Багровый цвет величия

– Ты бы ударила меня. Я тебя знаю.

– Нет! – ее голос задрожал от сдерживаемых слез. «Ну вот, сейчас она заплачет», – подумал Марк и оказался прав. Виолетта недолго продержалась. Зарывшись лицом в подушку, она заплакала. – Ты должен был запретить мне пить любой ценой. Я не могу остановить себя, но ты…

Марк чувствовал себя сбитым с толку ее поведением. Алкоголь еще ни одного человека не сделал здоровым, а Виолетте и вовсе пить противопоказано. Кого-то завтра будет мучить жесткое похмелье.

– Если ты чувствуешь, что тебе нужна помощь, я помогу, – решительно заявил Марк. – Завтра же отвезу тебя к врачу. Как давно ты поняла, что зависима?

Она громко и раздраженно застонала в подушку, уязвленная его непониманием.

– Да не хочу я к врачу! – воскликнула Ви. – Мне не нужна помощь, и никакая я не зависимая!

– Но ты же говоришь про запрет. Кто должен запретить тебе пить, если не врач?

– Можно запретить не только пить. И это должен сделать не врач. Черт бы тебя побрал, Марк! Ты не понимаешь!

– Нет.

Виолетта сжала одеяло в руках и посмотрела на Марка с такой злостью, что он почувствовал себя виноватым.

– Уходи, – бросила она ему.

Но он не хотел уходить, так что предпринял новую попытку:

– Уверена? Я могу побыть с тобой до утра…

– Вали, Марк! – закричала Виолетта в слезах.

Друг тяжело вздохнул и направился к двери, ничего не понимая. Что такого он сказал, из-за чего его любимая Вишенка разозлилась? Как бы там ни было, Марк решил, что поговорит с ней днем, когда она протрезвеет, а до тех пор не станет загоняться из-за слов пьяной подруги.

– Я позвоню после двенадцати, – пообещал он и у двери добавил: – Еще раз с днем рождения, Ви.

АКТ II. ОБЪЕКТ ОБОЖАНИЯ

– Ужасный вечер! – сокрушался Богдан, скрипя зубами от злости и холода. – Еще один ужасный вечер.

Он повторял это снова и снова, пока брел к автобусной остановке. Холодный свет фонарей заливал усыпанную снегом дорогу, большие белые хлопья кружились в хаотичном танце, подгоняемые пронизывающим ветром. Он остужал не только тело, но и голову, поднимал морозную крошку с сугробов и уносил прочь. Один из приятелей Богдана говорил, что зимний Петербург – это ад на земле. Высокая влажность и порывистые ветра, характерные для Северной столицы, запросто превращали минус пять в минус двадцать. И все же Малиновский не мог не любить этот город, одинаково приветливый и молчаливый.

– Я помню холодный ветер с Невы… – пропел он знакомые строки и тут же укусил себя за губу. Такой романтики в Питере едва сыщешь, наоборот, кто-то из прохожих подумает, что Богдан употребил лишнего.

Он ускорился, но не успел дойти до остановки, как услышал позади громкий звук клаксона. Богдана чуть инфаркт не хватил, и наплевать, что он еще молод и полон сил. Он обернулся. Знакомая машина подъехала к тротуару, окно приоткрылось. Из салона показалось уставшее лицо с трехдневной щетиной и покрасневшими от недосыпа глазами. Это был Виталик – знаменитый на всю общагу оболтус и лентяй.

– Какого хрена, Виталик? – возмутился Богдан, останавливаясь рядом с машиной.

– Что, уже в штаны наложил? – поддел однокурсник. – Куда таким холодом собрался?

– В институт. Забыл поставить печать в деканате. На слово же никто не поверит, что у меня нет прогулов и хвостов. А завтра с утра надо быть в другом корпусе.

– О, так я тоже туда еду! – обрадовался Виталик, словно это что-то значило для него. – Запрыгивай в тачку – подвезу. Будешь развлекать меня по пути, а то в пробке одному торчать скучно. Ненароком отрублюсь еще.

– Ага, конечно, – пробубнил недовольный Богдан, но в машину залез. Виталика он как-нибудь стерпит, а вот колючий мороз – вряд ли. Вечер не так ужасен, как казалось поначалу. Богдану сказочно повезло встретить хорошего знакомого, направляющегося в институт по своим делам.

– Тоже едешь за печатью? – спросил Богдан, когда они медленно перестраивались в соседний ряд.

– Куда там! Сначала все хвосты закрыть надо. Мне позвонила моя Алёнка, попросила забрать после лекции. А как ей, такой милахе, откажешь? – Виталик заметил, что Богдан как-то притих после этих слов, и решил подколоть: – Ты себе так и не нашел девушку?

