Коллекционеры цветных душ

«Если ты не можешь отстоять свои принципы, отойди в сторону и стой там!» – жестокая истина билась в его мозгу, будто пойманная птица в клетке. Тем не менее Лотос нанёс ещё один удар, последний – после которого его противник обратился в бегство. Лотос нагнулся, выковырнул из мостовой расшатанный булыжник и замахнулся – но остальные сообщники и без того уже убегали, и жест гиганта лишь придал им ускорения.

Пострадавший остался лежать на тротуаре без движения.

Переполненный сочувствием и каким-то странным внутренним трепетом, Лотос приблизился…

…что-то внутри него дрогнуло и мучительно заныло. Казалось, это сама душа Лотоса, доселе спавшая, пробуждается, расправляя затёкшие члены. Чувство, овладевшее гигантом при виде этого лица, было необъяснимо. Оно выплыло на поверхность из глубин коллективного бессознательного его народа, некогда принесшего клятву верности другому народу, представитель которого находился сейчас перед ним… но даже этого Лотос сейчас не понимал. Он просто знал: его место отныне – рядом с этим прекрасным (хоть и почти неживым) созданием, и если б создание вдруг воскресло – было бы немыслимо не последовать за ним по первому зову…

Когда-то в Немире жили другие архаики – древние волшебники, но, Лотос, что греха таить, считал это обычными россказнями. Теперь он раскаивался в своём неверии, ибо, в отличие от того типа, что приходил утром и разозлил его, сейчас перед ним явно было высшее существо.

– Простите их, господин, – сокрушённо проговорил Лотос. – Они не ведали, что творили.

Этот архаик был красив. Кем же нужно быть, чтобы захотеть причинить ему боль?

В тёмных глазах, устремлённых на Лотоса, отражалось далёкое небо… а ещё в них промелькнуло изумление. Древних волшебников уважали, но их потомков больше боялись, и уж конечно, ни одному их них не случалось становиться объектом такого благоговейного почтения, граничащего с преклонением. По крайней мере, последние несколько тысяч лет. Лотос не мог об этом знать.

Гигант наклонился и приподнял архаика – медленно и осторожно. Сбежались люди. Лотос внезапно оказался в фокусе внимания целой толпы, что сразу же увеличило степень его смятения.

– Лотос Растиплющ. А мне говорили, ты абсолютно ни на что не годишься.

Лотос моргнул, чуть не уронив пострадавшего обратно на землю. Голос этого архаика был чрезвычайно приятным, но таким холодным, словно его самого только что вытащили из морозилки.

Впрочем, не это озадачило гиганта. А что именно – тот и сам не мог бы объяснить.

– Твоё счастье, что я решил удостовериться сам, поскольку всегда так делаю, – как ни в чём ни бывало продолжал архаик. – Поверь, окажись это правдой, твоя судьба была бы очень печальна.

Под таким взглядом высшего существа гигант тут же пошёл пятнами, демонстрируя свою допотопную природу.

Архаик улыбнулся ему; потом его глаза закрылись, но улыбка осталась.

Лотос передоверил его подоспевшему лопоухому парню, а сам поднялся – чтобы спокойно, как подобает мужчине, встретиться лицом к лицу с застывшим в безмолвии «общественным мнением». Тщетно. Окружающие взирали на него – кто потрясённо, кто недоверчиво, но ни в ком не увидел он сочувствия или хотя бы понимания. Поэтому неудивительно, что даже нормальные мурашки на шкуре Лотоса панически заволновались, переливаясь стальным блеском, а чешуя так просто встала дыбом!

Так вот каково это – чувствовать себя героем.

Глупее некуда.

Как Лотос узнал позже, лопоухого парня звали Нандоло Грободел. Его напарник – светловолосый темноглазый юноша, напомнивший гиганту волшебника – звался Сантариал Деанж. Оба были известны в очень узких специальных кругах; оба были, мягко говоря, не совсем обычными архаиками.

Хотя бы потому что обычные вряд ли заинтересовались судьбой отщепенца, чья жизнь если и обладала ценностью, то весьма номинальной.

– А забавно было, правда? – лениво протянул Сантариал, когда они спустя полчаса остановили свой фаэтон на пустоши вдалеке от Города. – Он весь посинел – я такое впервые вижу…

– Не знаю, с каких это пор в тебе проснулся естествоиспытательский зуд, но больше так не надо, – с кислой миной отозвался его товарищ. – Меня всё ещё трясёт.

– Ну, иногда приходится и чем-то жертвовать.

– Не стоит жертвовать мной.

– Видел, как он на меня смотрел?

– Ещё бы, – язвительно ответил Нандоло. – Готов поспорить, ему и не снилось, что ты возьмёшь да и предложишь ему работу. Сильно тебе досталось от тех отморозков?

– Считаю вопрос неприличным.

Веселье в голосе Сантариала разрасталось и множилось, но Нандоло смотрел на это скептически: уж слишком часто такое состояние его друга было чревато проблемами для окружающих.

– То-то ты так счастлив, словно опять покорил королеву, а вовсе не тупоумного переростка допотопной расы, каких полон город. И что это у нас за эйфория? – подозрительно спросил Нандоло.

Эх, подумал он запоздало, про королеву не стоило, конечно… слишком свежо! Но Сантариал в этот раз и глазом не моргнул.

– Увидим, – загадочно проговорил он. – Поверь, королева нам пока без надобности, а он, может, на что и сгодится.

Итак, по всем признакам Сантарил был очень доволен.

