– И ты ничего не подумала? Где ты должна была бы быть в двенадцать? И ничто тебя не кольнуло?
– Ни в одном глазу.
– Ну-у… Я добрый, добрый, но если мне гадости на гадости наложат в карман – я такое выверну, что и сам не знаю! Один столкну в пропасть целый Эверест! Переверну дом! Сожгу!
– Сожги свой дом.
– Я сожгу твой.
– Был бы умный, приехал бы…
– А Сашка?
– Он уходил.
– Учебник Берхиной достала?
– Да. У нас скоро занятие на курсах по книге «Детская болезнь «левизны» в коммунизме».
– Тебе, Надеждовна, занятней изучать, как выразился один у нас, детскую болезнь в онанизме.
– Я потеряла адрес своих курсов. Дай.
– Я охотнее дал бы тебе адрес нового крематория.
– А почему не старого?
– Там ветхое оборудование, и оно тебя не сожжёт всю заклеймённую. Ладно… Ты во сколько вчера проснулась?
– Не помню.
– Где проснулась?
– Не помню.
– С кем?
– Не помню.
– А как тебя зовут?
– Сейчас посмотрю в удостоверение.
Она долго шуршит бумажками.
Я в нетерпении:
– Когда узнаешь, как тебя зовут, позвонишь сама мне. Конечно, если захочешь.
И положил трубку.
Мда-а…
Подумать есть над чем…
Рабочий день кончился. Я уходил последним. Вдруг зазвонил телефон. Я вернулся.
Оказывается, звонила жена Рима.
Я удивился:
– Откуда вы взяли мой телефон?
– Рим раскололся под ноль. Вся информация от него.
– И что вам нужно от меня?
– Вам не хочется отвести душу и привести в божеский вид причёску этой вертихвостке, с которой так расфлиртовался мой старый стрекозёл Римушка?
– Знаете, я не парикмахер и в причёсках совсем не разбираюсь…
Голос у неё злой, металл:
– Тут не до разборов. Просто проредите ей причёску, сделайте широкий голенький пробор. У этой девки ни стыда ни совести! К кому и зачем она лезет? К недееспособному старику! Рим же старше её родного отца! Рим – плохой мужик. Не может удовлетворить даже свою жену. А что ему делать с молодой?
– От меня-то что вы хотите?
– Может, подскажете что дельное, как половчей разбомбить этот сучий базар?
– Ну-у… Кто станет плясать под чужую дудку? Вы не станете. Я не стану. А они, думаете, кинутся в чужой танец? Они люди взрослые. Пусть сами решают, как им быть. А вмешательство со стороны только ещё быстрей сольёт их в прочный союз.
– Вот этого-то как раз и не надо!
– А лезть мне в эту грязь? Не-е… Сами. Пусть сами в ней купаются!
– Ну чего вы отпрыгиваете от дела? Жаль… А то б… Наша совместная многоходовочка легла б делу в пользу. Ну давайте вместе откроем им обоим глаза! Ну что они вытворяют? На Ноябрьские праздники летали на три дня в Крым! Забомбись! Летали на мои денежки! Именно на мои!.. Рим вольный художник. Ляпает почтовые марки. Едет на случайных заработках. Да из них он ещё гонит алименты первой жене. Так что в руке остаются жалкие слёзы. Вот почему я говорю, что летали на мои кровные. Один самолёт на две задницы чего стоит! И что мой привёз? Кучу рисунков! И на всех она голая. Кость на кости! На что мужики и бросаются? Он-то, половой демократ, броситься бросился. А прок какой? Только и делал там, что мазюкал её. О-очень интересно! Другие с молодками неделями не выходят из спальни. А этот тоже не выходил. Только кисточкой шлёп- шлёп. Надо сейчас подрубить сук, на котором они устроились. Чтоб они шлёпнулись! И шлёпнутся! Я пойду в местком, в комсомол! Поеду в деревню к её родителям! Я с неё живая не слезу! Я таки подсуну под них бомбу! Поверите?
– Ещё бы не поверить… Вы сами ого-го вставите им ума! Ни в чём так яро и полно не проявляется изощрённость человеческого ума, как в жестокости…
– А перед кем приседать? Было бы перед кем. Пусть он к кому хочет уходит, только не к ней. К любой другой побежит – без единого звучика дам развод[275 - «Развод – болезненный процесс, когда амуры пытаются выдернуть свои стрелы».]. А намылится всерьёз бечь к этой свистушке – дулю ему с маслом! Он с этой пустёхой пропадёт! Она ж не может готовить, не хочет работать, не хочет учиться. Пять раз поступала в вузы! Никуда не проскочила тупашка! Уши развесила, как лопухи. Ему с ней будет скучно. Что он в ней нашёл? Кому она такая нужна? И Рим с такой жить не будет. Ему нужна одна натурщица в костях. Была и я такой. Рисовал. Предупредил: «Растолстеешь – брошу». Вот… Он сына Сашку любит. Не бросит… Попрыгает, попрыгает и угомонится… Перемелется всё – бифштекс курам на смех будет… Ради неё он бросил курить. А сегодня закурил. Сын радостно закричал: «Папа закурил!»
– Дай-то Бог…
– Все нервы подняты, – в растерянности бормочет она. – Я всю ночь не спала. Думала про наш разговор с вами… Эта ночь была у меня, как ночь у Кутузова перед Бородином, как ночь у Наполеона перед Лейпцигом и Ватерлоо… Жизнь – это драка… В моём сердце уже прокипел вулкан и на стенках души застыли обугленные куски любви. Всё шлак, всё мёртво… И всё же… Что же мой кобёл делает с этой слюнявкой? Как бы капризен, зол, равнодушен ни был ребёнок, он всегда хорош. И она для него ребёнок… И всё-таки… Мне ж одной его не хватает… Зато эта многостаночница… День с вами, день с ним. По графику. Из графика не выбивается. Ударница постельного труда. Я научу её, как надо Родину любить, не считая меня… Допекут они меня… Иду ва-банк… Терять мне больше нечего… Достанется он ей без тоскливой висюльки, и натравлю-ка я на них журнал «Крокодил»! Уж смельчак «Крокодилушка» быстренько разгонит этот сучий бомонд!
1 декабря
Мозоли в Волге