– А где шатался тогда? Гляди, весь синий, как мой сосед алкаш с пятого этажа. Спал на улице, что ль?
– Ездил в деканат по делам. Вот, пока вернулся, чуть коньки не отбросил. Холод собачий.
Любовь Николаевна протянула что-то вроде «а-а-а» и махнула рукой, позволяя войти. Затем взяла в руки газету и вернулась к разгадыванию кроссворда. Богдан отряхнулся от снега и поспешил к лестнице, расстегивая пуговицы на куртке.
Хохот из его комнаты разносился по всему этажу, но никто не торопился идти и успокаивать пьяную компанию. Богдан неспешно, стараясь как можно сильнее отсрочить момент встречи, подошел к двери. Через нее просачивался запах пива и чего-то едкого. Он с тяжелым вздохом вошел в комнату.
Парни сразу затихли. От гнетущей тишины Богдану стало не по себе.
– О, это же наш Богданчик! – Вовка, виновник торжества, нарушил молчание первым.
– Штрафной, получается! – хохотнул его приятель Слава.
Он вскочил с кровати, мастерски поднял с пола банку и подлетел к Богдану. Повиснув у него на плечах, Слава поднес к своему носу банку и замер, принюхиваясь:
– Погоди! Здесь что-то не так. Это же не пиво вовсе, а моча какая-то!
– Ты же сам туда изливался, потому что лень было до тубзика дойти, – встрял Руслан, посмеиваясь.
Остальные тут же подхватили веселье:
– Хотел Богдана своим «лимонадом» напоить? Ну ты даешь!
– Ладно, – Слава поставил банку в угол, – тогда на сегодня штрафной ему прощаем. Но в следующий раз чтобы без опозданий! – он погрозил Богдану пальцем. – А то че ты, не как все. Мы тут значит, отмечаем, а ты по улицам шляешься? Не-по-ря-док!
– Я по делам отлучался, – сухо ответил Богдан и собирался добавить что-то еще, но потом решил, что проще проигнорировать. Пьяные люди хуже животных. Если ты трезв, то никогда не поймешь «особого» языка, на котором общается поддатая компания. И наоборот. Отец Богдана вселил в него ненависть к алкоголю на всю жизнь. Никакие праздники не оправдывали свинство и неуважение к другим студентам, которые пытались сосредоточиться на учебе в своих комнатах под раздражающий гогот соседей.
Богдан повесил куртку, снял обувь и завалился на кровать. Он достал из кармана телефон и цыкнул: от холода зарядка просела почти наполовину. Этого не хватит, чтобы просмотреть все ее соцсети, включая фотографии со дня рождения и видео с поздравлениями. Зарядка лежала в тумбочке, на которой сидел Слава и ел чипсы. Тревожить его не хотелось.
– Вова, дай мне свой телефон, – попросил Богдан.
– Зачем тебе мой телефон? – пьяно сощурился Вова. – Хочешь у меня номерок стрельнуть?
– Твой номер у меня и так есть. Мне нужен сам телефон.
– Я для товарища ничего не жалею! – Вова порылся в карманах и вытащил телефон. Богдан уже протянул к нему руку, но тут однокурсник отдернул свою. – Дам при одном условии. В следующий раз ты сидишь с нами!
– Я понял, – кивнул Богдан. Завтра они все равно забудут о том, что творили. Обещания, данные пьяным людям, можно не выполнять, поэтому совесть Богдана крепко спала.
Довольный Вова дал ему телефон и засунул руку в пакет с чипсами, которые жадно поедал Слава. Тот возмутился, но великодушно разделил с ним пачку. Богдан повернулся на бок и открыл соцсети.
АКТ III. РЫЖЕЕ БЕДСТВИЕ
Плотные шторы поглощали дневной свет в большой квартире на втором этаже. Искусственная темнота бережно охраняла сон Виолетты до второй половины дня, пока пустой желудок не напомнил о себе чувством голода. Она открыла глаза. Ощущение разбитости никуда не исчезло, а лишь усилилось после пробуждения. Голова соображала с трудом и болела, горло царапала жажда. С кухни доносились приятные запахи, от которых желудок болезненно сводило. Виолетта села на кровати и осмотрелась. Комната была убрана: вещи лежали на положенных им местах, а не на стуле или кровати, пепельница на подоконнике очищена, пол подметен. Ви хотела поваляться еще немного, но пришлось быстро вставать, пока желудок не сожрал сам себя.