Нандоло же, в отличие от него, до сих пор пребывал в ужасе. Когда подвыпившие горожане накинулись на них, его напарнику ничего не стоило от них отделаться, если бы захотел. Однако в этом и заключалась сложность: никто и никогда не мог знать заранее, чего захочет Сантариал. Он был старшим в их команде, и его мнение не оспаривалось. Несколько секунд Нандоло с возрастающим отчаянием наблюдал, как тот окидывает агрессоров своим фирменным презрительным взглядом – а потом бросился прочь со всех ног.

Если бы только Лотос мог предположить, что его элементарно «развели»… но архаики славились чем угодно, только не чувством юмора. И, если вас разыгрывают эти милые ребята, то, как правило, исключительно ради общего блага – и вряд ли вы когда-либо об этом узнаете…

Лотос долго готовился к этому разговору. Он не спал всю ночь, то обзывая себя неблагодарным переростком, то изобретая новые способы отразить выпады Энстона, если они последуют. Нет-нет, он вовсе не хочет проработать скрытую клаустрофобию, закопавшись на шестнадцать этажей под землю. Его мотивация исключительно положительна. Посмотреть, как у них там всё устроено. И на секретаршу Самого, Лаванду Эдельвейс: говорят, она реальная брюнетка, и ноги от ушей, а уж одевается… Но это всё неважно, главное, она человек хороший… То есть, архаика человеком назвать – не то, конечно, просто так говорится. Рыжеглот её видал, говорит, прямо раскрасавица, а он, хоть и гигант, но вкус у него есть. Правда, в основном это вкус к пище…

– Клаустрофобия? – удивился Энстон. – И откуда ты знаешь такие слова?

Пожалуй, это обстоятельство поразило его сильнее всего. Лотос смутился: как мог он не доверять товарищу до такой степени?

Энстон принадлежал к той благословенной породе людей, которые не чувствуют себя на земле комфортно, если не делают добро ближнему – причём постоянно. Именно такому человеку и подвернулся под руку растерянный подросток-гигант. Лотосу неимоверно повезло. Энстон приютил его, обогрел, накормил и предложил первую работу – ворох бумажной корреспонденции с букетом печатей, который надо было срочно отнести на почту… сам Энстон, что называется, «зашивался». А зашивался он почти всегда, потому что пытался всем помочь. Лотос без слов переложил ящик с бумагами на свои плечи и отправился на почту, где втёрся в очередь, кого-то подвинул, кого-то просто отпихнул – в общем, успел до закрытия. Но даже если бы не успел, юрист не выгнал бы его. Хотя бы потому, что так не поступают с родственными душами.

Лотос прекрасно помнил тот день, когда он стоял перед дверью конторы, размышляя, что ему делать дальше – постучать и попросить позволения войти или идти своей дорогой. Помнил себя, в рабочем синем комбинезоне, который выдали ему в резервации пару лет назад. За это время он вырос, мощная грудная клетка расправилась, плечи развернулись, и три верхние пуговицы отпали за ненадобностью. Добавьте к этому хлябающие ботинки, размахивающие шнурками, и начесанную шевелюру, закрывавшую наиболее симпатичную половину лица Лотоса – и вы получите портрет субъекта, однозначно не заслуживающего доверия. Девять из десяти работодателей захлопнули бы дверь перед его носом. Но не Энстон.

Энстон стал ему другом. От него Лотос узнал, что за хорошо выполненную работу вообще-то полагаются деньги. Или, по крайней мере, «спасибо». Энстон просил, чтобы Лотос говорил ему «ты».

Сантариал как раз на этом не настаивал. Вернее, он мог бы настоять, если захотел бы ещё сильнее смутить гиганта. Но, видимо, решил, что не стоит усложнять отношения в самом начале. Архаики вообще были довольно сложными натурами: в них не было ни примитивной простоты обывателей, ни более утончённой простоты дворянства из окружения Магистра. Они были, что называется «вещи в себе» – Лотос когда-то слыхал о таком философском термине.

– Я этого не одобряю, – заявил Энстон.

– Ты их не знаешь.

– Лично их – нет. Но, видишь ли, мой жизненный опыт позволяет обобщать. Мне приходилось сталкиваться с архаиками. Все они были личности исключительные, каждый в своем роде. Но не стоит обманываться насчёт высших рас. Они могут лишь снисходить до нас, если соизволят, но никогда не позволят стать вровень с ними.

Чувствуя, что разговор намечается долгий, Лотос сел, пристроившись на самом краешке стула. Оглядел помещение конторы, успевшее стать ему родным, полки, заставленные кодексами, ячейки картотеки. Набрёл взглядом на папку с документами, которые намеревался разложить по номерам ячеек в соответствии с пометками юриста, но позабыл из-за таких-то событий… а ведь Энстон и не подумал укорять его за это! И Лотос невольно задумался, будет ли Сантариал настолько терпим к его просчётам.

– Об архаиках ходят слухи, с каждым годом всё больше. В местах, где они побывали, происходят странные вещи, – внезапно Энстон перешёл на шёпот. – Конечно, когда у наследницы королевства Эльна внезапно проходит неизлечимая болезнь, вряд ли кому-то придёт в голову задавать вопросы, однако… – он замолчал.

– Так это ж как раз нормально, – возразил гигант, не дождавшись продолжения. – Я хочу сказать, если есть кто-то, кто насылает неизлечимую хворь, должен быть и кто-то, кто эту хворь снимет! Разве не так в Немире поддерживается Равновесие?

– Лотос, Равновесие и справедливость – очень разные вещи, и когда-нибудь ты это поймёшь.

Прошла ещё минута растерянного молчания. Лотос вздохнул.

– Он похож на древних волшебников, о которых ты мне рассказывал, – выдавил гигант.