– Мне она и не нужна. – Богдан смотрел в окно, на темное небо и здания, мимо которых они проезжали. Движение на дороге было медленным и оттого более мучительным.

– Как это не нужна? – удивился Виталик. – Всем нужна дама сердца. Сидишь как сыч в своей общаге, поэтому у тебя никого нет. Сходил бы хоть раз в бар, развеялся. Глядишь и подцепил бы хорошенькую девочку.

– Мне некогда ходить по барам.

– Весь в учебе, – догадался однокурсник. – Понимаю. Случай безнадежный.

Виталик махнул на него рукой и включил радио. Время от времени музыку прерывали помехи на радиостанции. Богдан ушел в свои мысли. Он не стал говорить, что совсем не прочь встречаться с девушкой, вот только «кто-нибудь» ему не подходит. Богдан стыдился себя: своей невзрачной внешности, замкнутости и нерешительности. Та, на которую он давно положил глаз, никогда не посмотрит в сторону ущербного студента, живущего в общаге с непутевыми соседями. Она вращалась в других кругах, куда дорога Богдану была закрыта с рождения.

Соседи по комнате называли его романтиком, который родился не в свое время. Идеальные отношения между парнем и девушкой он представлял как механизм, работающий слаженно и без поломок. А сами девушки виделись замка?ми, к которым нелегко подобрать ключ. Пока соседи в общаге отмечали день рождения одногруппника, распивали дешевое пиво и обсуждали, с какими девчонками переспали, он решил выйти на свежий воздух, а заодно сделать полезное дело в деканате.

Богдан отличался от других студентов. Подцепить девушку в клубе и провести с ней ночь казалось ему отвратительной идеей. Слушая рассказы ребят о ночных похождениях, Богдан не мог поверить, что кто-то соглашается провести время в пьяном угаре и при этом даже не задумывается о последствиях такого безобразного образа жизни. Он считал, что истинная любовь строится на доверии и взаимопонимании, на принятии другого человека и его взглядов. В противовес этим мыслям обычный перепихон Богдан воспринимал как предательство самого себя. Всякий раз, когда парни из общаги звали его с собой в бар или клуб, он искал причины для отказа. И впоследствии это стало поводом для жестоких и обидных шуток.

Но пьяному веселью наступал конец, как только у соседей Богдана заканчивались деньги. На трезвую голову его не трогали, а даже уважали, потому что он одалживал им конспекты. Учеба давалась ему без проблем, а вот общественная жизнь – не очень. Он так и не стал местным активистом, волонтером или примером для подражания. С разрешения водителя Богдан приоткрыл окно, чтобы завывающий снаружи ветер отвлек от чувства вины перед самим собой.

Наконец, спустя вечность, они добрались до института. Снегоуборочные машины работали вовсю, но их мощности не хватало, чтобы полностью расчистить дороги: снег все прибывал и прибывал. Пробормотав слова благодарности, Богдан вылез наружу и чуть не поскользнулся на льду. Неудача была его единственной верной спутницей. «Ну чем не девушка?» – подумал он, приближаясь к знакомому зданию.

Студенты после лекции высыпали на улицу. Ни метель, ни холод не испортили им настроение, ведь сегодня пятница – настоящий праздник для работяг и учащихся. Ни на кого из них Богдан не смотрел. Его не интересовали пустые разговоры, раздражали тупые шутки и довольные улыбки на пол-лица. Со многими студентами он редко пересекался, а если это и случалось, то Богдан не запоминал их физиономии. Смотреть на людей в городе-миллионнике – это последнее, что хочется делать.

Он почти дошел до дверей, предвкушая, как с минуты на минуту холод сменится теплом. Но его ноги остановились раньше, чем Богдан успел осознать. Среди неразличимой массы людей, спешащих по своим делам, он увидел ее. Девушка шла ему навстречу, пряча нос в вязаный шарф, и сосредоточенно смотрела под ноги, чтобы не поскользнуться. В красном приталенном пальтишке и белой пушистой шапке она смахивала на сказочную героиню. Осознав, что он стоит у нее на пути, Богдан отошел в сторону, и девушка прошла мимо, едва ли заметив незнакомого парня. Его голова невольно повернулась в сторону красного мотылька, летящего неведомо куда. Богдан собирался войти в здание, но при виде нее забыл обо всем. Тело отказалось повиноваться, повернулось и зашагало следом за девушкой. Если он упустит возможность полюбоваться ею хотя бы на расстоянии, то никогда себе этого не простит. Девушка в красном пальто значила для него больше, чем весь этот город и его жители.

