Трансмутация

И, в четверых, издала горестный крик Настасья: она увидела, как выпавший из Сюзанниной руки пакет с собачьим кормом упал на рельсы. И его словно бы вихрем смело с них. Сюзанна тоже успела увидеть это за мгновение до того, как отключилась – и даже попыталась что-то сказать, но сумела издать лишь коротенький стон.

13

Макс очень хотел поговорить с Настасьей, всё ей объяснить. Но вместо этого ему пришлось возиться с рыжей Сюзанной: на пару с Андреем перетаскивать её к псевдо-полицейской машине. Не оставлять же её было лежать рядом с рельсами? Да и гостиничного портье нужно было проинструктировать. Тот исполнил всё, что велел ему Макс до этого: угнал электрокоптер Розена с заброшенной вертолетной площадки на окраине поселка и переправил его на контейнерный терминал вокзала. Но теперь для него возникло новое важное поручение.

– Возьми машину, – напутствовал его Макс, передавая ему еще одну пачку банкнот, – и вези женщину прямо в полицейский участок. Скажи: заметил подозрительный электрокар на вокзале, увидел в нем спящую неестественным сном дамочку и заподозрил неладное. Городовые наверняка поймут, что именно она была сегодня в торговом центре. Да и продавщица из отдела одежды сумеет её опознать.

– Всё сделаю, – пообещал парень.

– А то, что я велел тебе, ты проверил? – на всякий случай спросил его Макс.

– Проверил, не волнуйтесь. Поймал на приемнике вертолета средневолновую радиостанцию и слушал помехи. Никакого тиканья не было.

Это была примитивная, но безотказная хитрость для выявления маячка слежения. Сигнал, посылаемый им, вызывал характерное негромкое тиканье, когда вступал во взаимодействие с проводами радиоприемника. «Впрочем, – подумал Макс, – если бы такой маячок на электрокоптере имелся, Розен со своими прислужниками был бы уже здесь».

– Хорошо. – Макс кивнул. – Спасибо за помощь.

– И вам спасибо! Удачно вам добраться – куда бы вы ни летели.

Портье сел в машину, из которой Макс предварительно забрал оба дробовика, и медленно поехал по кладбищу цистерн. Только тогда Макс позволил себе повернуться к Настасье.

Девушка сидела возле электрокоптера прямо на земле, обнимала Гастона. А тот лизал её лицо, по которому текли слезы. Вид у пса был такой, что казалось: он и сам вот-вот заплачет.

– Мой дедушка, – не глядя на Макса, проговорила Настасья, – отдал мне свои разработки перед тем, как умер. А я их не сберегла. Ивара – не сберегла. И даже этого – не сберегла.

Макс подошел к Настасье, опустился перед ней на корточки и тыльной стороной ладони утер ей слезы. А потом сунул руку в карман своей истрепавшейся джинсовой куртки и вытащил оттуда пластиковый квадратный пакет – с винчестером профессора Королева.

– Но как же?.. – Настасья мгновенно выхватила у него пакетик. – Я же спрятала его в пакете с собачьим кормом!

– Я догадался, почему ты так над этим кормом тряслась. И покопался в том пакете, еще когда мы были в «Сириусе». Ну, и не оставлять же там было такую ценную вещь? Ведь и Гастон мог сунуть морду в свою еду!

Ньюф, услышав свое имя, приободрился – тем более что понял: Настасья внезапно перестала плакать.

– Да, и вот еще что, – сказал Макс. – Ты зря решила, будто Сюзанна тебе соврала. Думаю, твой дедушка и вправду жив.

– Жив?! – ахнула Настасья. – Но я же видела его тело! Сгоревшее! Оно упало с балкона.

– Я тоже кое-что видел, когда был в твоем бывшем доме: мужские следы в заброшенном переходе между подъездами. Тогда я не сообразил, кто мог их оставить. Но теперь считаю: это был он, твой дед. Он сумел выбраться из горящей квартиры. И он же, я думаю, потерял в том коридоре одну вещь. А тело… Ну, чье там тело сгорело – я конечно, не знаю. Надеюсь, твой дедушка нам всё разъяснит. Я доставлю тебя в Новый Китеж, а потом отправлюсь искать его.

И через пять минут они втроем – двое людей и черный пес – уже сидели в кабине электрокоптера. Макс имел представление, как им управлять, хотя в воздушной навигации был не особенно силен. Но лететь-то им предстояло в виду железнодорожных путей, и он рассчитывал, что не заблудится.

– А ты не хочешь узнать, что на этом диске? – спросила Настасья. – В электрокоптере есть компьютер. Пароль к диску – слово RODEF, как имя Достоевского задом наперед, латиницей и прописными буквами.

– Если ты разрешаешь, я этот диск посмотрю, – сказал Макс. – Но позже. Там, куда мы отправимся, тоже есть компьютеры. А Новый Китеж – он ждать не станет. Он ведь не только где, он еще и – когда. Потому-то колберы и не могут его найти. Его секрет знаю только я и сами новые китежане. Ну, и мой отец, конечно: он это всё придумал.

