более всего меня беспокоило (и не только меня): смогу ли я отправиться в столь длинный поход? Мои школяры-турики приуныли. Смог. Хотя раненое место болело, а если ударялся сшитым узлом сосудов, сухожилий и нервов, боль пронзала всё тело. Но это ничто по сравнению с впечатлениями от увиденного в посещении «старинной Руси». Боли забыты, а вот картинки увиденных городов и сёл запомнились на всю жизнь…
Наше путешествие по Золотому кольцу имело цель не только посетить старинные города, познакомиться с природой, но и со всем, что имело отношение к Михаилу Васильевичу Фрунзе. Почему именно с ним? Потому что наш московский район назывался Фрунзенский. К тому же на этом маршруте действительно было много мест, связанных с этих революционером и военачальником. Для воспитания детишек «в духе преданности» оказалось важным то, что сей деятель не дожил до сталинских репрессий, и значит не надо объяснять, как это бывало с другими героями нашей Истории, почему участник революции вдруг оказался «врагом народа», «диверсантом», «вредителем» и даже «английским шпионом»…
Хотя и про Фрунзе не всё было гладко. Безусловно, этот полумолдаванин-полурусский был талантливым самородком. Из-за революционной деятельности он мало проучился в Петербургском политехническом институте. Тем не менее, был одним из самых способных красных командиров, стал военным теоретиком. В последние месяцы своей жизни (1925 год) возглавил Реввоенсовет и Наркомат по военным и морским делам, сменив на этих постах главного на тот момент соперника Сталина Льва Троцкого…
Старт длительного, более месяца, путешествия был дан в моей квартире. Потому что запланировали с ближайшей станции Чухлинка выехать во Владимир рано-рано утром, на первой электричке.
Вероятно, не все россияне знают, что по стране можно передвигаться электричками. Это, конечно, с потерей некоторого времени, но намного дешевле. К тому же за такой проезд можно и не заплатить. Ах, как не педагогично. Но такова была «традиция». К тому же мы пришли впритык к своему поезду, а следующий шёл лишь час спустя. А нас ещё ожидала стыковка с владимирской электричкой. И день, по сути, был бы потерян.
О том, как началось наше путешествие, гораздо лучше меня «запомнил» походный дневник. В первый день путешествия его вёл ученик десятого класса Саша Карчава, умный, толковый парень, с чувством юмора и острый на язык. Резидент улицы Герцена (Большой Никитской).
«День первый. Он начался в 4 утра. Девочки безнадежно проспали. Мальчики сидели на лавочке около дома Анатолия Семеновича. Ушла 1-я электричка. Наконец – вышли. Для начала забыли ведро. А потом – и фотоаппарат. Помахали рукой еще одной электричке. Ждем. Слава богу, сели. Едем… Билеты остались в кассе. Всю дорогу спали и ждали контролеров».
Почему «билеты остались в кассе»? Да, мы опаздывали, но и экономия важная вещь. Только от Петушков до Владимира проезд стоил шестьдесят копеек (сколько от Москвы до Петушков, не помню и соответствующей записи нет). Всего-то шестьдесят копеек. Но сравним с другой суммой. РОНО дал нам дотацию по 20 рублей 25 копеек на каждого участника. Разделим на двадцать пять дней похода, которые были официально зарегистрированы нами по «фрунзенскому» маршруту Владимир – Иваново, получается менее восьмидесяти одной копейки. А мы реально путешествовали на десять дней дольше. Конечно, родители добавляли. Но некоторые дети были из семей с весьма скромным достатком, если не сказать – бедные. Собственно говоря, потому они и радостно соглашались отпустить своё чадо почти на все каникулы, что для них это было дешевле.
Так что экономить надо было на всём, в том числе и на проезде. Не педагогично? Согласен. Но реально, жизненно – в те годы бесплатным проездом старались воспользоваться практически все. Тем более что очень ранним утром риск напороться на ревизоров был минимальным.
Дальше цитирую Сашин дневник:
«Владимир встретил нас скверной старушонкой. Маринка сказала, что осматривать соборы она пойдет в платье (все девчонки были в брюках), иначе не пустят. Здесь и вступила на сцену эта старушка. Она сказала: “Вас и так не пустят. Нечего вам там делать”. Я оборачиваюсь и вежливо говорю с улыбочкой: “Здравствуйте!” Богомолка говорит: “Пугало огородное”. Я не отвечаю. Подходит наш троллейбус. Я поворачиваюсь и говорю: “До свидания”. Старуха подхватывает свои сумки и норовит влезть в троллейбус вперед меня.
Негостеприимность Владимир проявил и дальше: нам не разрешили ночевать практически в забронированном ранее интернате».
Приют мы всё-таки нашли – в школе № 3. Что касается сценки на троллейбусной остановке – подобное отношение к себе московские дети встречали потом и в некоторых других населённых пунктах нашего маршрута. Два мира – два менталитета. Провинциально-патриархальный и столичный. Причём, что меня особенно поражало, наибольшую злобу по отношению к нашей группе проявляли старушонки в церквях: злобно шипели. Хотя девочки, как полагается, покрывали головы платками, но заходили в брюках, что по тем временам ещё было некоторым новшеством для провинции. Видимо, это и раздражало богомолок, которые к тому же, судя по их хозяйскому поведению – скоропостижному сбору почти целых свечных огарков, прислуживали здесь.