Она раздвинула шторы. В комнату ворвалась привычная питерская серость, разбавляемая нетронутой белизной выпавшего снега. От света Виолетта поморщилась и поспешила к шкафу. Она заснула в той же одежде, в которой отправилась в бар, а это значит, что кто-то принес ее домой и уложил спать. Это могли быть Марк и Лиза, вместе или по отдельности. Чувство благодарности к друзьям переполняло растроганную Виолетту. Думая о том, как вчера все закончилось, девушка переоделась и пошла на кухню.
Лиза суетилась, накрывая стол. Она умудрялась делать несколько дел одновременно: одной рукой разливала чай по чашкам, другой жарила омлет и следила, чтобы он не подгорел.
– Лиза, – позвала ее Ви, в изумлении проходя на кухню. – Как ты узнала, что я встала?
– Ты всегда хлопаешь дверцей шкафа, когда переодеваешься. – Подруга отошла от плиты и пододвинула к Виолетте чашку. – Садись и пей, а то остынет. В горле, наверное, сушит?
– У меня там пустыня Сахара, – Ви села, сделала пару глотков и с наслаждением закрыла глаза. – Какое блаженство…
– Я знаю, как ты любишь этот чай, – улыбнулась Лиза, возвращаясь к плите.
– И давно ты у меня?
– Приехала два часа назад. Знала, что раньше двенадцати ты не проснешься, поэтому прибралась в квартире и приготовила завтрак. Кстати, Марк оставил для тебя еду в холодильнике после вчерашнего застолья. Не забудь съесть ее, а то испортится.
В который раз Виолетта почувствовала себя неловко. С одной стороны, увлеченность подруги ее проблемами трогала сердце Ви, а с другой – поселяла в нем чувство вины. Виолетта успокаивала себя мыслью, что не заставляет друзей проявлять заботу. Но Лиза, сама того не замечая, давно стала для Виолетты матерью, которая желает лучшего для своего ребенка. Вот только Ви перестала быть ребенком много лет назад.
– Спасибо, Лиза. Твоя забота… мне так неудобно… Ты приехала ко мне в выходной, хотя могла посвятить время себе. Мы подруги, но ты ничем мне не обязана.
– Не обязана. Я сама этого хочу. – Лиза выключила плиту и разложила омлет по тарелкам. Виолетта не стала дожидаться, пока он остынет, и принялась за еду. – Так, осторожно, а то обожжешься, – предупредила Лиза голосом требовательного родителя.
Но Ви не остановилась, пока тарелка не опустела. Готовка давалась Лизе так же легко, как и все остальное. Она вкладывала душу в любое хорошее дело и не жалела себя, пытаясь угодить другим.
– Очень вкусно, – похвалила ее готовку Виолетта. Подруга расцвела на глазах, заулыбалась и гордо задрала подбородок. – Ты помнишь, что вчера было? Можешь рассказать?
Лиза в мельчайших подробностях пересказала события вечера. По словам подруги, Виолетта опьянела чересчур быстро, чего прежде за ней не наблюдалось. Но Лиза нашла этому простое объяснение: Ви почти ничего не ела, а только пила и танцевала. Виолетта сочла ее доводы логичными.
– А что было потом? Это ты отвезла меня домой?
– Тебя отвез Марк.
Память понемногу возвращалась. От лучшего друга весь вечер пахло цитрусами, а еще он подарил ей полароид, о котором Виолетта давно мечтала. Она поняла, почему Марк не снял с нее платье. Лиза бы это сделала, он – нет. Удивляться здесь нечему. Но…
Было что-то еще. Перед уходом Марк сказал, что позвонит днем. Виолетта подскочила, напугав Лизу.
– Марк обещал мне позвонить!
– Успокойся и сядь. Он уже звонил. Я ответила, что ты под присмотром. Потом сама ему наберешь.
– Он же беспокоится за меня…
– Пока ты со мной, он спокоен. Прошу тебя, Ви, сядь на место.
Она села. Лиза подлила ей чай, и Виолетта его выпила. Прочистив горло, она сказала:
– Кажется, я сболтнула ему лишнего.
– Кому? Марку?
– Да. – Если она вспомнила все правильно, то лучше собрать вещи и переехать в другой город. А еще лучше – в другую страну. Лиза молчала, ожидая продолжения. – Я… прогнала его. Он хотел остаться, а я просто взяла и выгнала его. Но и это еще не все…
– Что еще ты сказала? – мягко спросила подруга, но по изменившемуся выражению лица Виолетты все поняла. – Только не говори, что жаловалась на жизнь. На тебя это не похоже.