Глава 14. Ньютон

31 мая 2086 года. Пятница

Москва – столица Российской Федерации

1

Берестов Алексей Федорович родился в Москве и прожил в ней почти всю свою жизнь. Но за последние десять лет он с каждым днем все меньше и меньше узнавал свой родной город. Его квартира находилась в одном из старых домов на Большой Никитской – в дальней её части, что была ближе к Красной Пресне и зоопарку, чем к Моховой улице, Охотному ряду и Кремлю. И Берестов-старший всегда думал, что в этом районе Москвы всё, что могло меняться, уже переменилось – еще в двадцатом веке. А потом вернулось на круги своя. Большая Никитская, ставшая после революции улицей Герцена, снова обрела прежнее название. Охотный ряд с Моховой улицей стали частью проспекта Маркса, а потом прекратили ею быть. Манежная площадь, от которой Большая Никитская начиналась, побыла площадью 50-летия Октября – и опять стала Манежной. А Кудринская площадь, куда эта улица выводила, была и площадью Восстания, и даже площадью Эжена Потье – в честь автора текста «Интернационала», и всё равно опять сделалась Кудринской. Ну, что еще – и зачем – тут могло поменяться?

Да, десять лет назад Алексей Берестов, тогда – сорокасемилетний, именно так и считал. Был в этом уверен. И – ошибся, как и большинство других жителей Москвы.

Сейчас, в 2086-м, зоопарк давно уже не работал. Животных выпускали погулять в вольерах, но посетители на территорию зоопарка попасть не могли: после атаки колберов на экскурсию школьников в 2081 году. Тогда никто и не уловил, когда именно дети одиннадцати лет, вместе с учительницей, сопровождавшей их, пропали. Их разыскивали пять часов кряду, а потом вдруг все они объявились: неподвижно стоящие возле сетки вольера с белыми медведями. Со стороны могло показаться: они следят, как завороженные, за полярными хищниками. Двадцать восемь школьников: пятнадцать мальчиков, тринадцать девочек – обратились в безликих. Где они находились всё это время – выяснить так и не удалось. Их учительницу так и не нашли: похоже, она и организовала похищение. Равно как и не нашли колберов, учинивших массовую экстракцию. Вся Москва содрогнулась тогда. И зоопарк было решено закрыть. Временно.

Так же временно было прекращено движение наземного общественного транспорта в центре города. Никто не мог уследить, кто и когда садился в автобус или троллейбус, а потом выходил из него. И чуть ли не на каждой конечной остановке водителям приходилось ссаживать безликих пассажиров.

А между тем и Москва, и Московская губерния считались едва ли не самыми безопасными территориями во всей Конфедерации! В городе работало метро – благодаря тому, что городские власти установили на каждой станции сканеры, реагировавшие на компьютерные чипы в пресловутых колбах. Такие же сканеры стояли при входе во все музеи и театры, благодаря чему и они продолжали работать. Даже храмы – и православные, и других конфессий, – обзавелись подобными устройствами, пронести через которые капсулы Ли Ханя было невозможно.

Капсулы Берестова/Ли Ханя – мысленно поправил себя Алексей Федорович. И поковырял немного эту свою душевную рану, проверяя: не затянулась ли она? Рана его находилась в прежнем состоянии: причиняла боль. Как и должна была. Ведь Алексей Берестов знал: только он один был повинен в том, что его мальчик сотворил такое. И то, что он, его отец, объявил всем оставшимся в живых родственникам, что Макс умер – являлось частью его, Алексея Берестова, наказания. Макс обиделся, да. Но – мнимая смерть не могла пойти ему во вред. Совсем наоборот – с учетом того, сколько появилось желающих упокоить Максима Алексеевича Берестова по-настоящему.

А потом его мальчик и вовсе выкинул антраша: в 2082 году устроил сам себе трансмутацию. И, хоть Берестов-старший хорошо знал, при каких обстоятельствах всё случилось, он до сих пор не мог думать об этом без ужаса и отвращения. Произошло это далеко отсюда: в Риге, куда Макс уехал, когда они вдвоем завершили все приготовления по проекту «Новый Китеж». И Алексей Федорович узнал обо всем уже постфактум: сын прислал ему длинное письмо по Глобалнету, в то время, еще не отключенному.

Оно до сих пор хранилось в памяти компьютера Берестова-старшего. Но перечитывать его Алексей Федорович давно уже бросил: и так уже помнил его наизусть. Порой ему даже казалось: вот закроет он глаза – и увидит, будто наяву, что тогда произошло.

2

Максим Берестов собирался съездить в Балтийский Союз с того момента, как в начале декабря 2080 года возвратился в Москву из Санкт-Петербурга и тайком от всех поселился в квартире своего отца на Большой Никитской. Если ему нужно было выйти из дому, то делал он это лишь после захода солнца – когда улицы города пустели.