Богдан любовался ее изящной походкой и попытками спрятаться от мороза в теплый шарф. Он не решался подойти к ней, поприветствовать или, чего хуже, предложить заскочить в кофейню погреться. Богдан помнил, что у нее сегодня день рождения, и хотел поздравить лично. Но куда там! Они слишком разные. Она – красавица, мечта любого парня, отличница и активистка. Он – чудовище, которое живет не в старинном сказочном замке, а в обшарпанной общаге. Если когда-нибудь их пути все же пересекутся, то едва ли они найдут общий язык и темы для разговора. Богдан ощущал себя крупицей песка, затерянной среди миллиарда таких же песчинок, в то время как Она была благородной львицей, чьи лапы беспощадно топтали этот песок в поисках добычи. Несмотря на все различия между ними, Богдан радовался любой возможности видеть ее и провожать до дома, держась на почтительном расстоянии.

Лишь очутившись во дворах, он занервничал, потому что занервничала она. Девушка оглянулась – Богдан едва успел спрятаться за припаркованной машиной, чтобы она его не увидела. Сердце неистово колотилось в груди, во рту пересохло. Богдан гадал, почему девушка остановилась. Она его увидела? Почувствовала на себе чужой взгляд и пришла в ужас? Он опустил голову, дрожа от стыда, который накрыл его лавиной. В этот самый миг Богдан мало чем отличался от своих неадекватных соседей по комнате, которые думали только о собственном удовлетворении. Из романтика он превратился в сталкера, пожирающего взглядом недостижимый идеал.

Когда Богдан осторожно выглянул из-за машины, девушки уже и след простыл. Дрожь в ногах усилилась. Поплывший от эмоций рассудок рисовал картину, как небритый взрослый мужчина хватает ее и утаскивает в темноту переулка, чтобы сотворить с ней какую-нибудь мерзость. Как она, беззащитная и невинная, отталкивает его тоненькими ручками и пытается позвать на помощь, а насильник затыкает ей рот большой ладонью и расстегивает ширинку…

Сорвавшись с места, Богдан поспешил вперед. Он осматривал темные углы и вслушивался в завывание ветра, чтобы не упустить ее зов о помощи. Редкие прохожие сторонились Богдана, наверное, принимая его за того самого насильника. Он быстро шел и задавался вопросами: почему в какой-то момент она остановилась и все ли с ней хорошо теперь?

Ноги сами привели его к знакомому дому на Миллионной. Позволить себе квартиру в этом районе могли далеко не все, и Богдан гадал, кто же обеспечил его девушку столь роскошной жилплощадью. Услышав ее приятный голосок, он спрятался за угол и вздохнул с облегчением. Мысль о том, что с ней все в порядке, успокаивала и грела сердце. Скрываясь в тени, Богдан выглянул и увидел, что она не одна. Возле ворот стояла черная машина, цена которой переваливала за шесть, а то и семь нулей. А рядом с девушкой крутился дерзкий и напористый Игорь. Богдан мало о нем слышал и знал только то, что он фантастически богат.

Расстояние между ними и Богданом было слишком велико, чтобы подслушать разговор. Но все это время он следил за девушкой с твердым намерением помочь, если богатый нахал начнет распускать руки.

Именно такие парни ей и нужны, обреченно думал Богдан. Решительные, обеспеченные и уверенные в себе. С Игорем она сможет ни в чем себе не отказывать и жить на полную катушку. Она как никто другой заслуживает самого лучшего. Богдан и раньше осознавал суровую реальность, но сейчас она ударила его под дых и выбила из легких воздух. Он был обижен на самого себя, на свою никчемность и неприметность в огромном городе. В огромном мире. Богдан метался из одного угла переживаний в другой и спрашивал себя: что ему сделать, чтобы приблизиться к ней и достоин ли он вообще приближаться к такой, как она?

Богдан ушел, как только убедился, что девушка зашла в парадную. До общежития пришлось добираться на метро, а затем еще пройти нехилое расстояние. Он смертельно устал, как после марафона, поэтому тяжело дышал и кашлял от сухого воздуха. У входа, за своим старым столом, сидела Любовь Николаевна, которую все величали Бабой Зиной. Она не упускала повода залететь в комнату подобно злобному псу (чаще со шваброй наперевес), чтобы разогнать балаган и пригрозить нарушителям порядка выселением.

Когда вошел Богдан, она рассматривала разворот с кроссвордом. За ее спиной, прислоненная к стене, стояла знаменитая на всю общагу швабра, видавшая виды. Обгрызенный карандаш укатился на самый край стола: кажется, Баба Зина устала думать над словами и задремала, но тяжелый кашель вернул ее в реальный мир. Богдан понял, что она уже побывала в их комнате.

– Чаво? – Баба Зина вскочила и напялила очки. – За пивом ходил, небось? Что, тех баклажек вам мало?

– Так я ж пустой, – развел руки Богдан. – Если хотите, расстегну куртку – проверите.