Дожди над Россией

– Ну мы-то не балубы?!

– Тем хуже персонально для тебя. Равнение на балубов!

– Так… сразу… Не…

– Господи! Ты сам бамбуковый или папа у тебя деревянный? Морально устойчив, как столб электрический! Да кому это надо? Сама Женьшениха тебе это не простит. Думаешь, её весна не шшакочет?! Влюблённые гаёв не наблюдают! Может, ты боишься, что выскочит какой внепапочный гражданчик? И в ум не бери… Сегодня Женечка тут, завтра полетела назад в свою Шепетовку… Сбегает в лохматкин лазарет…[210 - Лохматкин лазарет – кожно-венерологический диспансер.] Оюшки! Что за хохлому я несу?.. Да впросте сунется к бабке. Бабка даст попить пижмы или мяты болотной. Вот готов и выкинштейн. Вся-то и трагедь… А лучше до этого не дожимать… Вон ещё в древности как думали?

И он с жестоким подвывом стал начитывать:

– Подлинно ль женщинам впрок, что они не участвуют в битвах
И со щитом не идут в грубом солдатском строю,
Если себя без войны они собственным ранят оружьем,
Слепо берутся за меч, с жизнью враждуя своей?
Та, что пример подала выбрасывать нежный зародыш, –
Лучше погибла б она в битве с самою собой!
Если бы в древности так матерям поступать полюбилось,
Сгинул бы с этаким злом весь человеческий род![211 - Овидий. «Любовные элегии». Перевод С.Ширвинского.] Ты понял?

– Да заткнись ты!

– Это ты кончай, долбун с придыханием, эти свои глупизди! От твоих чумностей волосы стынут в жилах! Или ты выкинул ноздри?[212 - Выкинуть ноздри – надышаться свежим воздухом.] Чего зеленеешь? Все матрёшки охвачены у нас политвниманием. Даже сетки на сексопильнях[213 - Сексопильня – койка.] тут от счастья поют, – сам слышал! – а одна Женевьева мучайся? Что она, страхолюдней всех? И к тому ж крейзер «Аврора»?[214 - Крейзер «Аврора» – старая дева.]

Я растерянно молчу.

А он наседает:

– Ты чего, ангидрит твою перекись, жмуришься, как майский сифилис? Ну чего? Не изображай из себя цивильного жителя Веникобритании! Не забывай, чайник, живёшь ты в Чубляндии. Не зевай. Покорми сегодня своего человека из подполья!

– Да как, – взмолился я, – кинусь я? Как можно такое и подумать!? Мы ж всего-то час как знакомы!

– Вы опоздали, сударио, ровно на час.

– Не… Не смогу…

– Ха! Не смогу! Бред беременной медузы! Ну!..

Тут он сделал страшные глаза:

– Я убиваюсь весь до пота, а у тебя, может, извини, – уронил он соболезнующий взгляд на мой низ, – а у тебя, может, авторитет не подымается? Так нет проблем! Срочно летим на Бали!!!

– Это ещё куда?

– А тут рядышком… Островок в Индонезии… Заходишь… – он важно смотрит на часы у себя на руке, – заходишь в ресторашек… Если не будешь телиться, успеем до закрытия… Заходишь в ресторанчик, а перед тобой аквариум с кобрами. И ты смело заказываешь ту, которая одарила тебя особенно сексуальным взглядом. Тут же ей смахивают к едрене фене башку и сцеживают полнющий бокалище крови…

– Да хватит тебе!

– Да мне давно хватает. Я о тебе пекусь! В кровь кладут столовую ложку мёду, выдавливают жёлчь именно той неотразимой кобруньки, которая так дерзко и грубо охмурила тебя. И всё это сдабривается деликатнейшей специей – твой бокал освящают мелко-размелко пошинкованным змеиным хренком. Пей, золотой! И твой авторитет, твой рейтинг, твой аленький цветочек тут же на глазах у всех расцветёт и поднимется во весь гигантский рост! Эротический напиток всё сделает для тебя!