Макс, возможно, поехал бы сразу; он всё говорил: «Я должен проверить, как там тот парень. Я сильно перед ним виноват». Но у Алексея Федоровича, которого в молодости прозвали Ньютоном не только за внешнее сходство с гением науки, возникла идея. Мысль, как можно всё исправить хотя бы частично. И Макс решил в Москве задержаться. Только переслал тому парню в Ригу деньги – без указания отправителя.

Однако Новый Китеж отобрал у них гораздо больше времени, чем они предполагали изначально. И Макс опоздал со своей поездкой – совсем на чуть-чуть, но опоздал трагически.

Он знал адрес того парня, практически своего тезки: Макса Петерса. Латыш по национальности, тот раньше жил в Санкт-Петербурге и состоял на службе в корпорации «Перерождение». Покуда не стал частью очередного грандиозного плана гениального генетика и самонадеянного дурака Максима Берестова.

Когда Берестов еще только подходил к дому своего тезки в Риге, на глаза ему попался знакомый автомобиль: серебристый джип. Под днищем этого авто – не электрокара, а винтажной машины с бензиновым двигателем, – он чуть больше года назад проник на территорию «Перерождения». Понапрасну проник – теперь-то это было ясно. Денис Молодцов обвел его вокруг пальца, как несмышленого ребенка. А несчастного охранника Петерса, вся провинность которого состояла в привычке регулярно приезжать на работу позже всех, вышвырнул за дверь с волчьим билетом. В Санкт-Петербурге ему после этого никакая работа не светила, и Макс Петерс возвратился в Балтсоюз. Где, как стало известно его тезке Максиму Берестову, жил исключительно на те деньги, которые получал от неведомого ему благодетеля. И потихоньку спивался. То есть – это Берестов считал, что потихоньку.

Макс поднялся на третий этаж дома, где жил его тезка, и позвонил в дверь. О своем визите он бывшего охранника не предупредил – подозревал, что тот не очень-то захочет его видеть. Остановился Макс в отеле, и там же оставил Гастона: ньюфаундленда-подростка, добродушного, но, как и все подростки, довольно-таки своенравного.

Когда никто на звонок не отозвался, и Макс решил: тезка увидел его в видеоглазок и не захотел подходить к двери. Ведь он же находился дома – раз его машина стояла у подъезда! Правда, на миг у Макса возникла мысль: а, может быть, охранник был дома не один? Заявился-то он к нему незваным гостем, хуже татарина, а у парня на этот вечер вполне могли иметься собственные планы. Включавшие свидание с девушкой, к примеру.

Но тут же Макс от этой мысли отказался. И вовсе не из-за невзрачного внешнего облика Петерса. Макс отлично понимал, что не одной лишь красотой мужчины способны привлекать к себе женщин. И отнюдь не только содержимым своего кошелька. Тут дело было в другом: бывший охранник боялся женщин – об этом даже ходили всякие шуточки в «Перерождении». И некоторые умники даже намекали Петерсу на его сходство с героем Стивена Кинга – Эрни Каннингемом из «Кристины», – который завел роман со своей машиной.

Берестов еще раз нажал на кнопку дверного звонка, а потом попытался в дверь постучать. Но она вдруг открылась под его рукой – оказалась не заперта. И Макс не колебался – тут же вошел. Петерс не рассердился бы из-за его появления, когда узнал бы, для чего именно бывший босс прибыл. Ведь тот рассчитывал предложить работу бывшему подчиненному: для Нового Китежа требовались кадры.

В квартире Максу сразу уже ударил в нос сильнейший запах алкоголя, словно здесь мыли водкой полы. И на этот резкий спиртовой дух накладывалось еще более неприятное амбре: вонь свежих экскрементов. Берестов не был брезглив – иначе не смог бы стать врачом. Но даже у него от этой смеси ароматов стали возникать спазмы в желудке.

– Макс! – из прихожей окликнул он тезку. – Макс Петерс, ты дома? Это Берестов – помнишь меня? Может быть, ты выйдешь ко мне?

Рядом находилась приоткрытая дверь в какую-то комнату с круглым обеденным столом посередине, но Берестову страшно не хотелось туда заходить без приглашения. Ему вообще не хотелось туда заходить: именно там находился источник чудовищной вони, наполнявшей квартиру.

Никто не отозвался. Макс осторожно шагнул к открытой двери и украдкой, как подсматривают в замочную скважину, заглянул в комнату. А в следующий миг уже ворвался внутрь, на бегу срывая с себя куртку и шапку, выхватывая из кармана лазерный скальпель – возвращенный ему Денисом, его братом, после инцидента на сорок восьмом этаже «Перерождения».

Макс Петерс и вправду находился дома. А водка и в самом деле блестящей лужицей растекалась по вытертому линолеуму на полу в его столовой. Сам же хозяин дома не сидел за столом, и даже не лежал под ним. Он прямо над этим столом висел, слегка покачиваясь в петле из бельевой веревки. По его подбородку стекала пена, капая на грудь его клетчатой рубашки-ковбойки. А в центре стола красовалась старинная хрустальная люстра, снятая самоубийцей с облюбованного им крюка. Максу Петерсу оказалось не жаль собственной жизни, но он пожалел люстру – которую постарался не разбить.