– А-а… Скажи, а чего яйца такие маленькие? Куры что, не знают призывов последнего съезда КПСС? Или они вышли из-под повиновения петухов, бросили это дело по носке крупных яиц и теперь их несут петухи, то есть ваш брат?
– Наш брат страусиные рад вам нести.
– Как истинные ударники комтруда… Часы, знак! – протягивает она руку из рукава пальто, не глядя на меня.
Я несу ей часы, кольцо.
Маяк молитву зазвонил. Восемь.
Я уже приоткрыл дверь для её вылета.
Галина:
– Прекрасно!
– Можно вставать и в полвосьмого.
Она торопливо поскакала по лестнице вниз.
Я сажусь к столу записать вчерашнее.
Вчера мы гуляли, и я забыл отстучать на машинке.
Зашла речь, зачем это люди женятся. Галина сказала:
– Многие метёлки гоняются за миллионами. Дуры! Разве миллионы нужны?
Я авторитетно:
– И миллионы.
– Они не помеха, если окажутся, но не они первооснова супружеского счастья. Если тебе нужны деньги, выходи с колотушкой на большую дорогу.
– Правильно! Сама добывай! Добыча миллионов должна быть поставлена на самообслуживание. На худой конец, добывай вместе. А лезть на готовый миллион неэтично.
– Верно. Некоторые женщины на западе делают мужей миллионерами.
– Не знал. Каким образом? Сгораю быстрее узнать!
– Необходимо одно условие.
– Ну скорее говори! Какое же?
– Прежде надо быть миллиардером!
– А-а… Увы…
– Не отчаивайся. Слёзы льются и на миллионы. Да если только они тебе нужны – добывай себе сама. У тебя никто их не возьмёт и на что тогда тебе муж?.. А вот на что… У нас в самом большом секретном цехе номер девяносто главным инженером Зайцев. Симпатюля. Мальчику двадцать восемь. Такой беленький, пушистенький, стеснительный. Бюстгальтерию этого цеха начала вести я. В прошлом месяце Зайцев получил больше всех. Семьсот! Это уже готовенькие, после всяких вычетов. А всего ему начислили рублей девятьсот. Он вечно в командировках. Возвращается раз до срока и застаёт жену в интересном переплёте. Конечно, он совершил все формальности, выгнал жену. Так он любил её до страсти! Теперь он напуган. Женщин боится. Вторично его не женишь.
– Можно подумать, что это твоя персональная печаль.
– Я-то тут ни при чём. Я про миллионы. С деньгами не поспишь. А мужа нету месяцами и винить жену как? Главное, чтоб было на хлеб. Только пускай твой муж будет не гангстером по добыче тысяч, пускай он приносит…
– Три рэ шестьдесят две коп?
– Лишь бы делал интересную для себя работу и приносил минимум. Счастье в том, когда всё добывается и делается сообща. А не в готовеньком.
– Задачи вы понимаете очень правильно. Какой у меня человечище жена!
– А ты говоришь… – застеснялась она.
Вечером я встретил её с работы у самого «Агата».
Мы возвращались домой пешком. Она экзаменовала меня.
Увидит легковушку:
– А это какая?.. А это какая?..
Что-то я угадываю, что-то нет.
– Мой муж должен знать всё. Даже марки машин!
– Чтоб знать, какую покупать?
– Отнюдь.
– Ну, тогда чтоб знать, под какую кидаться, если…
– Ну-ну… Я этого не допущу. Я тебя и мёртвого с того света вытащу!
– Это что, угроза?
– Констатация факта… Мы просто вас любим.
В благодарности я тихо погладил пальчиком её плечо.
Вижу, в холодных перчатках её пальцы измёрзли.
Я снял её перчатку. Взял её руку в свои.
Она в искреннем изумлении воскликнула:
– Ойко! Какие у тебя руки горячие!
– По штату положено.
И было прохладно, и я нёс её руку в своей руке, и было мне хорошо, и было мне так славно на душе оттого, что у меня такой вот рядом человечина, и я думаю про то, что вот всё время мне не везло, всё как-то я был на обочине, и никто меня не баловал сердечным теплом, и было всё как-то совсем не так, а годы идут, идут, и большие уже года, и всё у меня не устроено, и всё в доме пусто и холодно, и одиноко, и всё как-то совсем не так, как то должно быть в мои большие лета, и я порой думал про себя и с отчаянием, и с сожалением, по временам мне было жалко себя, и обидно-то что, или я Ваньзя какой, все ж сверстники мои давно живут своими семьями, а я, стесняющийся себя, один, один всё как божий перст, и вместе с тем, со всем своим совестливым одиночеством и тоской по своему очагу семейному я не кидался в крайности, я не вис на первой попавшейся крутихвостке; если я не видел того, что мне близко, я упрямо отбрасывал пустышек прочь, я не верил, что я не встречу ту единственную, ту одну, на которой старый неудаха наконец-то споткнётся навсегда и никогда о том не пожалеет; и пришёл тот январский час, и пришёл он в самолёте, когда я летел в командировку, и судьба усадила нас рядом, потом мы сидели рядом в орском автобусе, потом мы были рядом у меня дома, потом мы рядом гуляли по лесу, рука в руке, вот как сейчас; нам понравилось делать всё вместе, чтоб быть рядом, и мы сделали последнее, поставили рядом свои фамилии в загсе, и вот уже прошло полгода – не день, не месяц – полгода, и мы для Отечества целы, и мы идём рядышком, и все эти полгода я был наполнен счастьем, я как-то иначе взглянул на себя, я поверил в себя, в свою внешность, в свою будущность – Боже правый, и всё это благодаря ей, стройной, красивой и такой зябкой.