Все мы впервые были в этом древнем русском городе. Разумеется, все видели храмы московского Кремля, но и здешние произвели сильное впечатление. Их величие подчёркивалось великолепным видом на долину Клязьмы. Чего не хватает Москве – так это такого пространства и широкого вида, как в Санкт-Петербурге и Владимире.
Цитирую следующие записи дневника, которые сделаны уже другим нашим участником похода – скорее всего девочкой:
«Осмотрели памятники архитектуры: Дмитриевский и Успенский соборы, которые были построены в XII и XIV веках. Дмитриевский собор, архитектура которого сходна с византийскими соборами, украшен тонкой резьбой по камню. Успенский собор, действующий, расписан группой иконописцев во главе с Андреем Рублевым [Андрей Рублёв участвовал, но вряд ли он был «во главе»]. Архитекторы позаботились и о местоположении соборов: они стоят на высоком обрыве над долиной Клязьмы. Далее наша экскурсия направилась к Золотым воротам – памятнику XIV века. Они служили в качестве триумфальной арки и в целях обороны. Сейчас во внушительных помещениях Золотых ворот разместилась Галерея Славы – мемориальный музей владимирцев – героев Советского Союза.
…Когда вернулись домой, обнаружили, что потеряли маршрутку. Новую получили во Влад. обл. ДЭТС».
На следующий день мы решили ещё раз осмотреть соборы.
«Вошли внутрь. Шла служба. Успенский собор выглядел совершенно по другому, чем вчера: вчера его освещала лишь одна лампочка, а сегодня горели люстры, было много народу, пел хор. Постояв полчаса, вышли на улицу. Лил дождь».
Обязательное посещение местного краеведческого музея. Строки из дневника:
«Очень интересен отдел музея, в котором показано Владимирское княжество в период расцвета, т. е. в X–XIII в. Нас интересовало также революционное прошлое Владимира. Во Владимирской каторжной тюрьме содержался М. В. Фрунзе».
Мне из музейной экспозиции особенно запомнилась книга с параллельными словарями: русским, французским, немецким и английским. Когда молодого революционера поместили в здешней тюрьме-централе, он, приговорённый к смертной казне, по этому своеобразному изданию учился английскому языку. По крайней мере, так рассказывали в музее. Царская власть помиловала узника. На свою беду. Воспользовался ли Фрунзе, став советским военачальником, иностранным языком, не знаю. Возможно – когда сочинял свои военные трактаты, читал западных специалистов в оригинале. Что, кстати, тоже могло сказаться на судьбе Фрунзе…
Владимир мы покидали с радостью. Этот крупный промышленный центр питал нас в своих городских столовых только… горохом. На первое – суп гороховый, на второе – каша гороховая. Шутили, что хорошо бы и кисель был гороховый. Но киселя вовсе не было, пили только чай. А напиток под названием «кофе желудёвый» никто не стал выбирать. В своём отчёте об этом путешествии – «Паспорте туристского маршрута», который я сдал в МосгорДЭТС, я сообщил: «Во Владимирской области – только хлеб, маргарин и горох».
Это – наглядная ситуация с продуктами того времени. Мои юные спутники были в шоке. Впрочем, как и я. В Москве тоже было трудно с продуктами. Но всё же, побегав по магазинам и потолкавшись в очередях, можно было достать, скажем, пшено. Живя в информационном вакууме, когда газеты и телевидение сообщали лишь о трудовых победах да происках мирового капитала, мы даже представить не могли такую провинциальную скудость. Вот и воспитывай детишек в духе патриотизма и преданности «идеалам Великого Октября»!
Можно ли в таких бедных, голодных районах воспитывать школьников, как надо, как требовала Компартия? Не это ли противоречие между декларациями власти и реальностью, а проще – враньё, и приводило к недоверию, сомнениям, нигилизму, инакомыслию? Невольно возникал вопрос: за что же боролся большевик Фрунзе? За что проливал кровь тех, кто верил ему в построении «светлого будущего», и тех, кто сопротивлялся этому, пытаясь повернуть страну на другой путь развития России?
Но таких исторических сравнений тогда вслух я не произносил. И потому, что ещё не созрел для «очернения» советского строя. И потому, что я – учитель, воспитатель. Воспитатель в духе властвующей коммунистической идеологии. Хотя, наверняка, кто-то из продвинутых детей и думал об этом, да боялся сказать вслух.
Вспоминался рождённый в те годы анекдот. Армянское радио спрашивают: «Зачем нас всё время кормят горохом?» «Чтобы с треском влететь в коммунизм», – ответило всезнающее радио. Может, этот «треск» потом и сказался на том, что некоторые мои спутники по российской глубинке, впоследствии покинули Родину?
До Суздаля дорога не только длинная для пешего перехода, она не интересная. Да и зачем топать вдоль асфальта, когда по нему можно докатить на автобусе?!
Этот древний город оставил яркое впечатление. Все мы попали туда впервые. Ведь личных машин ни у кого не было, а общественным транспортом туда добираться обременительно. Да и не было тогда моды на посещение этого замечательного городка.
Нам повезло там вдвойне. Во-первых, мы нашли место для ночлега в школе-интернате № 2, что стояла в самом центре. Свидетельствует дневник:
«Устроились в детдоме, где нас хорошо приняли. Нам даже выдали постельные принадлежности! Сервис! Одно неудобство для тех, кто высок ростом: короткие кровати».