– Сколько?
– Пятнадцать.
– А я б двадцать пять дал.
– Э-э! Мы знаем советские законы.
18 июня
Привет, индустриалы!
Только и разговоров о новом чемпионе мира по шахматам Борисе Спасском.
– Думаете, – говорит Беляев, – отчего пересох Севан? Армяне в рот воды набрали. С горя. Их же Тигран Петросян бездарно продул матч нашему Борьке.
Оторвавшись от писанины, Медведев почесал затылок кончиком ручки:
– Непонятный этот наш чемпион Спасский. Он своим наглым упорством взял. Никого эффектно не разгромил. Так… Середнячок гроссмейстер. Втёрся в чемпионы. Ленинградец. Мать уборщица в школе. Развёлся с женой. Прописался под Москвой. Теперь-то его пропишут в самой Москве поближе к именным Спасским воротам и дадут двадцать четыре тысячи долларов.
– Влетел радостный Терентьев. Трясёт газетой:
– Привет, индустриалы! Здравствуйте, активные читатели! А меня толстыми буквами дали! Весь мой трактат в «Советской России»! На второй полосе… Вот… Треть колонки… «Поучительный опыт»…
– Не хвалитесь, – осаживает его Татьяна. – Дают вас не одного. Отдел науки вчера поработал. Ну смехота! Одну-одинёшеньку заметку выдал! Мы до такого не докатывались. Вчера мы выдали шестнадцать заметок. Десять напечатаны!
– О! – просиял Медведев. – Сегодня в четыре летучка. Есть возможность отличиться. Не забыть сказать.
– А я, – хорохористо тянет Татьяна, – никогда не высовываюсь. Не похвалюшка я…
Беляев наклонился к Медведеву, облокотившись на стол. Тихонько толкует что-то про экономику. И вдруг на всю комнату:
– А! Хрен с нею, с экономикой! Надел нейлоновую рубашку – сам в ванне стираю, – а она выползает. Вот так!
И он, хохотун с помочами, тянет рубаху из брюк.
– Э-э! Володь! – шумит Татьяна. – Главное, вовремя остановиться.
Беляев заправляет снова рубашку в брюки и грохочет:
– Вспомнил нашу трудовскую художественную самодеятельность. Вижу перед глазами ту милую сценку. Роль Фельетона исполнял Борька Федосеев, сейчас спортивный комментатор в «Известиях». Роль Редактора вела практикантушка с журфака МГУ. И вот эта свистушка редактирует Фельетон. Снимает с Борьки шляпу, часы, галстук, рубашку, брюки, трусы. Он дрожит: «Я не дышу». Она говорит: «Ещё немного почищу и Фельетон будет хорош». Она снимает с Борьки вторые трусы. Фельетон-Федосеев стоит в одних плавках. На них написано: «Голый факт».
20 июня
Бегу в свою контору.
У Александровского сада молодая крестьянка с двумя нище одетыми мальчиками.
– Скажите ж, как попасть на приём?
– К кому?
– А я не знаю… К кому сюда все ездят?
Ох, Россиюшка… Ободранная, забитая.
Во мне всё перевернулось.
В горле стал ком. Душат слёзы.
– Пойдёмте со мной.
– Ну вот… Одна душа живая…
– Откуда вы?
– Из Коми.
– Во-он видите дом? Это приёмная Верховного Совета. Идите туда.
Плетусь по улице Герцена к себе. Никто не видит моих слёз. А я вижу свои слёзы. Очки у меня зеркальные. Солнце в спину, и я вижу в очках блеск слёз. Эти двое мальчишек – я и мой любимый брат Гриша, если срезать нам лет по двадцать семь…
Сегодня паралич у дедушки Кошелькова Григория Алексеевича с выпуска Б отнял за завтраком руку и глаз.
Жалко…
24 июня
Бахметьева
Сегодня перенесённая с прошлого вторника летучка.
Дежурная критикесса – новенькая цыпа из культуры Бахметьева Светлана да ещё Яковлевна – чистосердечно кается:
– Я как перед экзаменом. Готовилась добросовестно на один день, а тут отложили. И я всё забыла.
Реплика с места:
– Всё правильно. Память-то девичья.
Второй голос:
– Была!
Светлана хвалит все редакции. Особенно налегает на свою:
– Если что хорошо сделано, так знайте, это наша редакция. Классика – это мы! Я думала, что в селе мне будет скучно. Но я без скуки читала сельские талмуды. Вот пример. О рыбе пишут сельхозники и промышленники. Почему рыба в селе и в промышленности? Сельская рыба вкуснее.
Уточнение с места: