Коллекционеры цветных душ

Пройдя неплохую стажировку в юридической конторе, Лотос был основательно подкован в этой области. Впрочем, полемизировать с архаиком тоже достаточно непросто, в чём он вскоре убедился.

– Они бы не приехали просто так, – возразил Нандоло. – Уж я-то кридов знаю.

– Просто проезжали мимо. Один вёл в поводу коня. Конь отцепился и пришёл на место нашей стоянки…

Лотос мысленно вернулся в тот день – первый день своей новой жизни. Даже сейчас его воспоминания словно искрились, раскрашивая всё вокруг в солнечные тона. Тому, кто не прозябал столь долго на дне жизни, этого не понять – к сожалению. Или к счастью. Даже брань изумлённых рыцарей показалась ему музыкой, а когда один из них приложил его кнутом по спине, решив, что конь был украден – хотите, верьте, хотите, нет, боли не было…

– Просто я сразу понял – они заберут меня оттуда, – прошептал Лотос. – Это было словно озарение…

– И ты, конечно, сказал им, что не променяешь вольный воздух свободы на паршивые блага чуждой цивилизации… – как ни в чём ни бывало договорил за него Нандоло.

Лотос, озадаченно моргнув, посмотрел на архаика: тот вертел в руках бланк, словно ему не терпелось запротоколировать услышанное. Вот только Лотосу начинало казаться, что слышит Нандоло не его, а собственные домыслы.

– Ну, вряд ли я мог так сказать. Мне было всего девять.

– Погоди, не мешай. А потом ты что-то выхватил, кого-то сшиб, куда-то скакнул, но их было больше и ты тогда…

– Выхватил? – недоумённо переспросил Лотос. Потом он фыркнул. – Единственное, что я мог… но нет, у меня тогда и штанов-то не было!

– Ты безнадёжно портишь хорошую историю, – недовольно заметил Нандоло. – Ну кто в такое поверит!

– Это же автобиография, не роман для переростков.

– А тебе объяснили, что такое автобиография?

– Нет.

– Ну и отдай это тем, кто понимает больше твоего!

– Отнесу Энстону, – вздохнул Лотос. – Он юрист, а у юристов богатые фантазии. Заодно и вещи заберу.

Напутствуя Лотоса, Сантариал заверил, что в кухонной жизни нет ничего, с чем не справился бы такой бравый парень. На деле всё оказалось не столь очевидно. На кухне были заняты несколько человек (включая шеф-повара) и двое гигантов, которые таскали туда-сюда таинственные коробки и время от времени двигали разделочные столы, когда противоречивое настроение шефа требовало перемен. Кроме них, в кухонном штате числился один архаик инженерного профиля, не подчинявшийся шеф-повару, а следивший за огромной крошильницей, монстрообразный фасад которой, украшенный подобиями бойниц и башен, мог сделать заикой неподготовленного посетителя. Что касается непосредственных функций, то крошильный агрегат выполнял их из рук вон плохо, просто безобразно, с чем и боролся архаик, посыпавший механизм отборной бранью. В такой нервно-непредсказуемой обстановке ещё один неквалифицированный гигант «на подхвате» был не просто не нужен, а, прямо скажем, нежелателен.

На первых порах все попытки Лотоса «причинить помощь» встречали яростный отпор.

– Во имя Творца, ты расколошматишь мне все тарелки! – вопил шеф-повар. – Ты только погляди на свои лапищи! Они сами что твои плошки!

Гиганты-рабочие, заслушавшись, отвинчивали не ту мойку или переставляли не ту коробку, и тогда шеф-повар принимался орать на них. После чего архаик-инженер заявлял, что у него от шума разболелась голова и не пошли бы они все трудиться в какое-нибудь другое место. В Нижний Ад, например.

Очень скоро Лотос пожалел, что решил перебраться под крылышко высшего эшелона, оставив тихую жизнь в юридической конторе. В отсутствие Сантариала с его неизменной уверенностью и непобедимым обаянием Лотос вновь начал сомневаться в своих силах. Наверно, Сантариал предвидел подобный поворот, потому что на второй день на кухню заглянула Лаванда. В длинном переливчатом платье-халате (как потом узнал Лотос, оно называлось «кимоно») секретарша проскользнула в святая святых шеф-повара и там, заправляя за ухо глянцевый локон своей затейливой причёски, долго и очаровательно улыбалась шефу и что-то убедительно говорила.

Должно быть, шеф-повар не впервые подвергался чарам Лаванды и выработал иммунитет, потому что прошло некоторое время, прежде чем он окончательно сдался и пробурчал:

– Ну хорошо, хорошо. Я позволю ему регулировать температуру воды и держать шланг, когда мои помощники будут мыть тарелки.

К концу второй недели Лотос возненавидел все кухни, всех поваров и всю кулинарию в целом, чего раньше за ним не водилось. Правда, ему неожиданно удалось заслужить уважение архаика-инженера: будучи в ярости после очередного объяснения с шеф-поваром на тему «и откуда только такие недотёпы берутся», он походя так пнул крошильницу, что та сразу исправилась и начала работать нормально.

Устав от бесконечных пререканий, Лотос выхватил у помощника ящик с чистой посудой и, невзирая на протестующие возгласы, быстро перетёр её. Правда, для этой цели он умудрился схватить вместо полотенца парадный фартук шефа. Пока тот не пришёл в себя и не взъярился, Лотос буркнул что-то неразборчивое и от греха подальше отправился в местный буфет, куда сотрудники заглядывали в промежутках между основными приёмами пищи.

Сантариал возник рядом в тот самый момент, когда Лотос погрузился в созерцание содержимого витрины.

– Ты мне нужен, – заявил он безо всяких прелюдий.

«А мне нужна еда», – подумал гигант.

– Сначала я съем этот кекс, – произнёс он.

– Хочешь покончить с собой?

Лотос глубоко вздохнул и закрыл глаза. Сантариал был прав, прав тысячу раз. Сейчас не время обеда, и эта засохшая плюшка не насытит его ни на минуту, но что он мог поделать? Перед ним была пища. Со времён голодного детства Лотос ненавидел пустоту в желудке. Стоило появиться малейшим спазмам – и он уже был не властен над собой.

Сантариал тоже поглядел на кекс. Сомнение не исчезло с его лица.

– Считаю своим долгом предостеречь: мы ничего здесь не берём. Себе дороже.

– То-то вы все ошиваетесь в «Морже».

– Там это не столь опасно, – пояснил Сантариал. Оценивающе поглядел на гиганта и заключил: – Ладно, как знаешь. Загляну попозже.

Тут до Лотоса дошло, что он отказывает своему покровителю из-за такой ерунды что и сказать стыдно. Отказывает тому, на кого собирался чуть ли не молиться, считал благодетелем… хотя «благо» в этом Немире – вещь, безусловно, относительная, в чём он постоянно убеждался в последние дни. «Это чёрная неблагодарность», – сказал себе Лотос, но его рука помимо его воли уже тянулась к лакомому кусочку. Сантариал закатил глаза и кинул на прилавок мелкую монету.

– Забирай свою отраву и идём, – скомандовал он. – Я сегодня не настроен ждать.

Шеф-повар был уже предупреждён, что Лотос Растиплющ нынче свободен от кухонных дел: не глядя, он расписался в увольнительной и вернулся к своим обязанностям. Убедившись, что никто здесь по нему не соскучится, Лотос направился к воротам номер восемь, где находился ангар транспортных средств.

Выйдя из ворот, он увидел, что всё уже готово: фаэтон был подан, Нандоло сидел внутри и отчаянно зевал. Сантариал появился следом за Лотосом и махнул тому, чтобы садился. По-видимому, никто не собирался посвящать его в дальнейшие планы.

– Я считаю, что ещё рановато для твоей затеи, – скептически пробормотал Нандоло, когда напарник открыл дверцу со своей стороны.

– Ты уже высказал своё мнение, но, как видишь, это ничего не изменило, раз мы всё равно едем, – беззаботно отозвался Сантариал, усаживаясь за руль. Его лицо осветилось той самой улыбкой, которая, должно быть, усмиряла чудовищ в древних легендах. Лотос успел уяснить: когда Сантариалом овладевала подобная эйфория пополам с таинственностью, следовало насторожиться и глядеть в оба. Они с Нандоло обменялись понимающими взглядами. Впрочем, Нандоло понимал явно больше Лотоса. В его глазах промелькнуло что-то вроде сочувствия, что несказанно смутило гиганта. Тот решился на прямой вопрос.

– Куда мы едем?

– В дикие земли, – ответил Сантариал, и фаэтон, покорный его воле, развернулся и покатил навстречу надвигающейся ночи, оставив позади шикарный морской закат.

И всё же закат был настолько выразителен, что Лотос долго не мог оторвать глаз от зеркала заднего вида, где полыхало малиново-багровое пламя в раме свинцово-сиреневых облаков. Раньше он никогда не бывал на море и не представлял всей первобытной мощи этой стихии, не представлял, что где-то может быть столько воды, отражающей небо. Поэтому, когда гигант, наконец, посмотрел вперёд, то был поражён: широкая равнина с цепью гор на горизонте сократилась настолько, что у подножия проступила полоса леса, окаймлявшая гряду.

Они действительно ехали очень быстро, главным образом потому, что Сантариал в совершенстве освоил этот способ перемещения в пространстве. Фаэтон слушался его так, будто они были одним целым, и это не могло не восхищать Лотоса, который уже понял, насколько техника у архаиков капризна и предубеждена по отношению к любому, кто дерзает ею управлять. Из них троих Сантариал был единственным, кто получал откровенное наслаждение от поездки.

Наплывавший на них горный массив носил звучное имя Дракона и действительно напоминал рептилию, припавшую к земле и поднявшую гребень. Ночь наступала постепенно, исподтишка, захватывая территорию с методичностью опытного воина. Верх фаэтона был откинут, и сумерки принесли с собою свежесть и ароматы ночных цветов. Несмотря на сгущавшуюся тьму, лес был чётко виден и Лотос вскоре понял, почему: стволы и кроны деревьев светились своим собственным светом – бледно-фиолетовым, обволакивающим и призрачным.

От такого открытия мурашки снова пошли гулять по коже Лотоса, а его голова сама собой втянулась в плечи.

– Это лес Забвения, – произнёс Сантариал. – Один из последних девственных лесов Немира.

– Даже будь он самым распоследним, я бы не плакал, – скривился Нандоло. – Какой-то замогильный у него вид.

– Это лишь твоё впечатление.