Вас приветствует солнцеликая Ялта!

Поскучнел и отвернулся.

Колёку он совершенно не расслышал. Но раз тот жаловался, сделал вид: я вас понял, сразу кидаюсь в дело! И с горячей важностью притворяшка принялся за то, что могло означать прослушивание.

Блёсткой кружалочкой в один миг ткнул на спине места в три. Но при этом даже не вставил себе в уши трубочки от этой блестяшки.

Резво выписал пенку, ингаляцию.

Потёр-пошуршал своими бумажками, протягивая их Колёке:

– Согласны, что у вас пан фарингит?

– Бабка сказала – бронхит.

– Ладно! – подвеселел Тимченко. – Меняю свой фарингит на бабкин бронхит.

И в направлении на ингаляцию вымахнул фарингит, сверху размашисто вписал бронхит.

– Нет! – залюбовался он своим творением, вслух подумал: – Лучше к моему фарингиту добавим бабкин бронхит.

И по чистому краю листка притулил:

«Фарингит + бронхит».

Уже за дверью глянул Колёка в бумажки. Нету ванны!

Крутнулся назад.

– Доктор, забыл сказать… Мне нужны кислородные ванны.

– Отётё… Рассеянный. Все рассеянные великие… Наверное, вы какой-то секретарь?

– Да. Секретарёк у своей секретарши…

Тимченко вежливо улыбнулся, как он считал, тонкой шутке и уморённо навалился строгать на клочке со штампиком поликлиники.

В ВОДОЛЕЧЕБНИЦУ

Б-й Самаделов Н.П., 25 л. Д-з: неврастения. АД 115/80.

Кислородные ванны. 36° С, 10, № 10 к.д. Кожн. б-ней нет.

Колёка ни шиша не понимал в этой словесной каше.

Ну что значит б-й? А д-з? А к.д.? А б-ней?

За дверью бабка выхватила у парня этот листок. Перевела:

– Кислородные ванны, чудилка! Температура тридцать шесть градусов. Не сварисси… Десять ванн. По одной штуке кажинный день. Кожных болезней нетути. А д-з – диагноз. Неврастеник! Расстрели твои мяса, нутрии, неслух! Неврастеник ты!!!

– От тупень! От бабуин! Он же меня и в лицо толком не видел. Ни про что не спрашивал… Откуда он выгреб, что я неврастеник?

– Вишь! А ты пел, ни граммки не болит. Боли-ит… Ишшо ка-ак боли-ит… Он жа в направлении первое слово поставил больной. Сократить ежель – б-й… Так что, товаришок больной, держись да лечись… И вот, – заглянула в другую бумажку, – и вот на горизонте выскок субатрофический тебе фарингит… И бронхит мой вот увесь подтвердился… Э-э, лечись, лечись! Не запускай… Здоровья одно! А болезней тучи! Береги здоровью! Лечись!..

Минут через пять Колёка уже лечился.

Давился кислородной пенкой.

Гаже Колёка ничего не едал.

В вишнёвую пластмассовую миску из краника надавливают шапку белой пенки. Тебе надо как можно быстрей съесть. Иначе все тайные ценности, не видимые и, поди, вооруженным глазом, разбегутся.

Кривился Колёка, но ел. Ел трудно, с отвращением зачем-то тщательно прожёвывал пенку.

Первой отстрелялась Алёнка и теперь подзуживала над бабкой с Колёкой – жевали стоя за высокими столиками:

– Пережёвывайте долгей! А то пенкой подавитесь. Жуйте хорошо-нахорошо! Не бойтесь, зубки не поломаете… А я сиропчик с пенкой уже выпила…

Навспех, захлёбисто наворачивали пенку и в самой раздаточной, стоя за столиками, сидя на вытертых диванах у стен. Набивали в оба конца и во дворе, под деревьями на лавках.

Ели дети. Ело старичьё.

Всё ело. Всё задыхалось этой проклятущей пенкой!

Такое впечатление, что эти гореносцы лет по пять вообще ничего не ели, и вот им дали пенку.

Сняли они с полок свои бивни и ну охминать на обе щеки.

Проходивший мимо мужчина осуждающе плеснул руками:

– Вот остолопики! Да что ж вы ею давитесь?! В той пенке кислорода, как золота у нищего в суме! Она вмиг вся выдыхается, и вы намахиваете один яичный белок. И больше ничеготушки! Да за трёх гриш[18 - Гриша (гривенник) – 10 копеек.] вы ж купите пя-ять яиц с желтком и белком! А так вы ухлёбываете сиропишко и белок всего-то лишь одного яйца!

Насуровленная бабка гневно кинула глаз на басурманина. Она захлёбывалась тающей пенкой и не ввязалась в перекоры. Только зверовато сверкнула горящими лупалками:

«Вот дохлопаю вскорую пенку, я те ух выпою!»

– Дуренькие! – удаляясь, ласково-укоризненно выкрикнул каверзник. – Идите за кислородом на море! Плаваючи, вы хватаете своими бронхами кислород, кислородную пенку непосредственно с морской глади. А тут вам перепадают лишь жиденькие бульбашки!

Бабка яростно проглотила последнюю ложку.

Так же яростно погрозила подкопнику пустой чашкой.

– Ты чё, кислый петушака, распелси?! Чё без ума несёшь пургу? Облопалси пенки?.. В прошлом же годе со мной за одной стойкой нараскорячку, стоя, как хреновской жеребец, трескал эту самую пеночку! А тепере всякие гнилые непотребствия вяжешь?!

– Вяжу! Потому как допёр, что за здоровьем надо топать на морюшко. А не давиться этим глупым пшиком.

– Ступай, пустобрешливой! Ступа-ай, кудрявич, – мужчина был лыс, – и не смущай, раздолбайка, дорогой трудовой народ диковинной хренью.

10