Полярные чувства

В этот самый момент из серого автомобиля, давно припаркованного в глубине двора вышел непримечательный мужчина средних лет и открыл заднюю дверцу.

– Девушка, простите пожалуйста, вы не поможете? – обратился он к Лиде и неловко улыбнулся.

– А что такое? – с готовностью спросила она, но с места не сдвинулась.

– Да вот на выписку приехали, – по-прежнему улыбался незнакомец, – Шарики привезли, а они запутались за коляску. Дедушка инвалид, понимаете. Коляску я на заднее сидение поставил, дурак. Надо было в багажник, но она складывается… Короче, сделал глупость. А шарики теперь застряли.

– Конечно, – сказала Лида и подошла к машине.

– Вот, видите, – мужчина указал рукой на шарики.

– Ого!

Связка была огромной.

– Здравствуйте, – Лида улыбнулась, с трудом разглядев лицо старика – шарики почти полностью заполнили задние сидения. Коляска вообще угадывалась с трудом.

Старик улыбнулся в ответ.

– Только что я могу сделать?

– Вот здесь подержите, – попросил он, протягивая одну из многочисленных ленточек.

Лида сделала, как ей сказали и почти сразу освобожденные шарики вылетели из машины разноцветным облаком. В ту же секунду старческая рука потянула женщину на себя, а потом Лида почувствовала укол в шею, а следом темноту, окутывающую пуховым одеялом.

Очнулась она голая на бетонном полу. Запястья, лодыжки были связаны. Лида замерзла. В голове стоял туман. В метре от нее в инвалидной коляске сидел старик – тот самый – с шариками.

– Вы с ней одного возраста, одного роста и на одинаковом сроке, – сказал он и вдруг как ни в чем не бывало поднялся на ноги, словно и не был инвалидом.

– От-отпустите, пожалуйста! – взмолилась Лида, – я-я никому ничего не расскажу. Я хочу жить. У меня будет ребенок. Пощадите, – горошины слез текли по щекам.

– Не могу, – сухо произнес старик и ловко взвалил ее себе на плечо. Лида продолжала умолять до тех пор, пока ее грубо не втолкнули в какой-то ящик. Оглядевшись по сторонам, она с ужасом поняла, что лежит в огромной морозильной камере. Сверху на нее сыпался лед, подаваемый каким-то аппаратом.

Она попыталась повернуть голову, но что-то удерживало – какой-то ремень, сработал на автомате, как только ее голова коснулась холодной стенки.

– Посмотрим, как долго ты выдержишь, – голос приблизился.

– Ч-что вам ну-нужно? – Лиду била крупная дрожь. Слезы бежали по щекам, затекали в уши.

– Я же сказал, узнать, продержишься ли ты нужное время, – обыденным тоном ответил голос.

– Я-я н-не поним-маю.

– Ехать примерно полтора часа. Я хочу удостовериться, что она не станет трупом.

– К-кто?

– Василиса. Твоя соседка. Но тебе, девочка, ничего понимать и не нужно. У нас личные счеты, а ты в любом случае не жилец. Прости, это необходимо. Вопрос лишь в том, как именно это произойдет. Да, иначе и быть не может.

– От-отпусти-те, пожа-пожалуйста. У ме-меня бу-бу…

– Да-да, ребенок. Его уже не будет.

– М-мальчик, мо-мой м-мальчик.

– Ничего не поделаешь, – продолжил тот, вздыхая. Затем заклеил ей скотчем рот и добавил:

– Жизнь вообще штука жестокая, – в глазах проскочила не боль, скорее ее фантом, – уж я-то знаю. Да. Иначе и быть не может.

Глава 31

В тот же день Александра, обложившись листами, нетерпеливо собирала пазл из фактов и догадок. С каждой секундой ее безумная версия находила все больше подтверждений. А выходило следующее.

Сорокина Анна Сергеевна работала гинекологом в двадцать шестой женской консультации и вела беременных восьмого участка – того же самого участка, к которому была прикреплена Василиса. Александра просмотрела имена других жертв, записи Бриза, сделанные еще до того, как взяли Петрова и обнаружила еще одну интересную и давно позабытую деталь: первая жертва – студентка Мелкова Ксения Владимировна и ее подруга Исаева Василиса Артемовна приобретали красные шарфы в магазине одежды ручной работы «Сокровищница», где работала убитая Кравцова Оксана Владимировна. Александра копнула глубже и выяснила и другие любопытные детали. Например, о том, что Исаеву не однократно видели беседовавшей с продавцом-консультантом Кравцовой. На камере, да и со слов других сотрудников, видно, что общение проходило в дружеском ключе, а не как у работника с покупателем. Сменщица Кравцовой Серебрякова Анита Ахмедовна подтвердила наличие приятельских отношений. Кроме того, на камере засветился не только Петров, но и уже известный инвалид с крысиным хвостиком – накануне того дня, когда было совершено убийство Мелковой, он следил за подругами.