– Да кончай ты эти байки! Меня тянет съездить в Ригу[215 - Съездить в Ригу – о рвоте.]!

– Меняй маршрут! В Риге тебе делать нечего. Мы летим на Бали!

– А я не лечу в твою Индонезию!

– Кисель сырой! Струхнул?! Тогда… – он хлопнул себя по лбу. – Тогда слушай. Есть путь попроще. Безо всяких перелётов Насакирали – Бали… Будем считать, что ты не переносишь самолёт… Я знаю заклинания. Мысленно пошепчешь рядом с нею и она в полном комплекте твоя. За мной повторяй про себя. Запоминай… «Господи Боже, благослови! Как основана земля на трёх китах, как с места на место земля не шевелится, так бы и моя любимая черновушка с места не шевелилась. Не дай ей, Господи, ни ножного ляганья, ни хвостового маханья, ни рогатого боданья…»

– Чего ты, фуфлогон, мелешь? Какое роговое боданье? Какое хвостовое маханье?

– Ну это заговор такой. Чтоб корова не лягалась… А какая разница? Корова, не корова? Не мешай. Запоминай дальше… «Стой горой, а дой рекой. Озеро – сметаны, река – молока. Ключ и замок словам моим».

– Не хами. Я и в мыслях не скажу ей таких слов.

– Да ёжик тебе под мышку! Можем переиграть на… Вот от муравьёв. С гейшей какой водиться, что в муравейник садиться. Так? Та-ак! Это я тебе говорю. Чтобы сесть в муравейник, три раза обойди его, проговори: «Брат муравей, скажи сестре своей муравьихе, чтобы она моего тела не уязвила, яду своего не опущала. Тело мое земля, а кровь моя черна. А тем моим словам небо – ключ, земля – замок». Ну?.. Запомни, зонтик с ручкой, одно навсегда. В нашем траходроме мы трахаем всё, что движется, пьём всё, что горит! Увидел, таракан бежит по стенке – трахни его кулаком по носу! Упал глаз на непустой керогаз – оприходуй напёрсточек керосину. Кровь молодая быстрей побежит!

Говорил он на полном серьёзе, но глаза выдавали его. Украдкой посмеивались.

– Не выёгивайся, – буркнул я. – Кончай эти хаханьки.

– Пожалуйста, – постно ответил он. – Моё дело пятое. Отзвонил и с колоколенки. Закрываю, джигиток, сеанс ликбезсекса. Всё, молчок. Больше никаких алалы. Я с докладом отчавкался и между нами – дохлый бобик!

Хабарик, остаток папиросы, он притушил о каблук и побрёл назад в комнату, рассеянно мурлыча:

– Года все шли и шли,
А дамы хор-рошел-ли-и…

Юрик накрыл выключатель ладонью и, повернувшись на порожке, кинул мне в коридор с напускной строгостью:

– Так и будешь там торчать, как дуля в компоте? Чего лыбишься? Кончай подсматривать! Да здравствует темнота – верный друг молодёжи!

И, кисло морщась, щёлкнул выключателем.

– По дотам! – зычно, с подхлёстом скомандовал Юрик. – Да не перепутай!

Сахарная истома подсекла меня, я еле удержался на ватных ногах. Пересохло во рту. Тонным булыжником заколотило по рёбрам сердце. Бух! Бух! Ух! Как колокол во мне вечевой.

На удивление, я подозрительно прытко сориентировался в темноте и без компаса быстро нашёл с в о ю койку и Женю.

Женя сидела, лодочкой уронив руки меж коленей.

Её калошики смирно стояли у ножки койки. И как в чёрные зеркальца в них смотрелась луна. (На окнах не было занавесок.)

Белые носочки Женя обстоятельно расправила, уложила отдыхать на фанерный чемоданишко под койкой.

– Отвернись.

Я, кажется, отвернулся, но не настолько уж, чтоб совсем ничего не видеть.

Женя сняла платье, и оно, хрустко охнув, бело изогнулось на спинке кровати.