«Честен сам с собой» – ох, кому я вру?
Не могу сказать, что последние дни я хорошо спал. Учебники не читались. Фильмы не смотрелись. Я все больше и больше уделял времени бесплодным раздумьям. Это пожирало меня изнутри. Моя безымянность никак не сказывалась. Я так привык к ней, что даже перестал задумываться: существует ли для меня вообще какое-либо имя?
Часы превратились в многочисленные минуты, а те в свою очередь, в секунды. Неопределенность губила мой рассудок. Так продолжать невозможно. Я сам как питомец здесь. Меня держат в четырех стенах, заботятся обо мне. Просто кому-то нужно чтобы я был и набирался сил. Это тоже, своего рода, быть закатанным в банку.
Даже если меня устранят – это всяко лучше, чем жить в неволе и дышать библиотечной пылью.
Только вот, если чувство самосохранения меня не обманывает, у меня вырисовывается проблема.
– Кто здесь? – Спросил я, услышав шелест в тернистых кустах позади себя.
Ответа не было.
Я стоял и пытался дышать как можно тише.
– Мара, я знаю, что это ты. Выходи!
Хилерша не заставила себя долго ждать. Все-таки она была очень низенькой, даже в сравнении с Сашей, которая достигала моего плеча. Волосы у нее всегда были заплетены в два низких хвоста, но сейчас она ходила в шляпе. Не с таким острым колпаком, как у Полины, а скорее с хлопнутым в гармошку. В руках держала лютню, словно инструментом для самозащиты.
– Давно за мной следишь?
– Как только увидела, как ты вышел за пределы школы.
«Просто отлично» – подумал я.
– Но зачем?
– Это мне тебя следует спросить.
Ах, ты…
– Я… черт, я не могу тебе сказать это. Ты ведь… ты ведь не сможешь не рассказать об этом, я правильно понимаю?
Она оставалась непоколебимой: – Ты пришел сюда, чтобы сдаться нашим врагам, да?
Я прикусил губу. Настало мучительное молчание.
– Значит, я права…
– Это… не совсем… так… я бы выразился по-другому…
– Ты хочешь сказать, что я все поняла неправильно? – Я промолчал. – Вселенная! Ты понимаешь, на что ты идешь? Я вот, например, нет. А если тебя поймают и убьют?
– Не убьют.
– Почему ты так решил?
– Думаю… Яна предостерегла бы меня.
– Да ты шутишь?
– А что не так?
– Да от Яны и клещами слово не вытянешь про гимназистов! Саму как будто «Молчанием» напоили. Она все знает и понимает, но никому не рассказывает! Неужели ты не понимаешь, что просто так из престижных заведений никто не перебирается в самую обычную захолустную школу?
Я помнил и про ее отношение к тому самозваному престижу и про недопонимания, но решил не развивать тему. Не хочу ругаться с Марой. Не то чтобы нет настроения. Она не заслужила к себе такого отношения. Она не была лишена глубины личности и сострадания. Сейчас я хотел верить, что она все делает из альтруистических побуждений, а не по приказу Яны.
– Согласен. Я ничего не знаю об этом. Но… почему бы нам не разведать это?
– Ты шутишь?!
– Да что опять не так?!
– Не опять, а… ай, неважно! Это опасно! Нас слишком мало. Один в поле – не воин, а с бардом разве что умирать под музыку.
– Но, может, нам повезет?
– А, может, и нет. На Вселенную надейся, а сам не плошай!
Лбом я ощутил холод ладони. Обидно. Я не рассчитывал на успех, но не думал, что может произойти что-то подобное.
– Хорошо, но если бы нас было больше, ты бы согласилась на это?
Немного поразмыслив, она приняла решение: – Разведка – это неплохо. Я не боюсь увидеть там что-то, что мне не понравится. Я боюсь их целей, а главное – методов для их достижения.
– Неужели они вырисовываются такими монстрами в твоем воображении?
– Я не считаю их таковыми, но сам посуди: кто в здравом уме будет нападать на кого-то? А это «Вечное молчание», которым поят своих бойцов. Для чего? Что такое они хранят? Нет, я не хочу знать это! Я не хочу осознавать их превосходство и уж тем более уподобляться им. Война начинается с первого неосторожно брошенного взгляда на территорию соперника, на которой, согласно легенде, трава всегда зеленее. Если я стану такой же – просто устрани меня, а все мои вещи забери себе.
Я тяжело вздохнул.
Стоял штиль, но воздух был свеж, лишен неприятной духоты.
– Почему ты так боишься быть избранной?
Она сморщилась: – Это… не так хорошо, как может показаться. Люди, которые видят в тебе потенциал, сразу начинают нуждаться в тебе. Сначала ты можешь им помочь, и у тебя даже получается что-то. Ты уже и сам веришь в собственную исключительность. Но потом их запросы растут, и их становится все больше и больше. Ты не можешь удовлетворить интересы всех и каждого. Они просят от тебя невозможного и, в конце концов, ты разочаровываешь их. Ты знаешь эти взгляды? Как люди смотрят на тебя в порыве ненависти? Это страшно. Очень и очень страшно. И главное, ты никак не можешь объяснить, что все это было плодом их личного ожидания. Теперь ты – их враг, просто потому что ты не с ними.
– Значит, такова цена твоего таланта?
Она кивнула: – Надеюсь, мои предостережения не пройдут для тебя даром.
Мы шли медленным шагом в сторону школы. Молчали. Я перебирал в голове возможные затравки для последующих диалогов. «Думаешь, я для гимназистов – избранный?» или «Как думаешь, что они намерены делать с погодой?», и тому подобное. Не смог набраться решительности. Должно быть, слишком много информации для размышления в столько короткое время. Да и для нее теребить все эти темы, казалось, слишком болезненно.
Я все еще чувствовал чье-то присутствие, но решил все спустить на паранойю.
У ворот школы нас встретила Яна. Недовольная, злая и готовая читать нотации.
Я понимаю, что облажался и подставил ее, но… какие же у нее все-таки странные методы работы. То горячо, то холодно. И ведь совсем не поймешь как себя с ней вести.