Так же Александра позвонила в отделение и уговорила одного из бывших коллег предоставить информацию насчет третьей жертвы – убитой перед поимкой Петрова. Ею оказалась семидесятилетняя Смирнова Мария Павловна. Пенсионерка, некогда работавшая учительницей литературы в школе триста сорок два в классе, где обучалась Василиса. Мария Павловна дружила с матерью Василисы и к девочке относилась с большим вниманием. Известно стало и то, что Василиса не забывала старую учительницу и раз в полгода навещала. Иногда и вместе с матерью.

Более того, Смирнову видели в «Максипицце» и на камере есть запись, как они с Весниковым разговаривали у входа в пиццерию.

И самое главное: удалось выяснить, кто был женой Весникова. Ею оказалась Лапина Клавдия Евгеньевна.

Таким образом, совершенно невероятная гипотеза Александры нашла даже не одно, а несколько подтверждений: Весников, он же Шифровальщик убивал всех, кто хоть каким-то образом был связан с Клавдией Евгеньевной. Похоже он действовал через ее беременную дочь. Схема выглядела крайне странной и запутанной, но с учетом нездоровой психики Весникова уже не казалась столь бессмысленной. Психи имеют свою логику, разобраться в которой порой не способен и самый опытный специалист. Главное, пазл сложился. Почти. Не хватало только одного элемента – ответа, по какой причине Весников с такой изощренностью мстит бывшей жене. Неужели из-за развода? Интуиция подсказывала искать ответы в прошлом и для этого Александра обратилась к Кириллу Андреевичу Анюхину.

Главный эксперт лаборатории почерковедческой экспертизы был в летах, но отличался отменной памятью и знал многих сотрудников полиции. В тысяча девятьсот семьдесят девятом году, когда Весников еще работал опером, он как раз начинал практику в лаборатории, соответственно работал по просьбе следователей тех лет и мог знать вышеуказанного. Александра взглянула на время, набрала номер и уже через час тряслась в автобусе на пути к Кириллу Андреевичу.

За глаза Анюхина часто сравнивали с великим писателем Толстым из-за такой же густой и длинной бороды и доброго лица. Он раскрыл объятия, встречая Александру и едва не пустил слезу. В отделе каждый знал, насколько старик прикипел душой к детективу. Когда она работала следователем, он часто относился к ней как к своей внучке и очень переживал, когда та написала заявление об уходе.

– Как дела, Сашенька? Совсем ты забыла своего старика. И Ваня давно не появлялся. У вас все в порядке? – спросил Кирилл Андреевич, разжимая объятия.

– У Вани какие-то проблемы, – не стала скрывать Александра, – я и сама его теперь не вижу. И он молчит, ничего не рассказывает, – разоткровенничалась она, – о помощи не просит, а я вижу ему плохо. Последний раз, когда мы виделись, он выглядел невероятно уставшим, изможденным.

– Ох, Сашенька, с ним что-то происходит. Он ведь раньше и просто так ко мне захаживал, и без дела, а теперь не приходит. Ты сама не пыталась его расспросить?

Селиверстова слегка замялась:

– Я считаю, когда человек будет готов сам попросит помощи. Ни к чему лезть в душу. Друзья на то и друзья, чтобы понимать и уважать личную жизнь друг друга.

Анюхин вздохнул:

– Друзья, говоришь? Ладно. Да только, Сашенька, иногда друзья не делятся именно потому, что не хотят перекладывать груз на плечи близкого человека.

– Нелогично. Но, Кирилл Андреевич, я, собственно, по другому вопросу.

– Ты все-таки подумай, Сашенька. Вы с Ваней не чужие, – Анюхин присел и предложил стул гостье, – ну хорошо, сами разберетесь. Рассказывай. По телефону ты что-то говорила про старых сотрудников.

– Да, меня интересует бывший опер Весников Андрей Степанович.

– Повезло тебе, Сашенька, я его помню. Мы с ним хорошо общались, можно сказать приятельствовали. Талантливый был сотрудник, но несчастный. Ему в жизни жутко не повезло.